Страница 17 из 88
- Зато трехлинейка проста и надежна.
- И стоит меньше пятидесяти рублей.
- Правильно.
- О деньгах моя забота. И твоя тоже. Ты думаешь, для чего я народ набираю? Станочный парк такой большой? Полсотни гироскопов и энергетических установок для торпед я смогу сделать сам, с помощью привезенных сюда двух десятков инженеров, мастеров и рабочих. Для чего я двигатели выпускаю, примитивные, грубые, простые? Чтобы через год кто-то из этих рабочих сможет собирать моторы для катеров, настраивать их, ремонтировать. Через десять лет тут будет настоящий завод, не хуже столичного.
- Такой впечатление, что о своих железках ты можешь говорить дольше, чем сестры Рыбины о моде! - Рыжевский вдруг замолчал, и открыл рот, в глупейшей улыбке, - Боже мой! Какая женщина! Откуда она здесь?!
Николай так резко повернулся, забыв обо всех и всяких правилах приличий, что чуть не свалился со стула. Посреди зала замерла огненно рыжая, ослепительно прекрасная женщина, далеко не молодая, лет двадцати восьми - тридцати. "Уже не комсомолка", - мысленно повторил Николай присказку Бузова, пытаясь снять наваждение. Заклинание не подействовало, женщина казалась Ершову по-прежнему божественно красивой. Она достала длинную тонкую сигарету, вставленную в дорогой мундштук, сделала пару шагов, и попросила у Николая огоньку, по-английски. Ершов щелкнул зажигалкой, вызвав у незнакомки удивление, та чуть-чуть приподняла правую бровь.
- Ольга фон Штейн, - представилась.
- Ник .. Ершов, - запинаясь смог выговорить Николай, сглатывая слюну. Он покраснел от осознания сладострастного жара, охватившего его. Ольга одобрительно засмеялась
* * *
Николай не мог заснуть. Ольга лежала рядом, ее тело было совершенным, созданным для соблазна. Даже более чем совершенным, не холодно скульптурным, а волнующе живым. Богиня, спустившаяся на землю.
Светало, Ольга заснула, Николаю не спалось.
"Интересная особа эта Ольга фон Штейн, красавица-шпионка. По-английски она говорит с американским акцентом, похвалилась, что знает еще немецкий и французский. Завтра Клаудия, безусловно, узнает об этом маленьком приключении, и ... что будет! Слезы? Крики? Топанье ногами? Мордобой? Разрыв? Франческа встанет на её сторону. И всё же, устоять было невозможно, необыкновенная женщина! Чтобы "необыкновенная" женщина работала в грязной конторе, наподобие службы Оскара, нужны особые обстоятельства. Надо быть крайне осторожным, а лучше, держаться от нее подальше! Хотя, это выше человеческих сил!"
Николай повесил в шкаф, разбросанную по комнате, одежду Ольги, и спустился вниз. На кухне уже гремели сковородками повара, готовили постояльцам завтрак. Николая выпросил для себя стакан горячего чая с молоком, поднялся в номер и улегся на диване. От Ольги несло табаком, ночью её запах будоражил чувства, на рассвете раздражал и мешал спать.
Как только Николай задремал, ему почудились шаги: шлеп-шлеп. Заскрипели полы, хлопнула дверца шкафа.
- Ой, что это за прелесть, - начала тормошить Николая Ольга.
Она показывала ему вешалку.
- Вешалка для одежды. Скоро и Америка, и Европа будут пользоваться ими. Я разместил заказ на изготовление миллиона вешалок. Деревянные и проволочные, большие и маленькие, для богатых и не очень. Здесь они прижились в ателье и трактирах, удобно, экономят место.
- У тебя много чудесных вещей, "инженер". Зажигалка! Вешалка! Ты вчера обмолвился про электрический свет в доме. Это - большая редкость, - улыбнулась Ольга.
- В Мингородке электричество уже больше десяти лет, а торговый дом "Кунст и Альберс" освещает свой торговый центр, наверное, лет двадцать, если не больше, - заскромничал Николай.
- Преувеличиваешь, инженер! Двадцать лет назад электричества еще не существовало! - засмеялась Ольга немного хриплым, волнующим Николая, смехом, - Я делала покупки в самых фешенебельных магазинах Лувра, там хвастались, что "русский свет" зажегся у них лет пятнадцать назад.
- На Светланской улице расположен центральный офис. Не в Санкт-Петербурге, не в Москве, не в Гамбурге, Сиднее, Нью-Йорке или Париже, не в других тридцати городах, а именно здесь. Кунст и Альберс открыли здесь даже банк. Поэтому и "русский свет" зажегся раньше, чем в Лувре.
- Но телефонной станции в городе еще нет? - с надеждой спросила, удивленная прогрессом во Владивостоке, Ольга.
- Нет, - засмеялся Николай, и развел руками, - мы тут тоже, как дикари, обходимся посыльным.
* * *
Пить кофе в кондитерской в это утро Николаю не разрешили. Еще ночью, скакавшая на нем красотка, показывала чудеса выносливости. Утром Ольга исполняла роль нежной и хрупкой (с её-то прелестями) девушки, утомленной поездкой, погодой, отсутствием комфорта (это в лучшем номере, лучшего трактира). Она приняла ванну, накинула теплый махровый халат, запахнутый так, чтобы было видно не только её ноги, выпила, сваренный лично "её инженером" турецкий кофе (жалкую пародию на благоухающее чудо из кондитерской).
Весь день Ольга укорачивала поводок, а из ошейника делала строгий. Команду "голос" Николай выполнял еще не всегда, но общая тенденция прослеживалась. Тапочки в зубах он не приносил, но уже счастливо повизгивал при поглаживании. Казалось, к концу дня, ближе к обеду, Ершову удастся вырваться. Он объяснил свой отъезд срочными делами на заводе. Но не тут-то было.
Удивленная отсутствием Ершова на утреннем кофе в кондитерской, забеспокоилась Лиза. Пара неосторожных слов поручика, при допросе третьей степени, Фёклой Ивановной, и сестры воссоздали полную картину происшедшего.
- Полюбить Юлю Ершов боится, чтобы не показаться аморальным, а спать с американской потаскушкой считает допустимым?! - возмутилась Фёкла.
- Мерзкая тварь! - обругала неизвестно кого из двух любовников Лиза.
- Этому нужно положить конец, - решила Фёкла.
Поручика послали в трактир, вызвать Ершова на допрос к сестрам (пардон, на обед к капитану Рыбину).
Ольга не захотела отпускать Николая одного и поехала с ним.
Поручик трусливо сбежал, сообщил, что задержится, опоздает к обеду.
* * *
Лиза испепеляла взглядом "рыжую бесстыдную распутницу", её присутствие не было предусмотрено сценарием. Ольга с иронией воспринимала негодование девушки. Капитан усмехался в свои роскошные усы. Фёкла старалась оставаться спокойной, но именно она подпустила первую шпильку, на довольно неплохом французском, которого Ершов не знал.
- Фрау Штейн, Вы к нам из самого Берлина пожаловали?
- Фройляйн, - поправила Ольга, и уточнила, - из "самой" Вены.
- Ах, извините, я невольно ошиблась.