Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 28



Жуга вскинулся запоздало.

– Беги! – крикнул он ей. – Да беги, же!!! – И через миг осознал, что она его просто не понимает. – А, ч-черт! Да пусти ты! – он вырвал у Яцека из рук полу своей рубашки и бросился вперед.

– Куда?! – ахнул тот. – Стой, дурак! Убьешься!!!

Было ясно, что он не успеет – леса уж не заваливались – они падали, словно гигантский кулак, готовый прихлопнуть двух мошек – большую и малую. И вдруг… Яцек даже не успел толком понять, что произошло: Жуга вскинул руки, крикнул что-то на бегу, и воцарилась тишина.

Леса вдруг зависли под самым нелепым углом, застыли внезапно, в одно мгновение. Яцек не мог поверить своим глазам.

Жуга, хромая, поравнялся с кучей песка, подхватил девочку на руки и побежал дальше, отягощенный своей драгоценной ношей, не останавливаясь и не оглядываясь, как бегут последний раз в жизни…

И тут невидимая подпорка не выдержала!

Тяжелые балки с треском и грохотом рухнули, ломаясь, туда, где еще мгновение назад были девочка и рыжий паренек. Пыль, щепки, мусор взвились столбом, длинный брус ударил бегущего под колени, сбил с ног. Жуга упал, прокатился по камням мостовой и остался лежать неподвижно.

Со всех сторон к ним бежали люди. Яцек стряхнул оцепенение и тоже поспешил туда.

Жуга лежал, тяжело дыша и крепко прижимая к себе девочку. Из разбитого носа его текла кровь. Завидев Яцека, он кивнул и попытался сесть.

– Ты цел? – обеспокоенно спросил тот.

– Вроде… – прохрипел Жуга, откашлялся, сел и поморщился. – Нога вот только…

Он осторожно поставил девочку на ноги, отряхнул на ней простое саржевое платьице. Оглядел хмуро растерянные, бледные лица столпившихся вокруг горожан.

– Чей ребенок?

Люди молчали. Жуга уже хотел повторить свой вопрос, но вовремя сообразил, что его опять не понимают.

– Чья девочка? – спросил он уже по-немецки.

– Это Магда, – дрожащим голосом сказала какая-то женщина, – прачки Анны-Марии дочка… Господи Боже! Давайте я отведу ее домой…

Жуга встал, поморщился, ступив на больную ногу. Поглядел на обломки упавших лесов. Девочка стояла рядом, доверчиво держа его за руку теплой ладошкой, не хотела отпускать.

– Хорошо, – кивнул он.

Девочку увели к матери. Люди потихоньку расходились, обсуждая происшествие, и вскоре на площади остались только Яцек и Жуга.

– У тебя кровь течет, – сказал Яцек.

– Да? – Жуга осторожно потрогал свой распухший нос. – А, верно… Тут есть, где умыться? Колодец какой-нибудь там…

– Вот что, – предложил Яцек. – Я тут, неподалеку живу, вон в том доме. Пошли ко мне – тебе все равно пока идти некуда.

Жуга помолчал, задумчиво глядя на свои окровавленные пальцы. Кивнул:

– Что ж, пошли, пожалуй.

* * *

Яцек обитал под крышей высокого каменного дома, что принадлежал вдове пекаря Эриха Мютцеля – Гертруде Мютцель. Сама хозяйка, дородная женщина почтенных лет, занимала второй этаж. Третий этаж и мансарды сдавались внаем. Внизу была пекарня. Яцек и Жуга вошли и поднялись наверх.

– Садись, – Яцек кивнул в сторону кровати и потащил с полки большой фаянсовый кувшин. – Я сейчас за водой сбегаю.

Жуга сел и огляделся.

Низкая, но довольно длинная комната, где двух стен не было вовсе – лишь скошенный углом потолок – была обставлена просто: стол, стул, застеленная одеялом кровать, шкаф для одежды и большой, окованный железными полосами сундук с пожитками Яцека. В углу, на колченогой табуретке примостился таз для умывания. На столе, в закапанной воском бутыли торчал огарок от свечи. Справа углом выпирала из стены печная труба. Окно вело на крышу.

– Я и не знал, что на чердаке можно жить, – сказал Жуга, когда Яцек вернулся. – Сколько ты платишь хозяйке?

– За мансарду? – тот поставил кувшин на стол, вытер руки о штаны. – Талер в месяц.

– Ну, это – не деньги…

– Так ведь и это – не жилье, – грустно улыбнулся тот. – Летом жарко, зимой холодно, если только печь в пекарне не топят. Готовить, опять же, негде.

Жуга стянул рубаху, нагнулся над тазом, подставил сложенные лодочкой ладони: «Лей». Долго, фыркая, умывался; вытерся протянутым полотенцем. Вода в тазу порозовела.

Яцек во все глаза смотрел на спину Жуги, где изгибался неровной дугой рваный белый шрам.

– А это откуда?

Жуга поморщился, отмахнулся досадливо:

– Дело прошлое… Скажи-ка ты мне лучше, где в Гаммельне жилье подешевле найти можно?

– Надолго?



– Не знаю, – Жуга пожал плечами. – На месяц-другой.

Яцек потер подбородок, оглядел мансарду.

– Если хочешь, живи пока у меня. Платить за комнату вдвое меньше, а кровать вторую у хозяйки попросим. Вещи твои где?

– Да мешок у меня только, в аптеке у Готлиба остался… – Жуга подошел к окну, выглянул наружу. – Подумать надо.

– Скажи, Жуга, – неуверенно начал Яцек. – А… что это такое с лесами сделалось, когда ты за девчонкой побежал? Это что, колдовство?

Жуга промолчал, глядя в сторону.

– Чего молчишь? Я же сам видел…

Тот опять ничего не ответил.

В дверь постучали, и Яцек пошел открывать.

На пороге стоял тощий, весь перепачканный сажей паренек с витым горячим штройзелем под мышкой, блестел озорно глазами.

– День добрый, Яцек! Видел, что на площади стряслось?

– А, здравствуй… Видел, конечно. А что?

– Ну, так я сейчас Дитриха встретил – он там работал. Знаешь, отчего леса грохнулись? Крысы веревки сгрызли! – Парень отломил от булки кусок и отправил его в рот. – Каково, а? Мне они тоже осточертели – каждый день в дымоходах застревают… Ну, пока! Заходи как-нибудь.

Яцек закрыл дверь, обернулся.

– Это Гюнтер, трубочист. Он тут вот, за стенкой живет… Так ты как насчет жилья?

Жуга покивал задумчиво, поднял голову:

– Так говоришь, кровать хозяйка даст?

* * *

Серое на черном.

Удар!!!

Больно больно больно!

Назад, не чуя ног, по длинной полке, мимо вкусных мягких кругов, успев отгрызть один лишь кусочек, к спасительной темноте холодной ночи…

Шелест материи. Запах сосновой палки. Серая тень.

Прыг вправо! Влево! Гулкий стук дерева об пол, истошный женский визг – больно ушам – но путь открыт! За дверь, где серая луна на черном небе. Болит отбитый бок. Бегом-бегом, вдоль по улице, выгибая горбатую спинку, сжимая в острых зубах душистую хлебную мякоть – еда! еда! – се…

Жуга открыл глаза. Долго лежал, не шевелясь, затем встал и подошел к окну мансарды.

В комнате было тихо. Повернувшись на бок, мирно сопел на своей кровати Яцек. С улицы тянуло холодком. Город окутала туманная осенняя ночь. Таяли во мраке желтые цепочки фонарей.

Жуга сел, закутался в одеяло и задумался.

Вторая ночь в городе – и снова этот непонятный сон. Почему мир в нем видишь снизу, от самой земли? Почему вокруг море запахов и звуков, но всего один цвет? Почему в сердце все время сидит щемящее до боли чувство страха?

Почему, почему, почему?!

Жуга помотал головой. Наваждение какое-то!

Так и не растолковав странное видение, он лег и долго ворочался, пока снова не заснул.

Ему снился лес.

* * *

Три слепых мышонка,

Три слепых мышонка -

Как они бегут,

Как они бегут!

Дурашливая эта песенка летела ввысь из глубины городских улиц, звенела детскими голосами, словно напоминая, что уже утро, и пора вставать. В узкое застекленное окно мансарды лился потоками солнечный свет. День обещал быть хорошим.

Мышатами – и Яцек это знал – дразнили троих: двух мальчишек по имени Кристиан и Фриц, и девчонку – ту самую Магду, которую вчера спас его новый знакомый. Эти трое всегда ходили вместе: играть с ними никто не хотел, ибо первый сильно заикался, второй был мал ростом, а девочка, кроме того, что была сущей тихоней, еще и говорила плохо и редко.