Родственные души

Он нашел удобную позицию у подножья дерева и провел несколько часов, инкрустируя медальон, почти завершив работу, пока Танис с Эльд Айлией гуляли, беседовали и собирали травы для ароматических смесей и зелий акушерки.

Несколько часов спустя, когда над городом начали сгущаться сумерки, Флинт в одиночку возвращался в свою мастерскую в рощице из осин и фруктовых деревьев; Танис пошел провожать домой акушерку. В жилище Флинта, конечно же, было темно; он несколько дней не разжигал горн из-за летней жары и из-за того, что текущий процесс создания медальона требовал работы только с холодным металлом.

Цветки утренних глориоз, увивавших дверь, плотно закрылись в надвигавшихся сумерках, а один из новых розовых кустов, которые гном посадил рядом с крыльцом, только начал цвести. Флинт сорвал один из бледно-желтых бутонов и втянул его запах. Он вздохнул. Не следовало забывать маленькие радости жизни. Несмотря на спор с лордом Тайрезианом, день удался.

Наверное, кружка эля — фаворит среди тех маленьких радостей Флинта — будет уместна в такой вечер, размышлял он, открывая дверь мастерской и шагая внутрь, продолжая крутить между пальцев розу.

— Ой, — внезапно произнес Флинт, роняя розу. Он укололся о шип и сунул палец в рот, посасывая его, чтобы унять боль. — Слишком сильно для простых удовольствий, — проворчал он по поводу своего раненого пальца и наклонился, чтобы поднять розу, помня о шипах на этот раз.

В тот момент, когда он собрался выпрямиться и шагнуть в мастерскую, что-то привлекло внимание Флинта. Это была тонкая черная нить, лежавшая у порога в шаге от комнаты. Обычно поддерживавший чистоту в — пусть и захламленной — мастерской, Флинт потянулся к нити, собираясь подобрать ее и выкинуть прочь.

Нить странным образом, казалось, за что-то зацепилась.

— Проклятье! — проворчал он и дернул сильнее.

Внезапно послышался слабый щелчок, и, подчиняясь какому-то инстинкту самосохранения, Флинт лицом вниз упал на пол. Ударяясь о камни, он заметил в глубине комнаты вспышку света. Что-то со свистом пронеслось над его головой и с глухим стуком выше и сзади воткнулось в деревянную дверь.

С трудом сглотнув, он заставил себя перекатиться и, оставаясь на полу, посмотреть на возвышавшуюся над ним дверь. Погрузившись в прочное дубовое полотно, прямо на уровне груди стоящего в полный рост гнома, торчал кинжал с кожаной рукояткой.

— Реоркс! — прошептал Флинт. Он осторожно поднялся на ноги, остерегаясь любого резкого звука, который может сигнализировать о еще одной атаке. Он чувствовал, как дрожат колени, несмотря на его твердый приказ им прекратить. Медленно он взялся за кинжал и вытащил из двери. Его тонкий кончик злобно мерцал в убывающем свете дня. Если бы он вошел в мастерскую и зацепил нить ботинком, кинжал воткнулся бы не в дверь, а в сердце гнома.

Почему кто-то хочет убить его?

Флинт начал оборачиваться, чтобы переступить через нить и войти в мастерскую, но послышался слабый стук, напомнивший гному звук, с которым резко заклинивает некий механизм.

Прежде чем он смог хотя бы вскрикнуть, мелькнула еще одна вспышка, когда второй кинжал пронесся в воздухе по направлению к гному.

— Флинт, старая ты дверная ручка, — хрипло произнес он и прислонился к двери, ухватившись за нож, который проткнул плечо его бледно-голубой рубашки. Между его пальцев засочилась кровь и окрасила ткань. — Тебе следовало догадаться…

Он повис на двери и затем со стоном соскользнул на землю.

— Старая ты дверная ручка… — еще раз прошептал он, и затем его глаза с трепетом закрылись. Флинт лежал неподвижно, когда ночь набросила на город свой плащ.

ГЛАВА 22. ПРИБЫВАЕТ ПОМОЩЬ

— Флинт! Ты слышишь меня?

Танис мягко потряс гнома, а затем более настойчиво, но Флинт оставался неподвижным, все еще сжимая рукой кинжал. Его пальцы были темными от запекшейся крови.

— Флинт!

Танис еще раз тряхнул гнома, и тот внезапно издал тихий стон. Танис с облегчением вздохнул.

— Во имя Реоркса, — хрипло простонал Флинт, — не можешь ты оставить в покое бедного мертвого гнома?

Танис обхватил Флинта рукой за шею, помогая гному сесть прямо, чтобы облегчить дыхание.

— Флинт, — тихо произнес Полуэльф, — ты не умер.

— Кто тебя спрашивает? — раздраженно, хоть и слабо, сказал Флинт. — Теперь будь любезен, просто оставь меня здесь покоиться с миром. Вся эта тряска вызывает у меня головную боль. — Гном снова простонал, откинувшись на руку Таниса. Улыбка облегчения промелькнула на лице Полуэльфа.

— Ты не можешь быть серьезно ранен, — прошептал он. — Раз у тебя остались силы жаловаться.

Двигаясь осторожно, чтобы рана не начала снова кровоточить, Танис поднял Флинта и положил, насколько только мог аккуратно, его на койку. Он осмотрел рану, решив пока не вытаскивать кинжал, и побежал за помощью.

Оказавшись снаружи мастерской, он задумался, кого позвать — Мирала или Эльд Айлию. Маг был загружен подготовкой к Кентоммену, но Башня была ближе, чем дом акушерки на западной стороне. Это и определило выбор Полуэльфа.

Десять минут спустя Танис вернулся, глотая воздух от смертельной гонки, с тяжело дышавшим магом позади. Вскоре Танис с Миралом обложили гнома подушками и извлекли нож. Гном задышал легче.

— Не нужно врачей, — прошептал он. — Слишком поздно. — В его голосе появились мечтательные нотки: — Я уже могу видеть горн Реоркса…

— Флинт, это твой горн, — произнес Танис.

— Ты реальный вредитель, — пожаловался гном.

— Вот, — сказал за спиной Таниса Мирал, и протянул Полуэльфу кружку, над которой поднимался пар. На поверхности плавали обрывки листьев. — Пусть он выпьет это.

Танис поднес кружку Флинту под выпуклый нос, и гном принюхался к напитку. Тот пах горьким миндалем.

— Это не эль, — обвиняющее произнес он.

— Правильно, — сказал Мирал. — Но это тебе лучше поможет.

— Не может быть, — проворчал гном. Тем не менее, он сделал глубокий вдох и осушил кружку.

Эльд Айлия — вызванная одним из прибывших на Кентоммен акробатов, которому Танис по дороге дал стальную монетку — появилась как раз, когда Мирал очищал и зашивал порез. Обычно практически не вызывает сложности промыть и наложить швы на кинжальную рану, но Флинт усложнял задачу, все время брюзжа и протестуя. Удивительно, но лечение, похоже, не столько вызывало боль, сколько злило его. Мирал закатал рукава до локтей, вымыл руки с мылом и семью стежками зашил рану — что сопровождалось семью гномьими проклятиями и семью гномьими извинениями перед Эльд Айлией. Затем Мирал нанес на нее пузырь из целебной мази размером с грецкий орех и перевязал волосатую грудь гнома бинтом из мягкой ткани.

— Я в порядке! — наконец заорал Флинт. — Оставьте меня в покое!

После этого Мирал заявил, что рана гнома должным образом обработана и собрался вернуться в Башню. Маг раскатал свои рукава; его правая рука практически зажила, но потерявшие ногти пальцы все еще выглядели отвратительно.

— Мне нужно присмотреть за труппой актеров, которые собираются развлекать публику, декламируя предсмертную речь Кит-Канана, — сказал он и состроил гримасу.

— А что в этом плохого? — спросил Танис.

— Я не уверен, что он произносил ее, — ответил маг и снова состроил гримасу. Мирал протянул Танису сложенную бумажку с травами и велел готовить из них каждый час по чашке чая и давать гному, — даже если вам придется связать его для этого.

— Если ему будет слишком трудно проглотить, смешайте их с элем, — уже у двери Мирал тихо сказал Танису.

— Я обещаю, мне будет трудно! — прокричал Флинт с койки, где Эльд Айлия безуспешно пыталась убаюкать его. После этого маг вышел.

Эльд Айлия снова попыталась успокоить Флинта колыбельной, которая, как она сказала, обычно творит чудеса с младенцами. Он не вполне был уверен, как воспринимать это, но заслушался ее теплым альтом, которым она напевала древнюю мелодию.

— Баю, баю, крошка эльф, — пела она, — спи под звездами всю ночь. Обойди ты все леса, проскачи среди садов, а к утру с улыбкой в дом возвращайся, крошка эльф.