Андриеш

Ковыляя меж камней,

Он топочет все сильней

Топотом нечеловечьим.

А дышать — то вправду нечем!

Воздуху слегка глотнет

Из мешка поганого

И опять вперед ползет,

Силой полон заново.

Цель-то у него своя

И не видит, что друзья

Втихаря, исподтишка

Дышат из его мешка!

Удержаться ль от смешка,

На болвана глядя с тыла?

Ох, и дурень, Мордарыло!

Ох, легко ль до дальних гор

Лезть с таким — то весом?

Родичи его из нор

Смотрят с интересом.

«Мордарыло, друг мой, что же

Столь поганы ваши рожи?

И которая беда

Запихнула вас сюда,

В эти каменные горы,

В эти дыры, в эти норы?»

Отвечает Мордарыло:

«Здесь неплохо прежде было,

Жили прежде здесь народы, —

Тоже, как и вы, уроды,

Не похожие на нас:

Нос да рот, да пара глаз,

Безволосые, безрогие,

Лишь двурукие, двуногие…

В общем, здесь в былое время

Жило мельничное племя.

Черный Вихрь, владыка наш,

Свой решил ввести порядок:

Вышел он на черный кряж,

Видит — тут царит упадок:

Тут устроились на жительство

В незапамятные дни

Люди-мельники, они —

Без малейшего правительства!

Черный Вихрь, наш воин главный,

Враз навел порядок славный:

Он с того, наш душка, начал,

Что царем себя назначил,

Приказавши им любовно:

«Мельники! Возите бревна!

Подчинитесь — и конец:

Ну-ка, стройте мне дворец!»

Но злодеи эти самые,

Непослушные, упрямые,

Повели себя греховно

И возить не стали бревна!

Вихрь немедля, в тот же час,

В этот край направил нас,

И велел нам воздух весь,

Что найтись обязан здесь,

Увязать в мешки, в котомки

И отсюда унести —

И не будет нам пути,

Как податься к ним в постромки!

Дело сделано — и вот

Мигом вымер весь народ,

Крылья мельниц пообвисли,

Как бадьи на коромысле.

Так и надо тем пройдохам!

Но изъян у мести есть:

Оказалась наша месть

Все же с небольшим подвохом.

Только мы собрались прочь —

Как на нас внезапно, в ночь,

Чубэр грянул с гайдуками,

С обнаженными клинками!

И, бежали мы пока,

Сильно нам намял бока,

Так что помним и поныне.

И остались мы в долине

В этой, — каждый слишком слаб,

Бегство — не для наших лап!

Стали мы совсем плохи —

Нас сгубили пастухи!

Лишь напрасно камни гложем,

А уйти отсель не можем!»

«Браво, Чубэр! Поделом!» —

Андриеш шепнул украдкой,

«Эй, дружок, не будь ослом

Да следи-ка за лошадкой,

Больно резко поскакала!» —

Прошептал ему Пэкала.

Снова наземь Мордарыло

Возле склона лег уныло.

Снова отхлебнул слегка

Из вонючего мешка

И опять канючить стал

(По всему видать — устал):

«Вот он, этот самый кряж,

Но черед теперь уж ваш

Позаботиться о друге:

Очень вашей жду услуги:

Нам бы воздуху немного…

Даром, что ли, вам дорога

Обошлась?.. Ну нет, ну нет,

Вы примите мой совет:

В воровских копните гнездах,

Заварите кашу,

Да перекачайте воздух

Вы в долину нашу!

Ой-ой-ой! Беда, беда!

Мне бы Чубэра сюда,

Мне б его, мерзавца, в гости —

Я ему намял бы кости,

Сам-то я небось, намят!..

Ох, как лапы-то болят!»

Пнул его слегка Пэкала:

«Мордарыло! Не пристало

Ныть тебе, мой птенчик гордый,

Криворожий, кривомордый!

Не идет тебе нытье —

Званье береги свое,

Скрой от всех, что ты ослаб,

Не кажи намятых лап!

Мигом мы тебя излечим!»

«Мне дышать, родные, нечем!

Сердце ёкает в груди!»

«Сердце? Сердце!

Ты гляди —

Это радостная весть:

У поганца сердце есть!

И ведь он не лжет, поди, —

Сердце… Ну, милейший, жди:

Там, на горке, воздух — чудо!

Мы тебе, дружок, оттуда

Много воздуха… надуем,

Ибо сами негодуем —

Как же это, как же так:

Враг забросил вас в овраг,

И в овраге, против правил,

Вас без воздуха оставил!

Ну так вот, дружок, любя

Уж надуем мы тебя!

Воздуху, любезный, жди,

Никуда не уходи,

Видишь — нынче небо в звездах,

На него, дружок, гляди,

Ты внимательно следи —

Вдруг с небес польется воздух!

Понял ты, хвостатый пень?

Так лежи и час, и день…

Ну, никак не больше двух,

Трех, от силы — четырех…

Отдых — он всегда неплох, —

И потом вздохнешь ты — ух!

Ну, а мы пошли, пастух».

«Как пастух?» — Взорвался вдруг

Полудохлый Мордарыло:

Злоба в нем заговорила.

«Понимаю — ты гайдук!

Так узнайте месть мою —

Я сейчас же вас убью!

Ох!

Хоть я и вовсе плох —

Раскусил я ваш подвох!»

Велика у зверя сила!

Прыгнул злобный Мордарыло,

Покатились с ним в овраг

И пастух, и весельчак.

Смял, скрутил в поганых лапах,

Издавая смрадный запах,

И клыки о камень точит —

А Пэкала знай хохочет:

«Ой-ой-ой! Мой ангел кроткий!

Ужас, как боюсь щекотки!

Ты зачем меня щекочешь?

Поиграть со мною хочешь?

Я в твоей, дружочек, власти —

Хоть порви меня на части,

Но такой не нужно страсти

И такой пыхтящей пасти.

Что ты, Рыло, дышишь тяжко?

Нешто ты оглох, бедняжка?

Отпусти, добром прошу,

Я тебе убавлю лоску —

Враз тебя я удушу,

Коль попортишь мне прическу!

Но не слышит Мордарыло,

Злоба в нем заговорила.

«Вас не отпущу, пока

Не расплющу гайдука,

Буду ждать до зорьки ранней,

Уничтожу дух чабаний!»

«Будь по-твоему, дурак,

Сам себе ты, видно, враг,

Но втяни свой мерзкий коготь

И не смей хоть парня трогать!

Ты еще не знаешь многого:

Он идет в Чубэрье логово,

Он не ест телячьих почек

И не кушает котлет:

Он, любезный наш дружочек,

Яростный чубэроед!

Сам не видишь, что ль, каков

Пожиратель гайдуков!

Отпусти его, зараза!»

Вылупил четыре глаза

Вихря Черного слуга,

Поднял лапы и рога,

Андриеша отпустил,

Но, в приливе свежих сил,

На Пэкалу всею тушей

Вновь насел.

«Чудак, послушай!

Как тебе не жалко лап?

Постарел ты,

Сник,

Ослаб…

На тебя взглянуть — мученье!

Нужно, друг, тебе леченье,

Прекратим твои мытарства

И, отвергнувши коварство,

Сделаем тебе лекарство!

Травка в этих есть горах,

Высоко — ну просто страх!

Сделать из нее настой

(Прямо скажем, непростой)

Да тебе хлебнуть глоточек —

Вновь окрепнешь, мой молодчик,

Оживешь, как прежде, — чудо!

И — смотаешься отсюда.

Этот я настой, понятно,

Подарю тебе бесплатно,

Вновь вернусь в твои объятья, —

И ответ готов держать я,

Все грехи мои замаливать,

Ни один с себя не сваливать,

Проводить с тобой года, —

Можешь съесть меня тогда…

Что, не веришь?

Почему?»

«Грр! Хрр! У-у-у-у! Ммму-у!»

«Что мычишь ты, как скотина?

Уверяю господина —

Я вовеки не солгу,

Потому что не могу!

Я прошу тебя, заразу,

Хоть разок поверить мне,

Потому что я ни разу