Страница 15 из 28
Балаж к этому времени уже совсем перестал что-то понимать.
– Пожалуй, что и верно… – пробормотал он. – Только… Гм!
– Вот и ладно, – подытожил Реслав. – Ну, будем здоровы!
Приятели сдвинули кружки.
* * *
На телеге поместились.
Музыкантов подобралось четверо – Иваш, Владек, грузный, немолодой уже Михай со струнной волынкой, и веселый, ладно сбитый Григораш, который, казалось, мог играть на чем угодно. Выехали засветло. До городских ворот добирались без малого час – так узки были улочки Маргена. Михай правил. Григораш прикорнул на куче соломы. Жуга, Балаж и Реслав прикупили новые рубашки, обзавелись шляпами. Жуга вдобавок раздобыл гребень, еле расчесал рыжие вихры. Сажек свернулся у котомок, спал.
У ворот неожиданно повстречали Олега.
– Здорово, Реслав! – окликнул он, ухмыльнулся весело. – Никак, до Пелевешича? А, и Жуга здесь! Здравствуй, здравствуй. Как поиски-то ваши?
Реслав закряхтел, заерзал.
– Ничего пока…
– Что ты ему наплел? – тихо спросил Жуга. Реслав пожал плечами: «Не помню!» Олег тем временем уже запрыгнул на повозку.
– Подвезете?
Михай обернулся, глянул неодобрительно, но кивнул – поезжай, мол.
– Может, возьмете в долю? – Олег подтолкнул Реслава локтем, подмигнул. – Вчетвером-то сподручнее. Мельница все равно пока стоит, а лишние менки никому не помеха. Чай, и мне чего отсыпется. Узнали хоть что-нибудь?
Жуга посмотрел так, что Реслав чуть не спрыгнул с телеги, ничего не сказал, лишь потянул к себе Сажека, погладил. Кот разнежился в руках, замурлыкал.
Миновал полдень. Лошаденка неспешно тащилась по дороге меж лесов и полей. Слева голубой лентой вилась Длава. Роса уже высохла, от ночного дождя не осталось и следа. Частенько встречали прохожих, обогнали груженую дынями да арбузами телегу. То и дело слезали на ходу, шли рядом, разминая ноги.
Ближе к вечеру появились комары, зудели, толклись серыми облачками. Пора было подумать и о ночлеге.
Жуга глядел куда-то в сторону. Реслав перехватил его взгляд, посмотрел туда же. Меж деревьев был просвет – там, на поляне розовели в закатных лучах щербатые камни древнего дольмена. Жуга вздохнул, отвернулся.
Проехали мимо, а версты через три нашли удобное место у реки, где и расположились. Развели костер, отужинали. Михай и Владек улеглись на телеге, остальные расположились под деревом у огня. Стреноженная лошадь паслась неподалеку.
Стемнело. Стараниями Жуги поспел душистый травяной отвар, достали кружки. Олег отхлебнул, крякнул одобрительно, зачерпнул еще. Жуга молчал, присматривался к путникам, думал о чем-то своем.
Григораш поежился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем – на небо, вынул из мешка свирель, поднес было к губам, да покосился вдруг на Жугу.
– Эй, рыжий!
Тот поднял взгляд.
– Что?
– Сказывали, ты на свирели играешь, – Григораш ухмыльнулся, сощурился лукаво. – Покажи, а?
Жуга поколебался, взял протянутую свирель, повертел в руках. С минуту сидел неподвижно, слушая ночной лес. «Ну же!» – подначил было Григораш, но Реслав осадил его: «Не лезь».
Жуга поднял свирель.
Полилась мелодия, тихая, незатейливая, с мягкими бегучими переливами, смолкла неожиданно, и вдруг за рекой залился, затенькал, отвечая, трямка-пересмешник – птица малая ночная.
Музыканты переглянулись.
Жуга играл, полузакрыв глаза, мелодия словно бы разделилась на два голоса, и уже не уловить было мотива и не понять, кто ведет – то ли свирель в руках рыжего паренька, то ли ночная птица за рекой, за лесом…
Все смолкло.
Неожиданно все вздрогнули: вниз по темному стволу дерева скользнула легкой тенью рыжая белка-веверицэ. Скакнула парню на плечо, блеснула черными глазами-бусинками, ткнулась ему в ухо – словно бы сказала что-то, и через миг, сполохом метнувшись вверх, затерялась в листве.
– Дивно играешь, Жуга, – выразил общее мнение Олег. – И звери, эвон, как тебя любят. Чудные дела!
Больше никто ничего не сказал, все задвигались, зашуршали одеялами, укладываясь спать. Костер почти погас. Реслав уже засыпал, когда послышался тихий голос Жуги:
– Реслав…
– Что?
Жуга помолчал.
– Ты не ходи за мной сегодня.
* * *
Среди ночи Реслав проснулся. Жуги не было, лишь котенок свернулся рыжим калачом на одеяле в изголовье. Далеко на востоке, где стоял старый дольмен, тихо звучала свирель.
* * *
До замка добрались вскоре после полудня. Он стоял на невысоком холме, серые стены высились неровной каменной кладкой. Узкие стрельчатые окна, некогда бывшие бойницами, ныне были застеклены. На красных шатровых крышах развевались цветастые флажки. Башен было пять – четыре угловых и высокий центральный донжон. Широкий квадратный двор был мощен камнем, ворота раскрыты. Повозка с музыкантами миновала подъемный мост и остановилась. Жуга спрыгнул на мостовую, огляделся.
Вокруг сдвигали столы, сгружали что-то с телег, смеялись, гомонили. Из раскрытого люка подвала выкатывали бочки. Михай распряг лошадь, отвел ее в стойло.
Подошел Реслав.
– Приехали, Жуга, – сказал он. – Что дальше?
– Погоди, Реслав, не мешай, – отмахнулся тот. – Не пойму никак… В башнях они, что ли, живут?
– Ну, да. Если что – поднимают мост: попробуй, залезь.
– Да от кого обороняться-то?
Реслав пожал плечами:
– Должно быть, было от кого… А место надежное.
– Да, место надежное… – Жуга прищурился, приставил ладонь к глазам козырьком. – Что в той башне? – Он указал на одну из четырех угловых цитаделей.
– Откуда мне знать! – Реслав поглядел туда же, силясь понять, что привлекло внимание друга. Башня, как башня – ни выше, ни ниже остальных. Хотя… Реслав бросил быстрый взгляд на три других, сравнивая, и хмыкнул: окна западной башни были зарешечены.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент затрубили трубы, и на обтянутом красным и зеленым помосте появился Михай Пелевешич с сыном и свитой. Был он стар, но шел легко, без посторонней помощи. Остановился, заложив пальцы рук за богатый пояс, обвел толпу суровым взглядом из-под кустистых бровей, ухмыльнулся. Сын его, Марек, был широкоплечий, высокий, с русой бородой, похожий на отца.
– Вольные горожане! – начал он. – Крепостной люд! Нынче знатный день – моему сыну исполняется двадцать пять лет!
Голос его оказался неожиданно громким и ничем не походил на старческий. Ему подали украшенный драгоценными камнями кубок.
– Я пью за его здоровье!
Народ загомонил: «Долгие лета! Долгие!» Пелевешич осушил чашу, вытер ладонью длинные седые усы.
– А теперь, – объявил он, – выкатывайте бочки, несите снедь! Веселись, честной народ, пей, ешь до утра, кто сколько сможет! Это говорю я, Михай Пелевешич!
Раскрылись кухонные двери, откуда повалила челядь с подносами. Заиграли музыканты. Вышибли днища у бочек с вином. Пан Пелевешич удалился обратно в замок – пировать дальше среди своих.
Жуга тронул Реслава за плечо:
– Пошли.
Реслав направился было вслед за Пелевешичем, но Жуга дернул его за рукав: «Не туда, дурень!»– и устремился к черному ходу.
Выбрав момент, когда поток людей с закусками прервался, они вошли, миновали кухню, где никто не обратил на них внимания, и поднялись по лестнице. Когда вышли в коридор, позади послышался топот, и их нагнал запыхавшийся Балаж.
– Погодите! Я с вами!
Жуга поморщился, но ничего не сказал, лишь сделал знак – молчи, мол. Сажек заворочался у него за пазухой, высунул голову. Жуга затолкал ее обратно и двинулся по коридору к западной башне.
Реслав шел следом, всеми печенками ощущая нарастающую тревогу. Музыкантов они предупредили, что сидеть на одном месте не собираются. Олег же больше интересовался бочками с вином, чем прогулками по замку.
В коридоре царил полумрак, лишь изредка попадались окна. В железных подставках торчали незажженные факела. Было тихо, лишь доносились со двора музыка и шум толпы, да топал позади Балаж.