Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 51



Подлинная, истинно-прусская верность — вот что больше всего необходимо миру в эпоху больших катастроф. Можно опираться только на то, что выдерживает сопротивление. По такому подходу проверяется истинный вождь. Тот, кто вышел из массы, должен хорошо понимать, что массы, большинство, партии не являются преданными сторонниками. Они хотят только привилегий. Они предают предводителя, как только он потребует жертв. От того, кто думает и чувствует исходя из массы, не останется в истории ничего кроме репутации демагога. Здесь расходятся пути влево и вправо: демагог всегда живет в массе себе подобных. Рожденный для господства может использовать массу, но он презирает ее. Наиболее ожесточенную борьбу он ведет не с врагом, а с толпой своих слишком преданных друзей.

Поэтому армии, а не партии, являются будущей формой власти, армии самоотверженных преданных людей, каких уже не было у Наполеона после Ваграма [275]: его старые солдаты были надежны, а высшие офицеры — нет, в то время как ценность любой армии, в конечном счете, определяется ими. В нем видели не вождя, а вечного благодетеля. Как только требуемая жертва превысила выгоду, Великая армия прекратила свое существование.

Придет время, когда «белый» мир и раньше других Германия вспомнят об этих фактах. Ибо за мировыми войнами и еще не закончившейся пролетарской мировой революцией всплывает самая большая опасность — цветная; и чтобы справиться с ней, белым народам понадобится все, что осталось у них от «расы». Прежде всего, Германия — не остров, как думают политические идеологи, желающие на нем, как на объекте, осуществлять свои программы. Она является маленьким пятнышком в большом и бурлящем мире, хотя и с решающим положением. Только она несет в себе факт пруссачества. С этим богатством образцового бытия она может стать воспитателем «белого» мира, а возможно и его спасителем.

ЦВЕТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Глава 19



Западной цивилизации в этом столетии будет угрожать не одна, а две всемирных революции огромного масштаба. Нам еще предстоит понять их истинный объем, глубину и последствия. Одна идет снизу, другая извне: классовая борьба и расовая борьба. Первая в большей части уже пройдена нами, даже если ее решающие удары, — например, в англо-американской зоне, — вероятно, еще только предстоят. Вторая со всей решительностью началась только во время мировой войны и сейчас очень быстро приобретает определенную направленность и форму. В следующие десятилетия обе будут проходить параллельно, возможно, что они объединятся: это будет тяжелейший кризис, через который белые народы — в единстве или разрозненно — должны пройти вместе, если они еще надеются на будущее.

«Революция извне» также направлена против любой культуры прошлого. Она всегда проистекает из лютой ненависти, которую недостижимое превосходство определенной группы культурных наций, покоящееся на высоте достигнутых политических, военных, хозяйственных и духовных форм и средств, повсеместно вызывает у безнадежно отставших, «дикарей» или «варваров», у бесправно эксплуатируемых. Такой колониальный стиль присущ любой высокой культуре. Но подобная ненависть не исключает и тайного презрения к чужим жизненным формам, к которым постепенно привыкали, поглядывая на них свысока и пытаясь оценить степень их воздействия. Стало ясно, что многому можно подражать, а что-то можно обезвредить, ибо оно оказалось не таким сильным, как вначале, когда иное внушало страх [276]. Цветные наблюдали за войнами и революциями изнутри мира этих господствующих народов, в результате насильственного привлечения получали доступ к тайнам вооружений [277], экономики и дипломатии. В конце концов, возникло сомнение в действительном превосходстве чужаков и, как только почувствовали, что их решимость господствовать уменьшается, начали подумывать о возможном нападении и победе. Так было в Китае в III веке до нашей эры, когда варварские народы северо-западнее Хуанхэ и южнее Янцзы были вовлечены в решающие сражения государств, в арабском мире — во времена Аббасидов [278], когда тюрко-монгольские племена выступали вначале в качестве наемников, а затем — господ. То же происходило и в античности, где мы можем точно проследить события, полностью идентичные тем, что неизбежно надвигаются на нас.

Нашествия варваров на античный мир начинаются после 300 года с походов кельтов, постоянно совершаемых против Италии, где племена галлов поддержали этрусков и самнитов в решающей битве с Римом при Сентине [279] (295 г.); Ганнибал также с успехом использовал их. Около 280 года другие кельты завоевывают Македонию и Северную Грецию, где вследствие внутриполитической борьбы перестала существовать всякая государственная власть; их остановили только перед Дельфами. Во Фракии и Малой Азии они основали варварские государства с эллинизированным и отчасти эллинским населением. Несколько позже на Востоке, в распавшемся государстве Александра Македонского также начинается реакция варваров в виде бесчисленных восстаний против эллинской культуры, которая была вынуждена отступать шаг за шагом [280]. Так что после 100 года, например, Митридат [281] в союзе с южнорусскими «дикарями» (скифами и бастарнами [282]) и с учетом постоянно усиливавшегося продвижения парфян из Восточного Ирана в Сирию мог надеяться на разгром Римского государства, пребывавшего в полном хаосе классовой борьбы. Его смогли остановить только в Греции. Афины и другие города поддержали его, как и кельтские племена, все еще находившиеся в Македонии. В римских армиях происходила открытая революция. Отдельные части боролись друг против друга, и вожди убивали друг друга даже перед лицом врага (Фимбрия [283]). Тогда римское войско перестало быть национальной армией и превратилось в отряды отдельных лиц. Те, кого Ганнибал вел на Рим в 218 году, были не собственно карфагенянами, а в большинстве своем происходили из диких племен Атласа и Южной Испании, с которыми Рим с 146 года вел ужасную и бесконечную борьбу — потери в этих войнах привели к протесту римского крестьянства во время гракховских беспорядков — и при поддержке которых римлянин Серторий позже пытался основать государство, направленное против Рима. После 113 года последовало кельто-германское нападение кимвров [284] и тевтонов [285], которое лишь после уничтожения целых римских армий удалось остановить революционному вождю Марию, вернувшемуся после разгрома Югурты, поднявшего против Рима Северную Африку и в течение многих лет мешавшего всяким ответным действиям, подкупая римских политиков. Около 60 года началось второе кельто-германское нашествие (свевы [286], гельветы [287]), которое Цезарь предотвратил захватом Галлии, между тем как Красе пал в борьбе против парфян. Но на этом и закончилось сопротивление посредством расширения территории. План Цезаря по новому захвату империи Александра с целью устранения угрозы со стороны парфян остался неосуществленным. Тиберий [288] был вынужден придвинуть границу с Германией после того, как не удалось заменить войска, уничтоженные в битве Вара [289], а за смертью Августа последовало первое крупное восстание пограничных легионов. После этого господствовала система обороны. Но армия все сильнее и сильнее наполнялась варварами. Она становилась независимой силой. Германцы, иллирийцы, африканцы, арабы становились вождями, тогда как люди империи прозябали в роли феллахов [290] «вечного мира». И когда начались крупные вторжения с Севера и Востока, мирное население стало не только заключать договоры с нападавшими, но и добровольно переходить в их подданство: поздний пацифизм уставшей цивилизации.

Но все-таки в течение столетий была возможна планомерная оборона этой позиции, поскольку Orbis terrarum римского государства являлся единой областью с границами, которые можно было защищать. Намного сложнее положение сегодняшней империи белых народов, которая охватывает всю поверхность Земли и включает в себя «цветных». В своем неудержимом стремлении проникнуть в бесконечные дали белое человечество распространилось повсюду в Северной и Южной Америке, Южной Африке, Австралии и по бесчисленным опорным пунктам между ними. Желтая, коричневая, черная и красная опасность подстерегает внутри зоны белых владений, вторгается в военную и революционную борьбу между белыми державами, участвует в ней и, наконец, угрожает превратиться в решающую силу.