Страница 18 из 78
Иосиф ничего не понимал.
— А скажи, любезный, отчего тут кругом полно воров?
— То не воры, — отвечал словоохотливый возница, не поворачивая головы. — То служащие королевской таможни. Честные все люди, свободные граждане, занятые свободным личным трудом. Цоб-цобе!..
Иосиф боялся упустить что-либо важное, рассматривая город.
В центре, на вершине холма стояло угрюмое здание, напоминавшее крепость. Это была тюрьма.
— А это что за дома? — Иосиф указал на особняки, утопавшие в экзотической зелени.
— «Дома мысли», жилища советников короля-губернатора.
— Их много.
— Много. Иначе правление не было бы «самым мудрым». На каждый десяток аборигенов приходится два советника… Они умеют выколотить положенное — натурой, деньгами и изложением мысли.
— «Изложением мысли»? Что за чепуха?
— Не чепуха, а главный признак великой демократии. Каждый должен насобачиться в правильных речах по любому поводу: ветреной погоды, прыщей на носу, любви к родным полам и паласам… Натуральный налог побуждает выращивать огурцы, разводить кроликов и т.п. Денежный — заставляет продавать произведенные продукты советникам, которые владеют деньгами и перепродают купленное за границу. Ну, а налог изложением мысли закрепляет пламенное почтение к королю-губернатору. Неплательщиков у нас сажают в тюрьму или казнят.
— Если все заняты производительным трудом да еще упражняются в сдаче экзаменов на правильные мысли, у вас должно быть богатое общество, — с иронией сказал Иосиф.
— Ну, конечно, — кивнул возница. — Всякое богатое общество богато прежде всего бедностью. Чтобы получились большие деньги, надо их собрать по копейке и сложить в одни руки… В нашей стране мало дождей, оттого мы быстро роем землянки и не покрываем их крышей. Во-первых, всегда свежий воздух, во-вторых, всякому видно, что происходит у соседа, и полицейские не обременяются вербовкой доносчиков, — сами патрулируют по дорожкам. А ночью светят фонариками… Удобства, кругом удобства. Вдруг, например, убежал из тюрьмы заключенный. Где он может спрятаться, если кругом заборы? Нигде, только в землянке. А так как кровати не предусмотрены — где ж на всех напасешься? — и одеял, конечно, нет, то полицейский, включив фонарик, тотчас видит, где свояк, где чужак. И тогда следует изъятие грешника. Хозяин землянки, где найден беглец, получает сто ударов розгами и пять скублонов штрафа.
— Скублоны? — вспомнил Иосиф. — Ты бы показал мне, что это такое. Хотя бы один скублон.
Возница присвистнул.
— Если бы я сам видел, что это такое!.. Никто не знает, никто не видел. Только советники, ученый персонал. Скублоны, говорят, можно переводить на золото. Народ хотя и речистый, все же пока малограмотный, покрадет скублоны-то, ежели ему доверить. Вот и записывают на бумажках: причитается столько-то скублонов. Ну, и ты отрабатываешь. Цены тебе не известны, зато известны советникам. Так придумал король-губернатор. Широчайшей и глубочайшей мысли человек! Семи пядей во лбу, хотя, честно говоря, я его, как и скублон, живьем не видел. Показывают по телевизору, что на главной площади города, но только со спины. Боятся покушения. Убьют короля, развалится королевство…
Подъехали к тюремному зданию. Иосиф в сердцах сказал:
— Смеешься надо мной, человек! Или нарочно приставлен, чтобы смутить мой дух белибердой.
— Сначала все так говорят, — кивнул возница. — А которых мне приходится везти дальше, те уже не спорят — молчат…
Пока тюремщики в ярко-желтых штанах и куртках снимали цепь, Иосиф успел разглядеть, что улицы вокруг безлюдны, тени от домов очень темные, почти непроницаемые, а редкие птицы величиной с ворону совершенно не машут крыльями и оставляют за собой в воздухе какой-то след…
Над парадным тюремным входом пламенела аршинная вывеска: «Братство всеобщих сердец».
По сторонам сопели тюремщики, сзади бряцал шашкой стражник.
Железные двери отворились легко, без скрипа. Входя в огромный зал, в прошлом, видимо, храм, Иосиф подумал, что неограниченное желание свободы и счастья одними людьми непременно оборачивается для большинства других людей несвободой и бедой. «Откуда знали об этом наши пращуры, о которых мы думаем как о диких полулюдях? Глупости было и там немало, но разве ее стало меньше по прошествии веков?..» Гулкие коридоры, многочисленные двери, все новые и новые группы стражников — Иосиф был, как во сне, пока, наконец, не очутился в грязной и вонючей камере.
На нижних нарах лежал человек.
— Турист? — спросил он.
— Меня ограбили и посадили за то, что я был голым.
— Веская причина.
Заключенный мог быть провокатором, однако сознание правоты толкало Иосифа на откровенность. «Пусть видит, что у меня нет двойного дна…»
— Меня пообещали выпустить, если я раздобуду пятьдесят скублонов.
Узник хрипло рассмеялся.
— Мы приговорены к вечному заключению.
— Мне обещали. Режим называет себя «самым демократическим».
— Он и есть «самый демократический». Просто мы не входим в число демократов. Эти должности заняты советниками короля… Нас посадили для того, чтобы советники спокойно пользовались своей демократией. Наше заточение приносит им колоссальные прибыли: они установили поголовный налог «на содержание заключенных», угрожая в противном случае переработать узников на компост. А это чьи-то отцы, матери, дети… Кстати, приговоренных к смерти ожидает именно такая участь. Компост из человеческих тел — главная статья государственного экспорта.
— Какой экспорт, если в страну не ведет ни одна дорога? По крайней мере, с юго-востока… Правда, я видел в пустыне странный караван. Купцы везли дубинки и наручники.
— Выходит, вы кое-что видели, — сказал человек. — Другим не случается увидеть и этого… Караваны иноземцев поддерживают ложь о нашем процветающем государстве. Но что они увозят отсюда? Наших детей… Все больше тех, кто не в состоянии выплатить налоги. Они платят детьми. Это морально добивает народ. Он вымирает, равнодушный уже ко всему на свете… Его задушили законами. Законы оказались страшнее всех пыток и жестокостей прошлого. Советники обставили «законами» всю нашу жизнь — с пеленок до гроба, так что человеку некогда ни вздохнуть, ни разогнуться: нужно постоянно думать об исполнении закона или об уплате штрафа за неисполненный закон. В этом вся наша жизнь… У нас кругом законы: о плевании, о сморкании, о чихании, даже о ношении каких-то фетровых шляп. Как посмотреть, как сесть, как стоять, как говорить, как молчать — на все свои законы. Советники короля требуют их неукоснительного и ежеминутного исполнения… Разговаривая с вами, я нарушил, по крайней мере, сотню законов и должен быть за это брошен в долговую яму как задолжавший казне энное количество скублонов…