Родственные души

Когда-то это место, с его пещерными залами и изысканными спиральными лестницами, было чудом великолепия. Но воздействие воды превратило некогда величественные статуи в нечто гротескное. Украшавшие стены богатые гобелены свисали призрачными лохмотьями, словно пряжа какого-то огромного мрачного паука. Флинт наклонился ближе к одному из узоров, и прикосновения его пальца хватило, чтобы обратить гобелен в пыль. Залы, когда-то бывшие светлыми в отражении тысяч факелов, висевших на их гладких стенах, теперь превратились в мрачные берлоги, которые едва пронзал слабый свет свечи Флинта, а в воздухе висело зловоние древней, но не забытой смерти.

Атмосфера угнетающе давила на Флинта и его гномье сердце. В его ушах эхом звучали рассказы о давно забытых гномьих королевствах.

Блуждая по темным залам, Флинту иногда приходилось возвращаться по своим следам в пыли, когда коридор внезапно заканчивался тупиком или возвращал в зал, который он уже проходил. Но, в общем, его гномье чутье — отмечавшее малейшие изменения в движении воздуха или наклоне камня — извилистым курсом непрерывно вело его наверх. Однако гном не знал точно, как далеко ему предстоит идти. Он не мог знать, как глубоко спустился по желобу — если, конечно, он вообще еще был где-то возле Квалиноста.

Однако, наконец, огарок свечи догорел. Флинт взвизгнул, когда пламя обожгло ему палец, и последний кусочек свечи выпал у него из руки, зашипел, приземлившись в лужу, и погас. Над гномом быстро и тихо сомкнулась тьма, будто здесь не было света и в помине.

— Проклятье! — тихо выругался Флинт, посасывая обожженный палец. Сердцем он знал, что был уже ближе к выходу; минуту назад он был уверен, что уловил дуновение немного более свежего воздуха. Но гном мало, что мог сделать. Поняв, как измучился, он подумал, что ему не повредит дать немного отдохнуть глазам, пока он пытается придумать способ выбраться из неприятностей. А заодно, может быть, и его одежда немного обсохнет.

Темнота была пугающей, но Флинт вытолкал из головы мысли о ней. Они так далеко оставили его, что гном присел к стене отдохнуть. Собираясь всего лишь минуту-другую дать отдохнуть глазам, гном быстро погрузился в глубокий сон.

Сначала чуть заметно, темнота вдоль горизонта стала постепенно рассеиваться, обратил внимание Полуэльф. Вскоре звезды начали тускнеть, и из-за горизонта в небо пробился слабый свет.

От шумного визита Быстроногой, Гилтанас практически очнулся, затем из бессознательного состояния плавно перешел в сон. Танису, слишком утомленному, чтобы задремать, не оставалось ничего, кроме как наблюдать, как медленно светает, пока, в конце концов, солнце не взошло над утренней легкой дымкой, уставившись немигающим кровавым глазом. Ущелье внизу было укутано в мягкий туман.

К востоку Танис услышал, как барабан известил о том, что трое Уласи покинули Башню, чтобы разыскать Портиоса в Роще. Затем они оденут Портиоса в серую рясу, близнеца той, что была на Гилтанасе, и отведут его во дворец на Мелетка-нару, суровое испытание допросом, критикой и подстрекательством.

Танис посмотрел вверх на десятиметровую поверхность утеса. При свете казалось, что ловкий скалолаз сможет взобраться на скалу, воспользовавшись трещинами и пеньками можжевельника. Он только надеялся, что его кузен сможет последовать за ним.

Первое, что обнаружил Флинт, проснувшись, что он мог видеть. Едва заметный, по правде говоря, тусклый луч колебался в воздухе, бледный и серый, едва достаточный, чтобы он мог различить смутные очертания комнаты, в которой находился.

Поднявшись и потянувшись, Флинт застонал. Должно быть, он проспал несколько часов. Теперь тени выглядели менее пугающими; что бы ни было источником сероватого света, похоже, он отпугнул их. Хотя свет был тусклым, он не был жутким, не таким, как от виденных им ранее рыб. Он скорее воодушевлял сердце гнома. Флинт осмотрел комнату, ища источник света, а затем внезапно увидел.

В стене, как раз над тем местом, где он спал, свернувшись клубочком, была крошечная трещинка в камне. Гном в точности знал, что это означает. Это был дневной свет, а за стеной простиралась свобода.

Флинт обследовал трещину и область вокруг нее. Линии были практически незаметными, но гном хмыкнул. Он был уверен, что когда-то здесь было окно. Вероятно, его по какой-то причине замуровали. Флинт заметил едва просматриваемый контур, где было заложено отверстие.

Он поднял тяжелый молот, который все время был у него на поясе, и изо всех своих набранных у горна сил ударил по камню. Тот вздрогнул, и Флинт удовлетворенно хмыкнул, увидев, что трещина удлинилась. Он снова взмахнул, затем в третий раз. Трещина расширилась, и к ней присоединилась еще одна, впуская тонкую полоску света. Это воодушевило гнома, и он принялся истово колотить по стене. К счастью, камень не был толстым, и трещина была признаком общей слабости кладки. Несомненно, та поспешность, с которой было давным-давно замуровано это окно, играла Флинту на руку. Если бы мастера использовали все свое умение при создании стены, молот Флинта оказался бы столь же бесполезным, как ивовый прут.

Через минуту от стены начали отлетать обломки камня. Щель превратилась в отверстие, затем внезапно поддалась вся кладка, рассыпавшись камнепадом перед Флинтом, и комнату залил свет, загоняя тени в глубокие тайники залов.

Гном, ликуя, просунул бородатую голову в отверстие — но его торжество померкло, так как он оказался на дне другого каменного колодца.

И снова, кроме как подниматься, по-другому было не выбраться.

Кроме как подниматься, по-другому было не выбраться, подумал Танис, рассматривая поверхность утеса. Рядом с ним Гилтанас, наконец, зашевелился и открыл глаза. Несмотря на шишку цвета розового кварца размером с яйцо сбоку у него на голове, Гилтанас выглядел здоровым.

— Танис! — воскликнул он. У него на лице промелькнуло выражение облегчения, а затем гнева. — Ты нарушил решение Беседующего!

— Я пришел спасти тебя, — ответил Танис, в то время как в Квалиносте снова раздались барабаны Мелетка-нары.

Гилтанас попытался сесть, вызвав дрожь карниза.

— Барабаны! — сказал он, в зеленых глазах заметалась паника. — Мне нужно вернуться на Кентоммен-талу. — Его телодвижения подвинули его в опасную близость к краю выступа, и Танис схватил кузена за руку, чтобы втянуть обратно. На лице светловолосого стражника боролись страх, к которому примешивалось облегчение, и гнев.

— Как думаешь, сможешь залезть наверх? — Танис указал на десятиметровую каменную стену. — Или мне оставить тебя и вернуться с помощью?

— Оставить меня? — эхом прозвучал голос Гилтанаса, который встал на ноги и потянулся к первой опоре для рук. — Я халатно отнесусь к своим обязанностям, если позволю тебе бежать.

— Бежать? — проворчал Танис. Каменный карниз, еще сильнее расшатавшись от их движений, снова дрогнул.

Но зов долга, казалось, придал новичку стражнику сил, так как он довольно сносно взбирался на скалу, хотя ряса до колен определенным образом сковывала его движения. Наконец, Гилтанас заткнул полу рясы за ремень, что облегчило ему подъем. Однако из-за этого Танис задержался на глыбе, которая все сильнее демонстрировала свою неустойчивость. Нервничая, Танис подождал, пока Гилтанас не поднимется выше головы Полуэльфа, а затем последовал за ним, используя те же опоры для рук и ног, что и его кузен-эльф.

Шанс на спасение, выглядевший безнадежным во мраке ночи, в дневном свете казался трудным, но возможным.

Полчаса спустя, Гилтанас помог Танису перелезть через край обрыва. Это последнее усилие расшатало средней величины булыжник, который со скрежетом соскользнул с края и упал на глыбу, на которой они вдвоем провели ночь. Глыба треснула, затем сильнее наклонилась, медленно оторвалась от скалы и упала, вращаясь в чистом воздухе, в реку.

Вдалеке барабаны издали последнюю дробь и смолкли.