Страница 25 из 65
— Мы можем посещать свой астролет? — вмешался в разговор я, так как с тревогой обнаружил, что «Урании» на крыше Грозы не видно.
Элц мельком посмотрел на меня:
— Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.
— В музее?!! — разом воскликнули мы.
В мозгу лихорадочно пронеслись мысли, навеянные книгами фантастов: о вечном плене, о разумных, но бессмысленно жестоких существах других миров, о том, что придется навсегда распроститься с надеждой снова увидеть Землю…
— Вы не имели права распоряжаться чужим кораблем! — в бешенстве закричал я.
Элц даже не пошевельнулся, только его глаза вдруг засветились холодно-холодно, словно в них был абсолютный нуль температур. Я бесстрашно глянул в глубину его белесых зрачков, и мне стало не по себе. Какие-то непонятные, но отнюдь не доброжелательные мысли пробегали в этих чужих, неземных глазах.
Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Петр Михайлович перевел разговор на другую тему:
— Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?
— Передать сообщение? — повторил Элц, все еще пронзительно разглядывая меня. — Конечно, можно. Но только… Какой в этом смысл?
Я почувствовал, что Петр Михайлович внутренне напрягся:
— Вы не хотите передать сообщение?
— Не в том дело, — безжизненно улыбнулся грианин. — Всепланетный излучатель электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время. Но ты сказал: до Земли девять тысяч двести парсеков, а это значит, что ваше сообщение получат только через тридцать тысяч лет. Есть ли смысл посылать?
— Вот как… — Петр Михайлович разочарованно потер переносицу. — А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть «световой предел» и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.
— Что ты называешь скоростью света?
Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.
Элц снова усмехнулся:
— Неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.
— То есть как это неправильно? — сказал академик тоном оскорбленного самолюбия.
— Ваша скорость света — лишь усредненное значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействий во всеобщем мезополе. [7]Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из таких пределов является скорость распространения тяжелой энергии.
— Нет, ты видел! — радостно обернулся ко мне Петр Михайлович. — Их представление почти совпадает с теорией тяготения, разработанной нами в Академии!..
Я с огромным интересом слушал Элца, ибо каждое слово грианина о всеобщем мезополе было для меня откровением. Да, вероятно, и для Петра Михайловича.
— Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью больше скорости света? — еще раз переспросил Самойлов.
— Нет, еще не умеем. Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…
Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую он не хотел открыть нам. Правда, в тот момент я не обратил особого внимания на это обстоятельство, но оно четко всплыло в памяти впоследствии, когда мы встретились с метагалактианами.
Часть вторая
ГРИАДА
Глава первая
«ЗОЛОТОЙ ВЕК» НА ГРИАДЕ
Лениво покружив над восточной окраиной Трозы, аппарат опустился на площадку перед величественным уступчатым зданием, которое окружали километровые мачты параболоидных антенн. Пошел третий месяц (по привычке считаю на земной лад) с тех пор, как мы в Трозе. Все это время пришлось провести в обществе назойливых грианских ученых, упражняться в программировании, отвечать на многочисленные вопросы. Все это интересно, но уже страшно надоело. А Самойлову хоть бы что: он готов целыми сутками пережевывать с грианскими онфосами (так здесь называют физиков) свою теорию пространства — времени — тяготения.
Эта теория преследует меня даже во сне. Вчера, например, видел сон: как будто меня посадили в клетку, сплошь унизанную острыми зубьями. Стараюсь сжаться в комок, но зубья грозно надвигаются. Оказывается, это не зубья, а ряды тензорных уравнений, на языке которых академик «слагает стихи» о своем любимом тяготении. Они обвиваются вокруг меня, словно удавы, и душат… душат… Задыхаюсь, пытаюсь крикнуть… Все пропадает, но тяготение усиливается. Что такое? Вокруг меня — океаны ослепительно-белого огня. Где же клетка? «Мы уже не в клетке, — смеется неведомо откуда взявшийся Петр Михайлович и подмигивает левым глазом, — мы на поверхности белого карлика. Я специально прилетел сюда: здесь прекрасная естественная лаборатория для изучения тяготения. Чувствуешь, какая гравитация? В миллион раз сильнее, чем на Земле». Чудовищная сила тяжести прижимает меня к раскаленной почве и неудержимо влечет к центру звезды. Я чувствую, что сейчас буду раздавлен в блин и… просыпаюсь в холодном поту.
Ни о чем не спрашивая, послушно следуем за своими «опекунами» и вскоре попадаем в сферический зал, где во всю стену высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда.
Это один из помощников Элца, двухметровый детина.
Он мне не нравится. У него неприятные глаза и огромный нос, вся его черно-бронзовая физиономия производит отталкивающее впечатление. Убежден, что ему незнакомы чувства, хотя бы отдаленно похожие на человеческие. Этот грианин — олицетворение голого разума. Странно видеть холодное, безжизненное лицо Югда, пытающееся изобразить приветливость. Оно скорее напоминает маску, а улыбка — гримасу. Я давно понял, что грианам незнакомы улыбка и смех.
Просто они пытаются подражать нам.
— Здесь Главный телецентр планеты, — поясняет Югд. — Сейчас вас будет изучать население Гриады.
Слово «изучать» неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:
— Подопытный кролик номер два — бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь на задних лапках…
— Повернитесь! — командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.
Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Академик выпячивает нижнюю губу, собираясь, вероятно, уговаривать меня. Но Югд так свирепо смотрит, что по коже пробегает мороз. Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, подтрунивая над собой и академиком.
— Представляю наши глупо улыбающиеся физиономии на экранах бесчисленных телевизоров планеты, — говорю я Самойлову.
— На Земле мы точно так же изучали бы обитателей другого мира. И ты первый стремился бы рассмотреть, их получше.
Петр Михайлович прав, и я молчу. После «изучения» нам любезно предложили один из теле-аппаратов для обзора планеты. Шаг за шагом знакомимся с необычайным миром Гриады. Особенно запомнилось мне северное побережье Фиолетового океана. На экране нескончаемой чередой плывут огромные города под такими же, как над Трозой, прозрачными крышами из особого рода поляроида, [8]научные центры, роскошные виллы, стадионы и цирки. Желтовато-белые здания все той же странной уступчатой архитектуры утопают в буйной тропической растительности. По-видимому, побережье служит местом отдыха. По роскошным аллеям прогуливаются группы гриан; на открытых террасах, спускающихся прямо к морю, гриане загорают. Они, очевидно, хотят, чтобы их и без того черно-бронзовая кожа стала под палящими лучами солнца и центра Галактики еще темнее. Время от времени гриане уходят под навесы. Видимо, даже их организм не может долго выдерживать неимоверный зной. Иногда мы слышим звуки какой-то странной, но довольно ритмичной музыки. Она непривычна для нашего слуха и утомляет нагромождением высоких нот. Ландшафт побережья рельефно выделяется на фоне неправдоподобно фиолетового моря, простор которого так и манит к себе.
7
Всеобщее мезополе — единое силовое поле Вселенной. Тяготение и электромагнетизм, по предположению ученых, являются различными формами проявления единого мезополя.
8
Поляроид — прозрачный материал, пропускающий лучи света под строго определенным углом.