Страница 6 из 19
«С чрезвычайными трудностями мне удалось найти верного слугу, дабы объяснить Вам свое несчастное положение. Умоляю Вас проявить сострадание ко мне, так как лорд Джеймс, ныне занимающий пост регента, в частной беседе сообщил мне, что Ваш сын, король Франции, собирается заключить мир с французскими гугенотами и одним из условий мирного договора будет отказ от любой помощи для меня. Я не могу поверить этому, ибо после Бога я более всего полагаюсь на Вас и короля, что может засвидетельствовать податель сего письма. Прошу Вас оказать ему такое же расположение, как если бы на его месте оказалась я, и не осмеливаюсь просить о большем, кроме надежды на то, что Бог не оставит Вас в своей бесконечной милости.
Писано в моей тюрьме, в последний день марта».
Ученики Кальвина! Сначала они обратили шотландцев в свою веру и разорили страну, а теперь пытались сделать то же самое во Франции. В Шотландии их называли реформистами, а во Франции – гугенотами. Говорили, что во Франции их много тысяч и они имеют военную организацию. Волны насилия прокатывались по Франции, пока гугеноты боролись с католической церковью за власть над умами людей. Именно гугеноты убили герцога Гиза и коннетабля Монморанси и стали настолько могущественными, что Екатерина Медичи начала искать примирения с ними.
Повсюду выстраивались боевые порядки. Голландцы – тоже протестанты – взбунтовались против испанского правления. В Испании инквизиция стремилась уничтожить любых протестантов, скрывавшихся от ее гнева. Словесные дуэли между реформаторами более мягкого толка и добродушными католиками сменились ожесточением и бескомпромиссностью с обеих сторон. Трентский собор, завершившийся пять лет назад, принял грозную резолюцию о невозможности примирения с протестантами. Все, что протестанты ставили под сомнение: исповедь перед священником, молитвы святым и верховная власть папы римского, – провозглашалось абсолютно необходимым для спасения души. Католик даже не мог присутствовать на протестантской службе, не подвергая свою душу опасности. Поле битвы было обозначено, флаги развернуты, и трубы давали сигнал к бою. На стороне протестантов, словно игроки в деревенском футбольном матче, были Скандинавские страны, Англия, Шотландия и Нидерланды. На стороне католиков выступали Италия, Португалия и Испания. В Германии и Франции произошел раскол.
«А моя несчастная участь – попасть в эту ловушку, – думала Мария. – Моя судьба зависит от религиозных фанатиков, и это при том, что я всегда проповедовала терпимость».
Она могла бы рассмеяться, если бы ирония не была такой горькой.
До нее дошли новые известия о судьбе Босуэлла. Она знала, что его перевезли в Копенгаген. Лорды пытались убедить короля Фредерика, что Босуэлла нужно предать суду, но Фредерик продолжал удерживать его. Почему? Насколько ей было известно, о выкупе речи не шло и никто не связывался с ее представителями, такими, как архиепископ Глазго, ее верный посол во Франции. Почему Босуэлл не мог сбежать или договориться о своем освобождении? Она отправила королю Фредерику письмо, где возражала против экстрадиции Босуэлла, и смогла передать его перед самым изгнанием Джорджа. У нее не было возможности узнать, дошло ли письмо по назначению. Она также написала Босуэллу, излив свои тщательно скрываемые чувства и умоляя его не падать духом. Она мало что написала о собственных бедах, не желая причинить ему еще больше боли, чем причинила уже. Представлялось еще менее вероятным, что это второе письмо дошло до адресата.
Джордж рассказал ей о слухах, что Босуэлл предложил Оркнейские и Шетландские острова Дании в обмен на свое освобождение, и это заинтересовало Фредерика. Но, несмотря на титульные права Босуэлла, он понимал, что лорды должны признать эту сделку. Возможно, Фредерик задерживал Босуэлла именно по этой причине, собираясь предложить его лордам в обмен на острова.
В середине апреля, перед Страстной неделей, Уилл продемонстрировал свою изобретательность. Ему удалось доставить Марии два драгоценных письма. Одно из них было копией послания, написанного Босуэллом для Карла IX («Значит, мы оба припадаем к его ногам, умоляя о спасении», – подумала Мария), а другое предназначалось для нее.
– Говорят, что его темница не такая мрачная, как ваша, – прошептал Уилл, когда они гуляли по маленькому огороду. Некоторых солдат заставили перекопать землю для посева. – Его перевезли в шведский город Мальмё и разместили в замке – в той самой комнате, где когда-то жил низложенный датский тиран Кристиан II. Она большая, со сводчатым потолком и находится на втором этаже. Они установили решетки на окна, когда готовили ее для Босуэлла.
Значит, они знали о его умении сбегать из-под стражи. У Марии стало тяжело на сердце.
Уилл передал ей оба документа, и она поспешно спрятала их в рукаве. Солдаты орудовали лопатами, но они, несомненно, наблюдали за ними. Ей придется подождать возвращения в свою комнату.
– Я скучаю по Джорджу, – сказала она так громко, чтобы все ее услышали.
– Да, – согласился Уилл. – До меня дошли слухи, что он собирается во Францию. Он говорит, что здесь ему не светит удача и если уж отправляться в изгнание, то он предпочитает уехать за границу; по крайней мере там можно узнать что-то новое.
– Ох! – Значит, Джордж потерян для нее. Потом она увидела, как Уилл едва заметно подмигнул ей.
– Его родители будут опечалены, – сказал он. – Но вы же знаете, какими упрямыми бывают молодые люди!
Вечером Мария изобразила боль в желудке и тошноту, что потребовало уединения в своей комнате. Заботливые юные дочери Дугласов беспокоились о ее здоровье и хотели приносить холодные компрессы, сидеть рядом с ней и гладить ей лоб.
– Может быть, – сказала она. – Но лишь после того, как пройдут самые сильные боли.
В тусклом свете единственной свечи, издавая притворные стоны и звуки отрыжки, Мария развернула письма.
«Христианнейшему королю Франции Карлу IX.
Сир! Я покинул Шотландию, дабы сообщить королю Дании о великих и несомненных злодействах, учиненных над королевой Шотландии и надо мною, в частности, ее близким родственником. Намереваясь после этого со всевозможным почтением обратиться к вашему величеству, я попал в шторм у побережья Норвегии и впоследствии оказался в Дании. Здесь я обнаружил Вашего посла, мсье Дансэя, которому дал полный отчет о моих делах в надежде, что он незамедлительно ознакомит вас с ними, что мне было обещано. Не сомневаясь в его обещании, я смиренно обращаюсь к вашему величеству с просьбой проявить добрую волю и воздать мне за верную службу, которую я подтверждал в течение всей жизни и каковую надеюсь продолжить. Прошу ваше величество оказать мне честь таким ответом, какой вы можете дать человеку, которому не на кого надеяться, кроме Бога и вашего величества.
Сир, я со всевозможным смирением вверяю себя Вашей милости и молю всемогущего Бога даровать Вам долгую и счастливую жизнь.
Из Копенгагена, 12 ноября,
Ваш покорнейший слуга Джеймс, герцог Оркнейский».
Двенадцатое ноября! Но во Франции так и не предприняли никаких действий. Несмотря на величавый и почтительный тон, письмо никак не помогло ему.
Мария испустила страдальческий стон, который на этот раз не был притворным. Мир поворачивался к ним своей темной стороной. А Фредерик, как она внезапно вспомнила, являлся одним из неудачливых претендентов на руку королевы Елизаветы. Англия в курсе событий.
Дрожащими пальцами она вскрыла другое письмо.
«Моя дражайшая жена!
Я составляю это послание, как ты однажды написала мне, как будто разговариваю с самим собой, не зная о том, придется ли тебе когда-либо прочитать его. Но писать тебе – все равно что писать самому себе, ибо мы – одно целое. Сейчас я чувствую это еще сильнее, чем раньше, даже больше, чем в то время, когда мы были вместе.