Нова Свинг

Антуан уставился на нее, потом мимо нее. Глаза его засияли.

– О, – произнес он, – а вот и Ирэн.

Финразведка Полиции Зоны проследила путь денег от офиса на задах клуба «Семирамида» до комнаты на задворках Фойгт-стрит, одной из многочисленных нор де Раада; они чуть ли не ежедневно выявляли и обыскивали такие.

На Фойгте замелькали проблесковые маячки множества машин. Отрядили пожарных. Хакеры взяли в работу запертую бронированную дверь. В напускном спокойствии, травя байки о прежних переделках, дежурили рядом с норой бойцы Карантина и Зачистки, судя по форме – из среднего звена. Обычная история, не считая высокой, основательно перекроенной девушки, под чьим началом развернулась операция; по ее предплечью струились потоки данных. Все знали, кто это, и не доверяли ей, поскольку не понимали, как ей удалось настолько быстро продвинуться по службе. После катастрофы на Окраине городские копы вообще избегали сотрудничать с Полицией Зоны, однако по жестам бойцов и девушки было ясно, что иного выбора им не осталось.

Замок оказался механическим, и с ним хакеры справиться не сумели. В итоге дверь решили взорвать.

Отряд проник внутрь, выглядели бойцы уверенно, но нервничали не на шутку. Никому не хотелось первым оказаться на месте крупного побега. В любом случае они уже опоздали. Что бы странного тут ни случилось, а ему уже пришел конец. Описать его можно было так: в комнате воняло, пахло так же, как в карантинном отделении, – прогорклым жиром, но не так сильно, ибо запах впитался в голые половицы, раскладушку и разметанное по ней серое белье, в белые стены, покрытые высохшим налетом человеческих выделений и неразборчивыми граффити. В комнате было почти пусто, но не совсем. Сотрудники Полиции Зоны понимали это не совсем. Они к такому привыкли. Тут до недавних пор что-то обитало, но как его описать или какой смысл вкладывать в понятие обитало – вопрос отдельный и сложный. Окажись они тут двадцатью четырьмя часами ранее, увидели бы, как теперь всем было ясно, композитное создание, известное в прошлом как Погода: именно тогда оно в последний раз выбралось из своего схрона. Дверь, вероятно, открылась и без вмешательства агентов, а потом закрылась и заперлась. Снаружи было тихо, только шумели сильные струи летнего дождя, а где-то вниз по Фойгту смеялись и бегали дети, хлопая дверьми в поисках укрытия. На секунду звуки эти сделались непереносимо острыми. Женщина, по чьей руке струились данные, поглядела на граффити. Потом сверилась с потоками данных на тыльной стороне предплечья. Задумчиво покачала головой.

– Заканчивайте, – велела она бойцам Зачистки.

Она вернулась к себе в офис, в верхнюю часть города, на перекресток Юнимент и По. Там она запустила запись с нанокамер, погрузившись в следующую крупную загадку своей карьеры.

Запись была безупречно дотошная, скомпилированная исчезнувшим сыщиком и спроецированная на стены его теневыми операторами и ясности не прибавляла. Год после смерти жены Эшманн провел за расследованием убийств Неонового Сердца. Все детали попали в запись. Результат нулевой. Он наблюдал, он задавал вопросы и разнюхивал имена, он проходил в ворота некорпоративного порта, где пахло деньгами и жестокостью. Он слонялся от бара к бару. («Рано или поздно, – говорил он камерам с проказливой улыбкой, которую сотрудники понемногу наловчились узнавать, – все смельчаки увидят небо через решетку».) Он приезжал на работу каждое утро и уезжал вечером – за рулем розового «кадиллака» 1952 года выпуска. Он сидел в кабинете, закинув ноги на зеленую оловянную столешницу, и писал письма – женщинам и Приме. Убил ли он ее? Был ли он Тату-Убийцей? Ассистентке стало ясно, что он в действительности и сам не знал этого, – во всяком случае, не в большей степени, чем она. Он знал только, что Саудади от него этого требует: исполнять функции сыщика и строить какие-то планы. В тот год, и в каждый следующий, он словно бы собирал себя заново по кусочкам, не в нечто новое, но и не в полное подобие себя прежнего. Чувство вины его восходило к моменту смерти Примы. Однако чувство разрыва с самим собой преследовало Эшманна еще с тех пор, как он на ней женился. Ассистентка вспоминала, как он говорил: «Все преступления суть преступления против непрерывности – непрерывности жизни, непрерывности обладания, системной цельности».

Она вздохнула.

– Выключить, – скомандовала она.

Полночь еще не настала. Еще рано отправляться на бакоферму, что на Си-стрит. Жалюзи на окнах участка были опущены, и через них пробивались эрратически пульсирующие полоски неонового света, розовые и ядовито-голубые, поразительно насыщенные. Мебель пахла аутентичным лаком. Ассистентка постоянно о чем-то общалась по своей линии, или же к ней подплывали теневые операторы, нашептывая:

– Дорогая, ты только вот это подпиши, пожалуйста.

Или кучковались перед ее столом, как стайка летучих мышей, сновали над разбросанными в беспорядке бумагами в полосках неонового света, надеясь, что она их заметит. По ее предплечью бежали потоки данных. Теперь кабинет принадлежал ей. У нее крупный побег. У нее свои дела. Можно позволить себе часик отдыха перед следующим решением. И после этого еще часик. Но она не устала, да и не знала, чем до той минуты заняться. Снаружи одинокая растерянная блондинка в коротком белом коктейльном платье без рукавов рассеянно улыбалась опустевшей улице, держа в руке пару туфель, а влажный ветер гонял по перекрестку обрывки мусора.

Миновал еще месяц, и ремонт «Новы Свинг» подошел к концу. Они получили одобрение портовой администрации. Покрасили корабль. Придумали имя для своей компании: «Перевозка тяжелых грузов» – итог часов безмолвных размышлений Антуана; взамен корпоративного слогана приспособили девиз, который, по утверждению Ирэн, был записан у нее на сердце: «Наша цель – будущее». Основательно усовершенствовали аппаратную начинку двигателя. Однажды дождливым осенним утром, под секущими Карвер-Филд струями, Лив Хюла прогрела ракетные движки, заглотила, испытывая обычную смесь оптимизма и отвращения, пилотский интерфейс и в компании Антуана, пристегнутого в кресле рядом, повела корабль на парковочную орбиту.

– Бля-а! – молвила она пятью минутами позже – голосом призрака, через корабельные динамики. – Работает!

– Это уже кое-что, – согласился Антуан.

Они мгновение глазели в пространство, затем, застигнутые изумлением, друг на друга. Космос! Проверка инфраструктуры подтвердила первоначальные догадки.

– Это корыто реально работает!

Устрашенные и взбудораженные, слегка рассерженные, но обнадеженные собственным профессионализмом, они поспешили обратно. Ирэн-Мона, в розовых колготках, бледная, но счастливая, освежала макияж в ожидании их возвращения; блестящий красный несессерчик Антуану был уже знаком.

– И как же оно работает? – требовательно вопросила она. В продолжение испытаний, призналась Ирэн, она сидела в админском кафетерии за мороженым «Белый свет»,[42] не осмеливаясь даже взглянуть на стартовую площадку.

– Но я видела вспышку. Вы крепко подсветили этот дождь, осмелюсь я заметить. Я за вас ноги скрестила.

– Поверить не могу, – ответила Лив Хюла, – что эта хрень работает.

После этого они переселились на корабль всей троицей и приступили к осторожным тренировочным полетам в космос – так делает первые шаги младенец. Хотя взгляды Ирэн и Лив на жизнь существенно различались, они нашли общий язык, – по крайней мере, им удавалось управляться с Антуаном. Антуан же, в свою очередь, и рад был подчиняться. В конце концов, он к этому привык, однако перед Моной признаваться в том не желал. Им всегда теперь было о чем поговорить. Антуан с Ирэн болтали о личностном развитии и вдохновляющих на свершения целях. Ирэн с Лив – о том, как важно правильно представлять себя людям. Антуан с Лив – о Вике Серотонине, которому в нынешнем деле были многим обязаны.

42

«Белый свет» (White Light, 1980) – сюрреалистический роман американского математика и писателя Руди Рюкера.