Сборник Кирши Данилова

ГРИШКА РАССТРИГА

Ты боже, боже, Спас милостивой! К чему рано над нами прогневался, Сослал нам, боже, прелестника, Злаго Расстригу Гришку Атрепьева. Уже ли он, Расстрига, на царство сел, Называется Расстрига прямым царем; Царем Димитрием Ивановичем Углецким. Недолго Расстрига на царстве сидел, Похотел Расстрига женитися, Не у себя-то он в каменной Москве, Брал он, Расстрига, в проклятой Литве, У Юрья пана Седомирскова Дочь Маринку Юрьеву, Злу еретницу-безбожницу. На вешней праздник, Николин день, В четверг у Расстриги свадьба была, А в пятницу праздник Николин день Князи и бояра пошли к заутрени, А Гришка Расстрига он в баню с женой; Ца Гришки рубашка кисейная, На Маринке соян хрущетой камки. А час-другой поизойдучи, Уже князи и бояра от заутрени, А Гришка Расстрига из бани с женой. Выходит Расстрига на Красной крылец, Кричит-ревет зычным голосом: «Гой еси, клюшники мои, приспешники! Приспевайте кушанье разное, А и пос(т)ное и скоромное: Заутра будет ко мне гость дорогой, Юрья пан са паньею». А втапоры стрельцы догадалися, За то-то слово спохватилися, В Боголюбов монастырь мета лися К царице Марфе Матвеевне: «Царица ты, Марфа Матвеевна! Твое ли это чадо на царстве сидит, Царевич Димитрей Иванович?». А втапоры царица Марфа Матвеевна заплакала И таковы речи во слезах говорила: «А глупы, стрельцы, вы, недогадливы! Какое мое чадо на царстве сидит? На царстве у вас сидит Расстрига, Гришка Атрепьев сын. Потерей мой сын, царевич Димитрей Иванович,                    на Угличе От тех от бояр Годуновыех, Ево мощи лежат в каменной Москве У чудных Сафеи Премудрыя. У тово ли-та Ивана Великова Завсегда звонят во царь-колокол, Соборны попы собираются, За всякия праздники совершают понафиды За память царевича Димитрия Ивановича, А Годуновых бояр проклинают завсегда». Тут стрельцы догадалися, Все оне собиралися, Ко Красному царскому крылечку металися, И тут в Москве [в]збунтовалися. Гришка Расстрига дагадается, Сам в верхни чердаки убирается И накрепко запирается, А злая ево жена Маринка-безбожница Сорокою обвернулася И из полат вон она вылетела. А Гришка Расстрига втапоры догадлив был, Бросался он со тех чердаков на копья воетрыя Ко тем стрельцам, удалым молодцам. И тут ему такова смерть случилась.

НА БУЗАНЕ-ОСТРОВЕ

На славной Волге-реке, На верхней изголове, На Бузане-острове, На крутом красном берегу, На желтых рассыпных песках А стояли беседы, что беседы дубовыя, Исподернуты бархотом. Во беседачках тут сидели атаманы казачия: Ермак Тимофеевич, Самбур Андреевич, Анофрей Степанович. Ане думашку думали за единое, Как про дело ратное, Про дабычу казачею. Что есаул ходит по кругу По донскому-еицкому, Есаул кричит голосом Во всю буйну голову: «Ай вы гой еси, братцы атаманы казачия! У нас кто на море не бывал, Морской волны не видал, Не видал дела ратнова, Человека кровавова, От желанье те богу не маливались, Астаньтеся таковы молодцы На Бузане-острове». И садилися молодцы Во свои струги легкия, Оне грянули, молодцы, Вниз по матушке Волге-реке, По протоке по Ахтубе. А не ярыя гоголи На сине море выплыли, Выгребали тут казаки Середи моря синева, Против Матицы-острова Легки струги выдергивали И веселечки разбрасавали, Майданы расставливали, Ковры раздергивали, Ковры те сорочинския И беседы дубовыя, Подернуты бархатом. А играли казаки Золотыми тавлеями, Дорогими вольящетыми. Посмотрят казаки Оне на море синея, [От таво] зеленова, От дуба крековистова — Как бы бель забелелася, Будто черзь зачернелася, — Забелелися на караблях Парусы полотняныя, И зачернелися на море Тут двенадцать караблей, А бегут тут по морю Славны гости турецкия Со товары заморскими. А увидели казаки Те карабли червленыя, И бросалися казаки На свои струга легкия, А хватали казаки Оружье долгомерное И три пушечки медные. Напущалися казаки На двенадцать караблей, В три пушечки гунули, А ружьем вдруг грянули, Турки, гости богатыя, На караблях от тово испужалися, В сине море металися, А те тавары заморския Казакам доставалися А и двенадцать караблей. А на тех караблях Одна не пужалася Душа красная девица, Молода Урзамовна, Мурзы дочи турскова. Что сговорит девица Урзамовна: «Не троньте мене, казаки, Не губите моей красоты, А и вы везите мене, казаки, К сильну царству московскому, Государству росси(й)скому, Приведите, казаки, Мене в веру крещеную!». Не тронули казаки душу красну девицу И посадили во свои струги легкия. А и будут казаки На протоке на Ахтубе, И стали казаки На крутом красном бережку, Майданы расставливали, Майданы те терския, Ковры сорочинския, А беседы расставливали, А беседы дубовыя, Подернуты бархотом, А столы дорог рыбей зуб. А и кушали казаки Тут оне кушанье разное И пили питья медяныя, Питья все заморския. И будут казаки На великих на радостях Со добычи казачия, Караулы ставили, Караулы крепкия, отхожия, Сверху матки Волги-реки, И снизу таковыя ж стоят. Запилися молодцы А все оне до единова. А втапоры и во то время На другой стороне Становился стоять персидской посол Коромышев Семен Костянтинович Со своими салдаты и матрозами. Казаки были пьяныя, А солдаты не со всем умом, Напущалися на них дратися Ради корысти своея.