Страница 11 из 15
— А где же мне учиться?
— Если учиться, ступай в полковую школу. Как раз она при восьмой роте. Поди спроси съезжую избу осьмой роты. Там тебе все объяснят толком.
Александр хотел идти.
— Постой-ка! — остановил его старик. — Да у тебя есть в полку рука?
— Есть… Премьер-майор Соковнин Никита, моего батюшки приятель…
— Соковнин? Премьер-майор? — воскликнул старик, встав с табурета.
Все писаря вдруг поднялись от стола, вытянулись в струнку и повернулись к Александру.
Старик встал из-за стола, заложив за ухо перо, одернулся, подошел к закрытой двери и стукнул в нее, приклонив голову.
Смех и говор за дверью утихли. Старик приоткрыл дверь, протеснился туда бочком.
Писаря расселись по табуретам за столами, зашуршали бумагами, заскрипели перьями.
Половинка двери распахнулась, Акинф Петрович, выйдя, крикнул торжественно:
— Солдат Суворов, к премьер-майору…
Он пропустил Александра, закрыл за ним дверь и погрозил пальцем писарям.
В большой комнате, куда вошел Александр, облаком плавал трубочный дым. В углу, одетые в чехлы, стояли в стойке четыре знамени.
Прямо от входа, за большим столом, крытым зеленым сукном, сидел прямой и статный офицер, затянутый в мундир. Вокруг стола, в расстегнутых мундирах, молодежь покуривала трубки.
— Здорово, богатырь! — улыбаясь Александру глазами, молвил Соковнин.
— Здравствуйте, сударь! — ответил, кланяясь, Александр.
Все рассмеялись.
— Не так, не так отвечаешь! — поправил Соковнин, разглядывая Александра. — Надо стоять прямо и отвечать: «Здравия желаю, ваше высокородие!» Как здоровье батюшки?
— Очень хорошо. И вам того же желаем, ваше высокородие! — вытягиваясь, ответил Александр.
Соковнин улыбнулся:
— Вижу, из тебя выйдет бравый солдат. Поди ко мне ближе. Это Василий Иванович тебя в полк послал?
— Нет, я сам, господин премьер-майор.
— Давно ли в Москву возвратились?
— Сегодня утром, сударь.
— Вот как! И ты прямо в полк явился? Достойно похвалы. Чего ж ты хочешь?
— Нести службу ее величества, господин премьер-майор.
— Так тебе ж, красавец, надо сначала учиться. Если хочешь, я тебя велю записать в полковую школу… Акинф Петрович! — крикнул Соковнин.
На зов его вошел старик. Он стоял у двери навытяжку.
— Вели записать солдата Суворова в полковую школу, в солдатский класс. Да погоди-ка. Ганнибал Абрам Петрович сказывал мне, что ты, Суворов, горазд в науках. Уж не записать ли тебя прямо в инженерный класс?
— Нет, сударь, сначала в солдатский класс.
— Быть по-твоему. Там и сверстники твои сидят. А теперь ступай домой.
— А сейчас в школу нельзя?
— Сейчас? Ну что ж, охота пуще неволи. Акинф Петрович, вели его проводить в школу…
— Конь у меня, — вспомнил Александр.
— Ты на коне? Коня поставь в денник.[16] Акинф Петрович, распорядись. Прощай, солдат! Служи, учись!
Александр поклонился.
— Говори: «Счастливо оставаться», — шепнул Александру Акинф Петрович.
— Счастливо оставаться, господин премьер-майор!
Соковнин кивком отпустил Александра.
После его выхода из присутствия там снова поднялись смех и говор.
В канцелярии Акинф Петрович приказал:
— Иванов!
— Есть!
— Отведи солдата Суворова в полковую школу, в солдатский класс. Скажи Бухгольцу — Соковнин приказал. Коня Суворова поставить в денник гренадерской роты. Дать овса. Вычистить. Осмотреть подковы.
— Он у меня не кован, — сказал Александр. — Из деревни…
— Не кован — подковать.
— Слушаю. Идем.
Писарь взял Александра за руку и повел из канцелярии вниз.
Караульные в сенях по-прежнему бились в шашки. Увидев Александра, первый караульный сказал:
— Ага! Что я тебе говорил: наверх не ходить… Вот тебя сейчас и взгреют.
Писарь на ходу крикнул:
— Евонный родитель премьер-майору друг и приятель…
— Вот те на! — воскликнул второй караульный. — Так ты ему, милый, не сказал, чаю, что я тебя за ухо драл?
— Сказал, — не останавливаясь, ответил Александр.
— Так! Стало быть, не тебя, а меня взгреют! — И, оборотясь к доске, караульный прибавил: — Тебе ходить.
На дворе Александр показал писарю Шермака. Некормленный конь грыз железную обивку коновязи, «тебенюя» копытом.
— Вели, дяденька, напоить коня. Я его прямо с ходу взял…
— Ладно. Чего ты ездишь на неоседланном коне? Без седла и коню и всаднику тяжелей. Эх ты, деревня! Идем!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Полковая школа
Полковая школа, куда писарь привел Александра Суворова, помещалась в новой просторной двухэтажной избе.
Писарь ввел Александра прямо в солдатский класс, где шел урок арифметики. Александр увидел перед собой несколько некрашеных длинных столов; за столами на скамьях сидели ученики. Тут были и мальчики в вольных платьях и взрослые солдаты. Ученики скрипели грифелями по аспидной доске. Меж столов расхаживал учитель в зеленом мундире. Размахивая ферулой,[17] он диктовал задачу:
— Биль три бочка, полный вина. Один из них пустой. Две полный. Один тридцать ведра. Второй пятнадцать ведра. Третий десять ведра. Написаль? Десять ведра третий бочка. Написаль? Пустой бочка биль тридцать ведра. Так… Ты зашем пришель? — ткнув писаря в грудь ферулой, спросил учитель.
— По приказанию господина премьер-майора Соковнина пришел определить в школу солдата Суворова.
Учитель легонько ударил Суворова ферулой по темени и воскликнул:
— O dummer Kerl![18] Какой ты есть зольдат?
— Gewiss, ich bin ein Soldat![19]
— Um Gottes willen! Er spricht deutscn![20]
— Nicht viel, mein geehrter Herr![21]
— О, карош малшишка! Где тебе сесть? Ты такой малый. Сдесь!
Учитель указал ферулой на одну из скамей.
Взглянув туда, Александр радостно воскликнул:
— Прошка! Дубасов!
— Кому Прошка, а тебе еще Прохор Иванович, — буркнул густым басом огромный солдат.
Он подвинулся на скамье, чтобы дать Александру место. Суворов сел между ним и его розовощеким, упитанным соседом.
Схватив Прошку за руку, Суворов пытался ее пожать.
— Смотри не раздави, — усмехнулся Прошка, не отнимая железной руки.
— Так вы суть камраден?! — воскликнул учитель.
— Stimmt![22] — ответил Прошка, опускаясь рядом с Александром на скамью.
— Марш! — махнул учитель в сторону писаря ферулой. — Дубасов!
Дубасов встал.
— И ты, Сувор! Всталь!
Суворов молча встал вместе с Прошкой. Он был ему едва по пояс. Все ученики оборотились в сторону Суворова и Дубасова.
— Сувор! Всталь auf der Bank.[23]
Александр вскочил на скамью.
В классе раздались смешки: теперь голова Александра оказалась чуть выше плеча Прошки Дубасова.
— Все еще не хваталь! — причмокнул, пожалев, учитель, становясь перед Дубасовым. — Смотрель, киндер! Этот — высокий, и этот — низкий. Этот чердак очень высоко. Чердак хозяин никогда не ставиль хороший мебель. Разный хлам. Пустой…
Учитель потянулся и постучал ферулой по лбу Прошки, приговаривая:
— Бум! Бум! Бум! Пустой, как винный бочка.
Среди учеников несколько человек угодливо засмеялись. Особенно старательно смеялся визгливым голоском розовощекий сосед Суворова справа — парень лет пятнадцати, одетый богато, с кисейными брыжами на рукавах кафтана. Дубасов молча исподлобья смотрел на учителя. Бухгольц продолжал, издеваясь:
— Он был Берлин, был Потсдам. Он видел кайзер Фридрих-Вильгельм der Grosse[24] теперь кайзер там, — учитель показал линейкой вниз, — темный, сырой могил…
16
Денник — просторное стойло в конюшне, где лошадь стоит без привязи.
17
Ферула — линейка, при помощи которой «учили» непонятливых учеников.
18
О глупец!
19
Конечно, я солдат!
20
Боже! Он говорит по-немецки!
21
Немного, милостивый государь!
22
Определенно!
23
Встань на скамью.
24
Великий.