Страница 11 из 12
— Алексей Михайлович! Ваши многие фигурки
блестят — как добиться этого?
— Это последний процесс работы. Дерево крепко
выглаживается костяной палочкой, приобретая вид
драгоценного материала. Но делать это можно только
с крепкой древесиной. Рыхлую древесину следует
пропитывать жидким раствором клея. Китайцы пропитывают
дерево олифой. Оно становится тяжелым и еще более
прочным... Ну, мои друзья, как будто бы обо всем
переговорили. Вопросы еще есть? Как видно, нет?
Раздался нестройный хор:
— Спасибо... До свиданья... До свиданья...
— Ребята! Ребята! Задержитесь на минуту. Совсем
забыл: а что нужно для работы, я и не рассказал. Ну
ладно, слушайте стоя. На прогулку всегда берите с собой
топорик и маленькую ножовку. Для них лучше сшить
футлярчики. Ну конечно, надо иметь перочинный нож. Дома
вырезать корни лучше всего специальными ножами. Они
продаются в хозяйственных магазинах... Для
просверливания дерева нужны буравчики разных размеров,
рашпили для обточки тех или иных мест, наждачная бумага для
сглаживания срезов сучков... Ну, пожалуй, вот и все...
И теперь уже по-настоящему до свиданья!
Был ясный летний день. За огромным окном
мастерской виднелись очертания окраин города, а за ними
тянулись неясные дали, уводящие воображение далеко, к
цветущим лугам и рощам.
Большая форточка была открыта, и в нее поминутно
врывались радостный писк и щебет стремительно
кружащих стрижей и ласточек, которые концами сво»х острых
крыльев почти касались стекла.
На полках стояли рядышком деревянные фигуры из
корней и сучков. Им было явно тесно. Они боялись даже
шевельнуться, чтобы не толкнуть друг друга.
Несмотря на то что днем вещи разговаривать
воздерживаются, между фигурами шла оживленная беседа.
— Друзья! — говорила крылатая антилопа.— Когда
художник доделывал мне уши, он просто не обратил
внимания, что я трехнога. И действительно, стоит ли об этом
говорить, когда у меня, кроме ног, имеются собственные
крылья!
Антилопа даже попыталась помахать крыльями, и, хоть
они были неподвижны, ей казалось, что она в любую
минуту может вспорхнуть и умчаться вместе с ласточками и
стрижами.
— На что тебе крылья?—мрачно заметила сова.—
Даже я своих поднять не могу.
Она всегда во всем видела плохое.
— Ну, знаешь, об этом не спрашивают! Ведь бывают
же летучие мыши — отчего же мне не быть летучей? —
отвечала антилопа.
— Ты, антилопа, говоришь глупости! — заметил
лось. — Наше призвание — не летать и не бегать, а стоять
на месте и радовать человека...
— Это верно, — добавил испанский бык. — Но,
друзья, пока мы живем одной общей дружной семьей.
Каждый раз, когда художник приходит в мастерскую, как
ласково и нежно он смотрит на нас...
— Это он смотрит на меня, — перебила мартышка.
— Ну, нет! — продолжал бык. — Мы все ему
одинаково милы.
— Конечно, все, — подтвердили остальные хором.
Бык снова заговорил:
— Но не вечно же мы будем стоять тут! Почти все
произведения художника в конце концов уходят из
мастерской. Куда — мы не знаем. По-видимому, и мы
разойдемся по разным домам. Попадем к разным людям, чтобы
украшать их жизнь. Скажу откровенно: я бы хотел
попасть к музыканту. Я еще в лесу прислушивался к шуму
ветра на вершине сосны, корнем которой я был, и с тех
пор полюбил музыку. Ах, как хорошо она шумела!
— Да разве шум ветра — это музыка? — возразила,
вмешиваясь в разговор деревянных фигурок, фарфоровая
собачка с другой полки (она всегда любила вставить свое
словечко, даже когда ее не спрашивали).
— О, конечно, это музыка! — воскликнули хором все
деревянные фигурки.
— Да, это особая музыка, — сказал лось. — Вот хотя
бы около моего дерева по парку бежал ручеек, совсем
близко от меня. Я часто слушал его простую песенку. Он
пел не хуже любой птички. Ах, как хорошо он пел, и это
тоже была музыка!
Лось замолчал.
Разговор на время затих. Все вспоминали те песенки и
звуки, которые слышали, когда еще жили в лесу. И всем
стало немного грустно — захотелось снова побывать там.
— Друзья, продолжим разговор, — прервал молчание
страус.— Я бы хотел украшать стол писателя. Он глядел
бы на меня, вспоминал лес и больше писал бы о природе.
— А по-моему, неплохо порадовать глаз любого
человека в любой семье. Ведь художник и делал нас для
этого... — снова заговорил лось. (Он был сделан из корня
старого дерева и на своем веку много видел и много
знал.) — Но не лучше ли всего, друзья, хотя бы кому-то из
нас попасть в музей или Дом пионеров? Вот и
посмотрели бы тогда люди, как можно делать интересное даже
из ненужных человеку старых корневищ.
Верблюд стоял молча. Он одним ухом прислушивался
к разговору и думал о превратностях судьбы.
— О да! — сказал он многозначительно. — Слушайте,
что я расскажу. Вот был я деревом, рос долго. Сначала
был свеж и крепок. Однажды разразилась страшная
гроза. Небо стало черным. Бушевал сильнейший ветер.
Деревья вокруг словно стремились сорваться с места и
полететь неведомо куда. Порывом ветра моя береза
надломилась у самого корня и с грохотом, подминая
под себя соседнюю молодую поросль, рухнула на землю.
Наутро была ясная, солнечная погода. Пришли люди с
топорами и пилами, разрезали всю березу на части и
увезли, а я остался у самого корня, прижавшись плотно
к одному из его извивов. Меня ждала печальная участь.
Я это ясно видел по соседним пням, из которых многие
сгнили дотла. И я уже был готов к тому же. Сырость и
гниль начали разрушать мое тело, жуки-точильщики
разъедать сердцевину...
Но вот однажды октябрьским солнечным днем
появился на нашей полянке большой пожилой человек с
топориком в руках. Он шел медленно, рассматривая что-то у
себя под ногами. Вот он увидел меня и сильным ударом
топора отколол от гнилого пня. Я приготовился ко
всему. Каково же было мое удивление, когда меня умыли
и причесали, и положили на стол среди самых разных
корней и сучков! Через некоторое время я зажил второй
жизнью. Я стал верблюдом... — И рассказчик глубоко
вздохнул. (Ведь и дерево может вздыхать, это очень
хорошо известно даже в науке.)
Сова опять усомнилась:
— Хоть и верблюд, да ведь не живой!
— Ну что ж! — ответил верблюд. — Хоть и не живой,
зато верблюд!
— А ведь нам здесь действительно хорошо! —
неожиданно вставил лось.
— Что хорошо?.. Что хорошо? — заговорили все
сразу.
— А то, что мы все тут собрались и снова стали жить
интересной жизнью. Я слышал, что художник решил
написать про нас книгу...
Поднялся шум. Антилопа даже приподняла крылья.
Дирижер вытянул свою палочку и замахал ею словно
перед оркестром. Индийская танцовщица попыталась
подпрыгнуть.
Вдруг неожиданно в открытую форточку мастерской
влетела ласточка. Она с громким криком метнулась туда-
сюда, ударилась несколько раз о стены и об оконное
стекло, на лету задела крылом страуса — тот, зашатавшись,
едва не упал — и наконец уселась на первый попавшийся
сучок. Это были рога лося.
Тогда лось обратился к ласточке:
— Ты полетишь отсюда снова на простор. Передай