Страница 14 из 15
– Господи, я не верю своему счастью! В кои-то веки жена мне предлагает выпить! – обрадовался Гена. – Давай сюда рюмки. Галя, а ты что будешь?
– Вина чуть-чуть, – снова принялась жеманничать Галя.
«Воображуля, ломака, сама налопалась от пуза сала с чесноком, бараниной залакировала, потом догналась пирожками, и надо же, сидит, придуривает, вина ей подавай!» Алла хоть и злорадствовала, но у нее стало полегче на душе. Она с удовлетворением отметила, что Галин жантильный животик от обильной еды налился спелым арбузом. Генино отвисшее пузо мало волновало жену. «Пусть трескает все, что хочет и сколько в него влезет, я позже выколочу из него весь жир».
День незаметно перевалил за вторую половину, близился вечер. Застолье продолжалось. Алла еле стояла на ногах, но ее мысли-скакуны летели в одном направлении, не раздрыгиваясь по сторонам: «Агеевна все правильно насоветовала, дескать, прикормить надо разлучницу, упоить ее, ублажить, чтобы юбка у нее по швам полезла. Отличная бабка Агеевна, зря я на нее наехала, зря! Хоть научила меня уму-разуму».
Так и повелось отныне: Алла – у плиты, Галя с Геной – за столом.
– Алла, ну присядь на минутку, с нами интересно, – умоляла Галя, хватаясь за Аллин фартук.
«Ишь, как запела, дескать, интересно с нами, а вот шиш тебе, мне нельзя с вами рассиживаться, Агеевна велела, чтобы я с ног сбилась вас ублажаючи, вот я и ношусь, как умалишенная», – мысленно свирепствовала Алла, нежными движениями высвобождая фартук из Галиных рук, а вслух продолжала гнуть свою линию:
– Ешьте-ешьте, а ты, Генусик, рюмки-то освежай! – И спешила к плите.
Вся кухня была заставлена кастрюлями, сковородами, латочками, жаровнями и противнями. Повсюду высились горы продуктов. Алла завела на даче два холодильника (лишь бы отвадить соперницу), которые громко урчали и кряхтели, замораживая и сохраняя продукты впрок.
К середине августа муж с подругой заметно округлились. Оба лениво сидели в шезлонгах и вяло переговаривались. Ушли в никуда разговоры о философии и литературе, закончились стихи, сошли на нет дискуссии и споры. Недоколотые дрова безнадежно валялись у ворот, прохожие сельчане тихонько прихватывали по полешку «на ход ноги», не догадываясь, что за ними зорко следит хозяйкин взгляд. «Всех достану, гады проклятые, все дрова обратно принесете, а этих красавцев, как свиней откормлю!» – вихрем проносилось в Аллиной голове, когда она с подносами выбегала на летнюю веранду.
Незаметно прошло лето. Потихоньку стали накрапывать дожди, обещая, что совсем скоро начнутся затяжные, осенние. В конце августа безнадежно растолстевшая Галя бесследно исчезла. Она не звонила, сотовый не отвечал. Гена продолжал обжираться в одиночку. Алла уже подумывала, как бы поубавить ему рацион: «А то еще заболеет, диабет какой-нибудь подхватит, возись с ним потом. Экий боров жирный! Пора переводить его в другой режим».
– Ген, а почему к нам Галя перестала ездить? – сказала Алла, подливая водку в опустевшую рюмку.
– А она домик себе купила, в Карташевской, совсем недорого, и кредит не понадобился, – сообщил муж и вновь погрузился в поглощение пиши.
Алла внутренне возликовала и тут же вылила водку обратно в бутылку. «Все жалобилась, что средств у нее нет, дескать, одинокая, на жизнь не хватает… сразу денежки нашлись. Все, кончились мои мучения. Полный каюк разлучнице! Пусть диетничает в своей Карташевской».
– Хватит пить, иди-ка с дровами разберись, вон они, до сих пор у дороги валяются. Люди половину уже по домам разнесли, – ее голос звучал сухо и неприязненно, глаза завострились, как концы у лыжных палок. Гена встрепенулся, посмотрел на жену…
Он поднялся, послушно сходил в сарай, взял топор, и вскоре из-за забора раздался методичный стук. «Агеевна была права, напрасно я ей тогда денег пожалела, старушка, голодает, наверное», – деловито размышляла Алла, убирая стол с веранды. Кастрюли и сковороды надолго залегли на дно кухонного шкафа. Оставшиеся продукты Алла спрятала в морозилку, отключила второй холодильник и легла в гамак.
– Ген, а здесь есть почта? – крикнула она, лениво приподняв голову.
Муж тупо и методично стучал топором по суковатому пню. Тот не поддавался.
– Есть, – наконец отозвался он.
– Вот вам адрес, вот деньги, отправьте срочный перевод! – Алла протянула в окошечко старую газету с адресом и деньги.
– А кому отправить? – спросила девушка из «окошечка», растерянно теребя пятисотенную купюру.
– Как это кому? Агеевне, кому же еще…
С умиротворенным сердцем возвращалась Алла на дачный участок. Отвадила-отвадила-отвадила. Спасла семью. Спасибо Агеевне, научила уму-разуму. Старуха рекомендовала кормить и поить подругу Галю до отвала, чтобы у разлучницы брюхо выросло. Хорошо, что послушалась старуху, в итоге разлучница вместе с брюхом отвалила по другую сторону от железной дороги. Нам с боевыми подругами не по пути!
Женщина-победительница шла по улице, размахивая натруженными руками с алыми ногтями. Издалека казалось, что руки у нее в крови.
Странная свадьба
Она взяла его лицо в полукольцо ладоней. Они стояли на лестнице, женщина – на ступеньку выше. У нее утонченное лицо, подчеркнутое легким макияжем, завитки волос на щеках, высокие скулы овеяны ароматом любви. Бежевые перчатки до локтей, платье кофе с молоком, высокая прическа. Он высокий, сутулится, слегка смущен.
На парадной лестнице Дворца бракосочетаний сегодня много народу. Все-таки сочетаться браком удобнее в выходной день. Несколько свадеб выходит одновременно из трех дверей. Организаторы точны в действиях, толпы гостей и приглашенных проходят строго по расписанию: пока одна свадьба направляется по лестнице, вторая уже скрывается за высокими дверями, а третья скромно ожидает окончания церемонии предыдущей, выглядывая десятками глаз из-за полуоткрытых дверей. Юные пары раскованны и открыты чувствам, на возбужденных лицах пляшет радость: наконец-то они обрели законные права друг на друга. Гости спешат за молодыми, стараясь соблюсти необходимую для этих случаев торжественность.
А двое на лестнице застыли на ступеньках, ничего не замечая вокруг, будто невзначай переместились в другое измерение, где никого рядом нет, только они, ведь мир существует для влюбленных, а их всегда только двое. Рядом кипит предсвадебная сумятица, но они выше суеты. Все происходящее в зоне действия плавно обтекает мужчину и женщину, изо всех сил пытающихся задержать в вечности сладкое мгновение.
Она все еще держит его лицо в полукольце своих ладоней. Фотограф суетливо поправляет ей прядь волос, чтобы сделать удачный снимок, но она не обращает внимания, будто это не ее касаются чужие пальцы. Словно вокруг никого нет. Дворец пуст. Ни одного живого человека в ближайшем окружении. Только она и он. Он и она. Руки в длинных перчатках, сложенные в изящный замок, нежно и крепко удерживают краткий миг.
Они смотрят друг на друга испытующими взглядами, будто спрашивают самих себя: правы ли они, вступив на одну ковровую дорожку наравне с юными и наивными, ведь любое начинающее поколение всегда остается юным и невинным, несмотря на неуклюжую «продвинутость».
Она без слов спрашивает его, застыв в ожидании ответа, а он словно прислушивается к себе, ведь в ней он не сомневается. И у него сомнений больше нет. Он мысленно говорит ей об этом. Они разговаривают глазами. Когда-то они уже проходили все это. У них были свадьбы и поцелуи, радость на лицах и восторги, невинность и наивность, но все это было в прошлом, давным-давно. Они уже забыли об этом, будто все происходило не с ними. Сейчас у них другая свадьба. В красивом дворце, с нарядной лестницей.
Этот дом принадлежал когда-то очень знатному человеку. Никита Всеволодович Всеволожский, хозяин дворца, был другом Пушкина, они вместе служили в Коллегии иностранных дел. Она тоже здесь, неподалеку, через два дома, под номером тридцать четвертым по Английской набережной. В этом доме бывал юный Пушкин. Здесь танцевали и влюблялись, страдали и любили. Под высокими потолками до сих пор витает дух людей из прошлого, они позаботились о будущем, оставив свои нетленные чувства благодарным потомкам в качестве свадебного подарка.