Страница 29 из 29
— А кто мне даст один башмак? — взобравшись наверх, подзадоривал он зрителей. Поверх цветастого трико он зачем-то напялил широкий холщовый фартук. — Эй, вы, внизу, а ну-ка дайте мне по башмаку! Спорю, что заставлю их плясать на канате вместе со мной!
— На что спорим? — азартно выкрикнули снизу.
— А хотя б на медяк! Ну? Э! Э! Не все сразу! Эй, Вилли, собери у них монетки.
Вилли отложил свою лютню и с шапкой пошел по рядам. Снизу вверх полетели башмаки. Олле ловко их ловил и складывал себе в подол. Когда их набралось десятка полтора, он дал понять, что хватит, ловкими скользящими шагами выбежал на канат и стал приплясывать на нем, рукой придерживая фартук с башмаками.
— Ха! — вскричал он. — Видите? Вот я пляшу, и ваши башмаки — тоже!
«Вранье!» — закричали в толпе. — «Надувательство!», «Деньги назад!»
— Какое надувательство? — с притворным удивлением заявил тот. — Я ж не обещал, что башмаки запляшут сами по себе! Я сказал, что они будут плясать на канате вместе со мной!
Кто-то засмеялся, кто-то засвистел. Публика, конечно, понимала, что ее одурачили, но также понимала, что и Олле по-своему прав, да и связываться с циркачами, средь которых был такой силач, как Арни, не хотелось никому. Плясун меж тем принялся швырять башмаки по одному обратно, и в толпе началась давка. Казалось, это веселило циркача еще больше.
— Хотели потеху? Получайте! Эй, толстый, держи свой башмак!
— Это не мой! — выкрикнул какой-то горожанин, стоя на одной ноге и потрясая зажатым в кулаке грязным башмаком.
— Ах, ошибочка вышла… Сейчас. Оп! Ой, извините, не хотел… Следующий!
Толпа обступила один из столбов, меж которыми был натянут канат, и принялась его раскачивать. Олле оступился и повис на руках, кривляясь и хохоча. Оставшиеся башмаки градом посыпались вниз, на головы горожан.
— Побьют, — девушка из-под ладони наблюдала за проделками канатоходца. — Как есть побьют. Ах, Олле, Олле… К такой бы ловкости хоть чуточку ума! Арни, ну сделай же что-нибудь!
Проказника Олле тем временем уже стащили с каната и теперь лупили чем попало, из людской кучи доносилось разноголосое ойканье. Арнольд как медведь влез в самую гущу драки, раздавая оплеухи направо и налево, и вскоре показался вновь, таща канатоходца за шкирку, как котенка. Толпа разразилась хохотом, свистом и веселой бранью.
— В другой раз свою веревку над озером натяните, — посоветовал Телли. — Этот все равно не упадет, а толпе не подобраться. А упадет, так невелика беда.
Арнольд посмотрел на него с интересом. Потер ладонью подбородок и посмотрел вверх, на перекошенную, всю в грязи и синяках физиономию Олле, которого он все еще держал на весу.
— Не так глупо, как кажется, — он встряхнул канатоходца. — Слышишь, а?
— Да слышу, слышу! — извиваясь, пропыхтел тот. — Отпусти! Вот же черт… Нора! — взмолился он, — ну скажи ему, чтоб отпустил!
— Ладно уж… Иди.
Народ вокруг помоста веселился вовсю, Арни ловко поставил Олле на ноги и повернулся к Тилу. Смерил мальчишку взглядом с ног до головы, прищурился:
— Как тебя зовут?
Тот предпочел не лгать:
— Телли.
— Ты взаправду целился в нитку?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Так получилось.
— Получилось? Хм… Сдается мне, что что-то тут не так. Ну, ладно, ступай. Будет охота — заходи.
Телли кивнул, спрыгнул с помоста, протолкался сквозь толпу и уже направился домой, да остановился, натолкнувшись на Румпеля. Тот расплылся в улыбке.
— Ну, Тил, ну здорово ты их! Угостишь пирожком с выигрыша?
Мгновение Тил колебался, но потом решил, что в честь такой удачи не грех и покутить на пару медяков.
— Пошли!
Пирогами дело не ограничилось — по дороге новоиспеченных приятелей занесло в овощной ряд, и удержаться от соблазна не было возможности — прилавки прогибались под тяжестью дешевых по осени фруктов. Сперва обоим захотелось груш, потом им попались на глаза медовые сливы, потом — янтарные грозди винограда, простые и китайские яблоки… Стосковавшийся по сладостям Тил, что называется «оторвался» и не заметил, как истратил полталера. Попутно Тил прикидывал, какие выгоды он мог бы поиметь с такого знакомства. Выходило, что пока никаких, зато в голову ему пришла одна мысль.
— Слышь, Макс, — он облизал липкие от винограда пальцы, — ты откуда знаешь, что в корчме произошло?
— А брат рассказал, — охотно пояснил Румпель. — Он там с Гиеной был и тоже жив остался, только вот сидеть теперь не может. Это… задницу обжег.
— Брат, говоришь?
— Ага. Матиас. А чего?
— Поговорить бы с ним.
— Ну, это можно устроить. Ты домой?
— Домой. Бывай, Макс.
— До скорого.
Румпель повернулся и направился к палатке, где толстый кукольник с огромной черной бородою, заткнутой за пояс, водил на нитках чудную длинноносую куклу. Телли долго смотрел ему вслед, потом обернулся к помосту. Представление меж тем продолжалось и Вилли вновь ударил по струнам:
Вид медузы неприличен,
Не похвалим и змею.
Человек любить привычен
Только женщину свою!
Обезумев от соблазна,
С обоюдного согласья
Он усердствует на ней
Средь кладбищенских камней,
А змея над ним смеется,
Рассуждая о своем,
То восьмеркою совьется,
То зальется соловьем!
У нее крыло стальное,
В перьях тело надувное,
Кудри дивные со лба —
Невеселая судьба!
Он все пел, сопровождаемый взрывами хохота, эту новую песню, а в голове у Тила вдруг снова всплыли строчки старой.
— У вечности ворует всякий, — повторил он про себя, и снова колкий холодок вдруг пробежал между лопаток при этих словах. — А вечность — как морской песок…
Домой Телли возвращался, испытывая какое-то смешанное чувство — одновременно и гордости, и тревоги. Пять талеров, перебитая дротиком нить и перемирие с Канавой — неплохой итог для одного дня. С другой стороны, непонятное чувство, возникшее, во время броска, да и само знакомство с труппой акробатов наполнили Телли смутным беспокойством.
Бликсы не было, зато Рудольф был не один, сидел за столиком, беседуя с каким-то толстяком. Толстяк был красен и сердит, вся шея у него была в лиловых вздувшихся рубцах, и лишь когда они оба обернулись к нему, Тил сообразил, что перед ним ни кто иной, как Томас, только здорово спавший с лица и заросший недельной щетиной.
— … Даже не проси, — Рудольф придвинул к Томасу увесистый, приятно звякнувший мешочек. — Не возьму. Ну что я, нищий, что ли? Тил, не стой в дверях — холоду напустишь!
— Да я же не за так, пойми ты! — продолжал увещевать старьевщика хозяин «Башмаков». — Я же в благодарность! Вот ведь черт упрямый… Лис мне жизнь спас, и вообче, так неужели ж я все это так оставлю?
— Вот ему и отдашь, когда он вернется. И не пыхти так — лопнет что-нибудь.
— Да где ж его сыскать-то теперь? Где? Я ж знаю, что у вас творится, хоть по слухам, а знаю, ко мне ведь тоже стража приходила. Вот и Марта говорит, иди, мол, потому как пришла беда один раз, придет и два, сегодня к нам, а завтра — к им. Я перед парнем тем теперь по гроб жизни в долгу, а что он там в «Петухе» накуролесил — знать не знаю и знать не хочу. Возьми, Рудольф, не обессудь. Вон этому, — он кивнул на Рика, — хотя бы, рыбы купишь. А коль Жуга вернется, так скажи, чтоб заходил, когда захочет, я ему бесплатно наливать буду. Так и скажи, слышь? — Он встал и нахлобучил шляпу. — Ну все, пошел я. Завтра рано открываю, надо все проверить, посмотреть, да и вообче. Бывай, Рудольф, и ты, Тил, тоже.
Дверь за ним закрылась. Старьевщик подбросил кошель на ладони, посмотрел на мальчишку.
— Томас, — пояснил он неловко. — Деньги принес.
— Я уже понял, — Телли кивнул и выложил на стол свои четыре талера. — Я тоже — вот…
Старьевщик удивленно поднял бровь:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.