Страница 2 из 56
Европе его еще отделяли долгие годы напряженного труда и учебы.
В Риме Брюллов снял мастерскую, в которой поместил слепки, напоминавшие
ему классические произведения древности: Аполлона Бельведерского, Венеру
Медицейскую, Меркурия Ватиканского, фрагменты фигур Аякса и Геркулеса.
Молодой живописец получил хорошую школу, но в Риме он впервые так
близко подошел к изучению великих шедевров классики и с поразительной
зрелостью делает первые глубокие выводы.
В письме к брату Федору, также художнику, он писал:
"Первое, что я приобрел в вояже, есть то, что я уверился в ненужности
манера. Манер есть кокетка или почти то же; делая соображения из всего
виденного во всех галереях, на дороге встречавшихся, вижу, что метода,
употребляемая древними мастерами, не без причин".
Тонкое чувство формы, поражающя пластичность картин Брюллова -
результат любовного изучения классики. Еще в академии художник сорок раз
рисовал сложнейшую группу Лаокоона, двенадцать раз копировал Веласкеса.
Шли годы. Живопись Брюллова становилась прозрачнее, колорит картин
напряженнее, краски свежее. Он пишет свои Картины "Итальянское утро" и
"Итальянский полдень", в которых сюжет взят не из мифологии или Библии, а
просто из жизни. Это шокирует почтенных членов "Общества поощрения
художников", и они лишают Брюллова стипендии. Но, к счастью, к тому времени
его мастерство настолько окрепло, что он решает идти своим путем.
"Всадница" - прекрасная картина Брюллова - сразу поставила его в ряд с
крупнейшими живописцами Европы. Виртуозно написанная, она вызвала сенсацию в
Риме. Вот один из отзывов прессы тех дней:
"Отличный живописец, которого до сих пор мы знали только по некоторым
прелестным рисункам, исполненным акварелью, в этом году появился с большой
картиной, написанной масляными красками, и превзошел всеобщие ожидания. Эта
картина, портрет в настоящую величину, изображает очень красивую девушку на
лошади, в саду, и написана господином Карлом Брюлловым по заказу графини
Самойловой. Манера, которою исполнен этот портрет, заставляет припомнить
прекрасные произведения Рубенса".
За девять лет, проведенных в Риме, Брюллов достиг в своих портретах и
картинах высокого живописного класса. Но молодой художник, верный своей
мечте, продолжает упорно работать, изучать мастеров Ренессанса, чтобы
создать произведение монументальное, способное прославить русскую школу
живописи.
Стендаль в своих знаменитых "Прогулках по Риму" писал о посещении
Ватикана, где любовался стансами Рафаэля, и в частности "Афинской школой":
"Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении
действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую
пишет какой-то русский художник-Яркие краски русской копии послужили нам
прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора..."
Этот "какой-то русский художник", поразивший Стендаля, был Карл
Брюллов.
Успех
"...Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и
благородным подобострастием списывал "Афинскую школу" Рафаэля. А между тем в
голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали, народ бежал по
улице, чудно освещенной вулканом". Эти слова Пушкина очень точно рисуют
страстную увлеченность художника, вынашивавшего замысел "Последнего дня
Помпеи" - своей будущей знаменитой картины.
Катастрофа, постигшая древний город, целиком захватила все помыслы
живописца. Он так описывает свои первые впечатления от посещения Помпеи:
"...Нам открылась откопанная часть сего несчастного города. Мы взошли;
у входа сидели сторожа-проводники; один из них предложил нам свои услуги и
сказал, что это место был малый форум, или место, где сбирался народ для
торга и других публичных дел... Вид сих развалин невольно заставил меня
перенестись в то время, когда эти стены были еще обитаемы, когда этот форум,
на котором мы стояли одни и где тишина была только прерываема какой-нибудь
ящерицей, был наполнен народом... Нельзя пройти сии развалины, не
почувствовав в себе какого-то совершенно нового чувства, заставляющего все
забыть, кроме ужасного происшествия с сим городом".
Художник вначале создает несколько эскизов, а потом приступает к
грандиозному холсту. На его прорисовку вчерне ушло три года. Вот запись,
свидетельствующая о том, сколь напряженным был этот труд: "К концу 1830 г. в
брюлловской "Помпее" все фигуры были только поставлены на места и пропачканы
в два тона. Вся эта работа была окончена и так подействовала на организм
Брюллова, что у него от упадка сил дрожали голова, руки и ноги".
Не представляется возможным описать все сложности создания холста,
размер которого достигал около тридцати квадратных метров.
Но наконец картина написана. Вот как рассказывал сам Брюллов о своей
работе: "...Чудные моменты пережил я, писавши эту картину! И, как теперь
вижу стоящего перед нею маститого старца Камуччини. Спустя несколько дней
после того, как весь Рим стекался смотреть мою картину, пришел он ко мне в
мастерскую (на) Виа Сан Клавдио и, постояв несколько минут перед картиной,
обнял меня и сказал: "Обними меня, колосс!"
Римляне и жители других городов Италии приходили в мастерскую
полюбоваться шедевром. Слава художника росла с каждым днем... Великий
английский писатель Вальтер Скотт, рассматривая "Последний день Помпеи",
сказал с восторгом: "Это не картина, это целая поэма".
Полотно привезли в Милан. И снова, как и в Риме, в зале, где оно
экспонировалось, с утра до вечера теснились толпы любителей живописи.
Брюллова узнавали на улице, приветствовали его, а однажды, когда художник
посетил театр, публика устроила ему овацию.
Можно себе представить, как ожидали в России "Последний день Помпеи".
Ликованию соотечественников не было предела. Самые высокие ценители
искусства были поражены творением Брюллова. Гоголь писал:
"Его произведения первые, которые могут понимать (хотя неодинаково) и
художник, имеющий высшее развитие вкуса, и не знающий, что такое художество.
Они первые, которым сужден завидный удел пользоваться всемирною славою, и
высшею степенью их есть до сих пор "Последний день Помпеи"... У Брюллова
является человек для того, чтобы показать всю красоту свою, все верховное
изящество своей природы. Страсти чувства, верные, огненные, выражаются на
таком прекрасном облике, в таком прекрасном человеке, что наслаждаешься до
упоения".
"Гениальным художником" и "первым живописцем Европы" назвал жизописца
Белинский.
Атмосфера всеобщей любви возникла вокруг счастливого художника. Это
была полная мера народного признания за творческий подвиг.
Оказавшись на родине, прославленный живописец спешит в Москву, куда
приезжает в декабре 1835 года. Город произвел на Брюллова огромное
впечатление. Он целыми днями бродил по его улицам, восторгался красотой
древнего Кремля. Все здесь для него дышало великой историей России.
В голове художника роились десятки замыслов, он рисовал эскизы,
увлеченно рассказывал новым друзьям о своих планах.
Москвичи приняли его радушно, хлебосольно. Его звали на банкеты,
приемы, в честь него были сложены стихи:
Принес он мирные трофеи С собой в отеческую сень, - И стал "Последний