Крестная мать

— А фамилия Сергея какая?

— Про фамилию не спрашивал. А на кой она мне, фамилия? Серега и Серега.

— А где работает? Учится?

— И про это не спрашивал… Хотя постой, на какой-то они фирме вместе. Зарабатывают хорошо. Спекулируют, короче, чего-то прикупают, продают, машины ремонтируют. Я не знаю точно.

— Вы не говорите, что я у вас был, — попросил Сейкин вполне официально, и старый Мысков правильно его понял.

— Как скажешь, так и сделаю, я человек военный, — старик попытался даже расправить плечи. — А в случае чего, я ему уши-то пооборву, можешь не сомневаться.

«Если окажется, что Башметов причастен к гибели Морозова, ушами тут, дед, не обойдешься», — подумал лейтенант, но ничего больше Мыскову не сказал.

Простились они довольные друг другом.

Скоро Паша сидел перед столом Тягунова, и Вячеслав Егорович вместе с Косовым внимательно слушали его рассказ. Потом стали рассуждать.

— След, конечно, может оказаться ложным, — говорил Тягунов. — Блок цилиндров мы можем больше не увидеть. Паша парней спугнул, это ясно, от вещдока они могут элементарно избавиться. Тут ума особого не надо. Надо как можно быстрее допросить Вадима Башметова, узнать, кто второй, этот Серега. И сделать обыск у Мыскова. Мысков, кстати, может и не знать, что у него, к примеру, склад ворованных деталей. Ну, в лучшем случае дельцы устроили у деда перевалочную базу. Очень удобно: дом на отшибе, хозяин — старик. Кто в чем заподозрит? Гараж большой, Паша?

— Да, приличный, Вячеслав Егорович. «Уазик» крытый вполне может разместиться. И еще стеллажи.

— Ладно, маленький, большой — не в этом сейчас дело, — прервал диалог начальник отделения. — Нужно срочно проверить Башметова, установить личность второго, Сергея. Поезжайте сейчас же по адресу, который назвал Мысков, к Башметовым.

…Дверь операм открыл отец Вадима. Тупо, пьяно смотрел на сотрудников милиции, на их удостоверения, не хотел пускать в квартиру, но все же провел на кухню.

— А че? Вадьки нету дома. Че надо? — говорил он заплетающимся языком, но с каким-то торжеством в голосе, из которого легко было понять, что хотя бы в этом легавым не повезло. — Его увезли. Уехал он, понятно?

— Кто увез? Куда? — требовательно спросил Тягунов.

— Пришел этот… как его? Игорек, да. Сказал: «Поехали, шеф велел». И они умотали.

— Что за Игорь? Как его фамилия? На чем он приезжал?

— А я откуда знаю? Мне они не докладывали, на чем и куда они п-поехали. Может, на трамвае, может, на «мерседесе».

— А что, среди знакомых вашего сына есть и владельцы «мерседесов»?

— Может, и есть, — мотал пьяной головой Башметов-старший. — Они всякие ремонтируют. А кто на чем ездит, я не знаю. Мне до лампочки. У Вадьки свои интересы, у меня свои. Хочешь выпить, майор? У меня пиво есть, свежее, только что ходил.

— Нет, спасибо. А Игоря знаете, Башметов?

— Игорька-то! А как же! Он у нас был раза два. Хороший пацан, культурный. Вроде, шефа возит на иномарке. Так мне Вадька говорил.

— А где он работает? Кто его шеф?

— Спроси чего-нибудь полегче, майор. Сложные вопросы задаешь. А молодые не очень-то родителям рассказывают, где деньги берут. Я в их дела не лезу.

— А что это за тайны от родителей?

— Да какие тайны! Просто они не любят, чтобы мы в их дела встревали, вот и все.

— Ладно, Башметов, пошли мы. — Тягунов и Сайкин поднялись с табуретов, направились к двери.

— Да! Башметов, скажи-ка, а Сергей тут давно был?

— Какой Сергей?.. А, Серега! Был, а когда — не помню. Не записываю, майор. Прошлый раз он с бутылкой приходил, выпили, за жизнь поговорили. Я благодарен. Мне много не надо. Главное — уважение.

— Где этот Серега живет? Фамилия?

Башметов-старший лишь помотал головой, и офицеры поняли, что больше ничего сегодня не добьются. Или он врет, понимая, что оперы хотят получить нужную информацию, или разыгрывает из себя сильно пьяного.

Тягунов строго сказал на всякий случай:

— Хватит прикидываться, Башметов. Плохой из тебя актер, переигрываешь.

Тот дернулся, открыл было рот, но благоразумно промолчал. А Тягунов с Сайкиным вышли во двор громадного, длиннющего дома, стали спрашивать у подъезда старуху, выгуливающую на кожаном поводке лохматую болонку.

— Вадима Башметова знаете, мамаша?

— Из тридцать восьмой квартиры? Как не знать!

— Видели его сегодня?

— Видала, как же! Утром за ним приехали на черной такой машине иностранной. Дружки его.

— А что за машина? Какая модель?

— Я в них не разбираюсь. Знаю, что не наша она, не русская.

— Вы далеко от машины стояли?

— Нет. Тута вот и стояла. А машина — вон там. — Женщина показала рукой на квадратную асфальтовую площадку в начале дома. — Буська мой любит гулять, мы с ним на пару и дышим свежим воздухом. Я ему, вон, курточку сшила. И обувку пошила, да он зубами стеганки-то посдергивал.

— Не слышали случайно, о чем ребята возле машины говорили? Это же рядом было, если вы тут стояли. — Тягунов спрашивал просто так, зная о природном любопытстве женщин.

— Ой, я не прислушивалась… Но вроде наш-то, Вадим, из тридцать восьмой квартиры, сказал: «…легавые что-то зашевелились». Чего это он имел в виду, я не знаю. Но вы простите меня, старую, что я так сказала: «легавые».

— Ничего, мы и не такое слышали. Спасибо. До свидания. А обувку своей собачке вы все же не шейте — они этого не любят, у меня тоже собака есть. Да и в курточке ей жарко, а?

— Нет, Бусеньке в ней хорошо, — возразила старая женщина. — Правда, Буся? Слышишь, что дядя говорит?

Белой болонке разговор хозяйки с двумя незнакомыми мужчинами явно не нравился — она потешно скалила белые острые зубки.

Тягунов с Сайкиным зашагали прочь.

— У меня такое ощущение, что мы начинаем опаздывать, — сказал Вячеслав Егорович. — Кто-то идет впереди?

— И я так думаю, — признался Паша. — Куда ни придешь — уже кто-то здесь побывал, что-то сделал. Исчез блок двигателя, уехал Вадим Башметов, не стал ничего рассказывать его отец, явно что-то недоговаривает. У Вадима знакомые или друзья ездят на иномарках, значит, люди состоятельные, при деньгах. Кто такой Игорь? Куда он повез Башметова? Что у него за машина, чья? Какой модели?

— Да, вопросов много, — согласился Тягунов. — Вот и займись, постарайся получить ответы.

— Понял.

— Старшему по званию нужно отвечать: «Есть!»

— Слушаюсь, товарищ майор! — с улыбкой отвечал Паша. С Тягуновым ему нравилось работать.

Глава восемнадцатая

Главный режиссер Придонского ТЮЗа, Захарьян, как и многие его провинциальные коллеги, настойчиво следовал моде — искал для репертуара кассовые, в чем-то скандальные спектакли. Хорошо пошла «клубничка», в местное драме, например, давали «Красный огурец», «Гулящую», «Русскую красавицу» — откровенно эротические вещи шли на «ура», с аншлагами. ТЮЗу было сложнее, театр существовал для детей и юношества, тут надо знать меру. Но понемногу, приглядываясь и прислушиваясь к тому, что ставили молодежные театры в других городах, особенно в Москве и Санкт-Петербурге, Михаил Анатольевич осмелел: в репертуаре Придонского ТЮЗа появились спектакли, которые поначалу шокировали публику. Даже в «Ромео и Джульетте» герой и героиня такое выделывали на свиданиях, что зрительный зал замирал от потрясения, а возмущенные учителя писали в областную газету жалобы с требованием «убрать из Шекспира не присущую ему порнографию и почти секс».

Но Захарьян знал, что делал. Граней он не переступал, любовные сцены в «Ромео и Джульетте» можно истолковывать по-разному, в зависимости от личной фантазии; а если в «Острове сокровищ» разбойники и вытворяли друг с другом Бог знает что, на то они и разбойники. Главное, о театре заговорили, зритель на спектакли пошел — народ молодой, жадный на впечатления и не скупящийся на аплодисменты. Но все же это были спектакли классического, известного уже всему миру репертуара, в литературной основе не оригинальные, а Михаилу Анатольевичу хотелось чего-нибудь свеженького, русского, даже, может быть, местного. Так родилась идея перенести на сцену известную эротическую повесть Ивана Бунина «Митина любовь». Захарьян сам написал сценическую версию, пьеса получила название «Тайная любовь молодого барина». Над этим спектаклем коллектив ТЮЗа бился вот уже три месяца.