Страница 49 из 78
Иосифу стало не по себе: в вопросе было не много такта. Но юноша умел держать себя в руках, усмехнувшись, он подчеркнуто вежливо наклонил голову:
— До второго класса мы жили вне общины… Мои братья родились уже здесь. Сейчас они в интернате. Звонят родителям ежедневно, часто приходят домой, но еще чаще родители навещают их… Это, конечно, не самая идеальная система устройства семьи. Наше поколение, закрепив новую мораль и двинув выше экономику, пожалуй, создаст более совершенную… Братья не хотели вначале ходить в детский сад. Старший плакал, уходя даже на полдня. А потом ему понравилось, он уже рвался в сад — там интереснее и полезнее проходит время… Община вырабатывает в людях самостоятельность, даже автономность. Хотя мы привыкаем к высокому уровню жизни, к труду и творчеству в спокойной обстановке, каждый в состоянии жить и работать вне общины, пользуясь деньгами и всеми незрелыми отношениями, построенными на выгоде и преобладании… Тем не менее все мы постоянно сознаем, что кроме общины у нас есть еще святыня — семья, родители… Отец и мать для меня — друзья, единомышленники, люди, которые не только всегда поймут, но и сделают все, чтобы помочь…
Иосиф гордился толковым сверстником, был доволен его ответами, но что-то защемило в груди, обида или досада, — подумалось, что все проблемы жизни — вечные, но те, что приходится решать ему, Иосифу, порою слишком унизительны, хотя, конечно, люди жили гораздо хуже и проблемы их были еще запутанней и неразрешимей.
«По крайней мере, здесь, в общине, найдено средство гармонизации отношений между родителями, и это, конечно, очень важно для детей — знать, что отец и мать дружат, никогда не ссорятся, не оскорбляют один другого, что дом был и остается святым…»
Видимо, других людей тоже интересовала эта проблема, потому что, нагнав группу, Иосиф услыхал слова Люси:
— …Положение семьи находилось на грани катастрофы. Семья — зеркало, где сходятся лучи всех общественных недостатков. Более половины семей распадалось, положение в оставшихся двух третях было вопиющим: вражда, война на истощение, которая уже сама по себе загоняла общество в тупик, разрушала его творческий, созидательный потенциал… Спрашиваете, отчего не расходились и эти? Оттого, что негде было жить, некуда было деть детей, не было вообще никаких иных вариантов существования, никакой отдушины, кроме дикого самогубства — пьянства и нравственного падения. Миллионы людей губили в себе человека из-за семейных неурядиц… Община поставила заслон губительному, разрушающему процессу: мы принимаем пока не каждого из желающих, а отбираем людей, как команду на корабль, берем только тех, которые готовы вместе с нами к долгому и успешному плаванию… За последние шесть лет у нас не распалась ни единая семья, хотя условия для супружеской свободы вполне подходящие: если испортился климат и невозможно уже договориться, супруги могут в тот же день расселиться в такое же точно жилье — для холостых… И дети не особенно потеряют, поскольку родителей не освобождают от общей ответственности по воспитанию детей.
В группе стали шутить.
— Я бы только тем и занимался, что женился бы да разводился, — сказал коротышка-американец.
— Все это прекрасно, разрешает многие проблемы, но все же не идеал, — сказал сотрудник Российской академии.
— Не идеал, — согласилась Люся. — Идеал наш, конечно, гораздо выше того, что мы осуществили. Мы развели конфликтующую семью по сторонам. Но вообще мы хотим, проводя демографическое планирование, собрать под одной крышей все три поколения — так жили традиционно в нашем народе. Это оздоровит психическую жизнь каждого поколения. Представляете: вместе — при полной возможности уединения?..
По дороге к «товарному центру» общины опять проходили мимо стадиона и столовой.
«А не пошутил ли доктор Шубов?» — подумал Иосиф. И только подумал, глядь, катит на велосипеде какой-то тип. Не доезжая до группы, остановился на обочине и смотрит.
«Чернявый?..»
Чувствуя щупальцы ненавидящих глаз, Иосиф смело направился к своему противнику.
Взоры скрестились, как шпаги.
— Узнал? — прохрипел двойник отравившегося полицейского.
— Хочешь, я скажу людям, кто ты такой?
Двойник зловеще рассмеялся:
— Люди не поверят, и я доставлю тебя в медицинский пункт, где и забальзамирую, сделав необходимый укол. Тебе уже не уйти.
— Я принял вызов и не уступлю. Ты ведь силен только там, где тебя боятся.
— Придет час, затрясешься, — злобно прошипел двойник, толкнул велосипед и, вскочив на него, заторопился прочь, озираясь, словно ожидая погони или выстрела.
— Кто такой? — спросили в группе.
Люся пожала плечами.
— Это не общинник, нет… Кажется, подменный медицинский работник. Вчера у нас неожиданно скончался терапевт. Вообще-то мы не пользуемся услугами вольнонаемных, но тут ситуация оказалась безвыходной — разгар эпидемии гриппа. Облздравотдел порекомендовал своего лучшего специалиста. Возможно, это он…
«Не этот ли тип виноват в смерти терапевта?» — предположил Иосиф.
Зная, что предстоит померяться силами, Иосиф раздумывал о том, имеет ли он право обратиться за помощью к общинникам.
Занятый своими мыслями, он уже не особенно вникал в объяснения, которые давала Люся. Они только усиливали досаду: вот, люди построили и успешно испытали совершенно новую модель социального быта, впервые исключавшую проникновение в этот быт бездельников и эксплуататоров…
Осматривали «форум», внушительное сооружение, предназначенное для общих собраний.
Круглое, под куполом, оно походило на римский цирк: в самом низу находился стол председателя собрания и место для секретаря. Вокруг стола, поднимаясь все выше и выше, шли скамьи для общинников.
— …Существующие типы демократии превозносятся пропагандой как вершина справедливости, но это, конечно, ложь. Все демократии обслуживают свой тип несправедливого общества, и народ, хотя и голосует, остается постоянно жертвой сговорившейся кучки. Его властью пользуются демагоги, преследующие свои цели. Люди обычно не задумываются над тем, что они не свободны прежде всего в выборе кандидатов…