Страница 47 из 49
И свободною осталась
Только правая рука;
Он осколок буздугана
Ею кинул в вышину,
Но, взлетев среди тумана,
Тот вернулся к чабану.
Вот внезапно над хребтами,
Над грядой скалистых круч
Взмыло розовое пламя,
И стрелою из-за туч
Брызнул первый звонкий луч:
Солнце наконец взошло!
Блещет плащ его пунцовый,
Стало ясно и светло,
И растаяли оковы!
И на жаркой позолоте
Радуга мелькнула… Нет!
Это буздуган в полете
Радужный оставил след.
Он ударил с небосвода
И насквозь пронзил урода,
Повалил гранитный вход
И расплавил семь ворот,
С каждой двери сбил замок,
Все решетки смял в комок
И в стене проделал брешь.
И спокойно Андриеш,
Не боясь волшебных сил,
Во дворец врага вступил.
Он вошел и увидал
Пред собой огромный зал,
Где столбы ребристых скал
Подпирают, держат своды
Из гигантских темных плит
Вулканической породы.
Между двух колонн лежит
Превратившийся в гранит
Черный Вихрь длиннобородый
И беспечно, крепко спит.
А под ним, как жар, блестит
Золотой песок и щебень.
Рядом с длинной бородой
Флоричика держит гребень,
А в ногах сидит седой
Гном с улыбкою притворной,
Пехливан, дурак придворный,
Изогнувшийся в дугу,
Всюду, будто на бегу,
На одной ноге застыли,
В камень превратившись вдруг,
Толпы безобразных слуг.
Все они похожи были
Выражением лица
На хозяина дворца —
То ли свиньи, то ли волки,
Вислоухие, как псы,
Дыбом шерсть стоит на холке,
Словно хоботы — носы,
А колючие усы —
Как ежиные иголки.
А на близком расстояньи,
В головах у колдуна,
Джана-Зорилор видна,
Волшебством превращена
В мраморное изваянье.
Молча высится она,
Лишь глаза ее живые
Испускают зоревые
Лучезарные огни,
И в проклятом замке этом
Светятся они одни
Благотворным, вечным светом.
Кличет Андриеш везде:
— Миорица, Миорица,
Где же ты могла укрыться
В этом колдовском гнезде?
Он бежит сквозь коридоры
В поисках своей Миоры,
Побывал подряд в шести
Башнях замковых дозорных,
Но в стараниях упорных
Все не мог ее найти.
Наконец пред ним седьмая
Башня, как стрела» прямая.
В башенном стволе пустом
Вьется лестница винтом;
Понял мальчик, что она
Из костей овечьих белых
Чародеем сложена.
Со слезами оглядел их,
Стал взбираться вверх по ним,
По ступенькам костяным,
Круг за кругом, выше, выше,
И добрел до самой крыши.
Здесь нашел он Миорицу;
Вот она пред ним стоит
На камнях замшелых плит.
И сквозь узкую бойницу
Неподвижно вдаль глядит
С круглой башенной площадки,
Превратившись в мрамор гладкий,
И застыл у самых глаз
Слёз блистающий алмаз…
Чабаненок, словно мать,
Стал Миору обнимать,
Но в ответ ему овечка
Не промолвит ни словечка,
И прервать не в силах он
Миорицы мертвый сон.
И заплакал пастушок,
Как никто не плакал в мире…
Хлынул с лестницы поток,
Забурлил все шире, шире
И погнал свою волну
Прямо-в горло колдуну.
Это Днестр, краса Молдовы,
Чабану помочь готовый,
Через горы, напрямик,
Путь пробил в последний миг,
Все ручьи и реки к бою
Он привел сюда с собою.
Подступившая волна
Разбудила ото сна
Чародея-людомора,
И задвигались вокруг
Вслед за вихрем толпы слуг.
Тут воскликнула Миора:
— Андриеш, бежать пора!
Слышишь, дрогнула гора?
Черный Вихрь внизу проснулся,
Шевельнулся, встрепенулся,
Злобно машет бородой
И тебе грозит бедой!
Беглецы вдвоем пустились
Вниз по лестнице, скорей,
Миновали семь дверей,
И у входа очутились,
Где обрушена стена;
Здесь, желанной встрече радо,
Расколдованное стадо
Окружило чабана.
Пес Лупар к нему спешит,
Заливается, визжит,
Скачет, пляшет, лижет руки…
Наступил конец разлуке!
Но пастух стоит угрюмо,
И в глазах застыла дума:
— Как же быть ему сейчас?
Он родное стадо спас,
Вот Лупар и Миорица,
Перед ними путь прямой
К Трем Источникам, домой…
Нет, приятель! Не годится
Так трусливо поступать,
Надо в бой идти опять!
И с родимого востока
Прозвучало издалёка:
«Наступает время мести,
Вспомни о гайдуцкой чести!
Нападай же, не робея,
На поганого злодея,
Встань на битву юный, бодрый —
Так велят родные кодры!»
Вынул мальчик флуер свой
И побудкой боевой,
Раскатившейся далече,
Дал сигнал к началу сечи.
Всё отважней, всё грозней
Слышен гулкий топ коней…
Пусть не скоро — понемногу
Соберутся на подмогу,
А надежда вся пока —
На искусство пастушка.
Песня флуера звучит,
В черном воздухе журчит.
Исчезает тишина —
И злодей воспрял от сна,
Понял: всё теперь серьезней,
Чем всегда: грозит беда!
Взвился в небо, как всегда,
И пустился строить козни:
Стал кривым и безголосым
Мрачноглазым… Фэт-Фрумосом!
Песнь летит во все концы,
Подступают храбрецы
Медленно, за шагом шаг, —
И осанистый вожак
Произносит невзначай:
«Андриеш, игру кончай!»
«Ты ли это, Фэт-Фрумос?
Отчего ты так охрип?»
«Я совсем охрип от слез:
Чуть в сраженье не погиб!»
«И лицом ты черен что-то!»
«Просто слезла позолота,
От природы я таков,
Я — из грубых гайдуков!
Впрочем, парень, не страдай,
Флуер, флуер мне отдай!»
Призрак руки к дудке тянет,
Пастуха вот-вот обманет.
«Как же я играть-то буду?»
«Ты, пастух, готовься к чуду:
Коль умолкнешь — в тот же час
Побежит злодей от нас!»
«Ну, бери, коль уж пришел ты,
Но ответь-ка мне как раз:
Черный, вижу, правый глаз
У тебя, а левый — желтый!
Ты исчадье темноты!
Вижу — оборотень ты!»
«Ну, змееныш, погоди же:
Познакомимся поближе!
И явился в черных латах,
Раскаленных и крылатых,
Вихрь во всем своем обличье,
В устрашающем величье,—
Стынет в жилах кровь живая.
Он изрек, повелевая:
«По хотенью моему
Погрузись, пастух, во тьму,
Стань, негодник удалой,
Ты гранитною скалой,
Стань бездумным валуном,
Спи вовеки черным сном!»
Но не в силах он заклясть
Андриеша — ибо власть
Чернокрылого злодея
Отступить должна, слабея,
Перед властью добрых чар:
Ведь у Андриеша — дар
Сфармэ-Пятры: он хранит
От заклятия в гранит,
Понял Вихрь — волшба не в прок
И пустился наутек.
А снаружи — бой кровавый,
Бьются гайдуки со славой,
Крепко бьют драконов злобных,
Колдунов гороподобных,—
Гайдуки бросают вызов
Своре черных блюдолизов!
Пастушок бежит во двор:
Песня флуера в простор
Возлетает, помогая