Страница 51 из 92
Эти машины заменились впоследствии «верными и искусно устроенными механическими часами, кои играют на флейте, арфе и басе 10 разных штук и представляют: 1) великолепное село, на левой стороне которого находится трактир, на верх коего из трубы выходит трубочист, бьет часы, и после последнего удара прячется паки в трубу, а на правой стороне виден под деревом сидящий и на флейте играющий пастух, а неподалеку от него на лошади почталион, который соответствует пастуху игранием на роге; 2) трактирщика, стучащего служанке в окно и приказывающего подать почтальону пить, с изображением, что служанка приходит и несет бутылку и стакан, а за служанкою бежит собачка и лает на почтальона и со стоящим на оных попугаем, который отвечает на вопросы до 50 разных слов и поет арии».
Читаем в газете: «Господин Вирбес, клавикордный мастер в Париже, выдумал новый клавесин, названный «Клавесин Гармонико-Небесный», который один своею игрою может выигрывать с точностью «консерты» и «симфонии-консертанты». Он соединяет в себе действия, каковые имеют пьяно-пьяниссимо, форто-фортиссимо, кречендо и сморцендо с 5 или 6 степенями, переменяемыми по произволению, и сверх того сей клавесин совершенствует голос 14 разных инструментов, а именно: архилютни, туорбы, голубеты, мандолины, гобоя, фагота, современной арфы, кларнета, флейты, свирели, тамбурина, гитары, игры, называемой небесной, и гармоники».
Это известие появилось вскоре после такого: «В Петербурге Антон Брандель будет почтенным любителям показывать играющий инструмент, который тоном против гобоя, подобен человеческому голосу и 8 футовым органам: оный инструмент при всяких концертах употребляем быть может, и на нем играют, как на клавикордах. Весом в 6 футов и величиною с большую книгу».
С легкой руки Петра I на петербургских церквах устанавливались куранты, они выписывались за большие деньги из-за границы, вместе с ними приезжали и «колокольные игральные музыканты», которым за игру на курантах платилось значительное, особенно по тому времени, жалование, и вот: «В прошлом 1724 году апреля 23 дня в канцелярии от строений учинен контракт с иноземцем колокольным игральным музыкантом Яганом Крестом Феретером быть в службе его императорского величества на три года в Санкт-Петербургской крепости у играния в колокола на шпице Петропавловском... А в ту свою бытность выучить ему на колоколах играть, что на упомянутом шпице, российских людей из малолетних 6 человек в сущую твердость...».
Таким образом, эти выписываемые иноземцы должны были подготовить музыкантов из малолетних русских.
Из частных лиц граф Бестужев-Рюмин имел в Петербурге дом с башней, на которой помещались выписанные из-за границы часы.
Первый раз сведение об органе, предназначенное для широкой публики и потому отпечатанное в «Академических ведомостях», появилось в 1737 г. В ноябре этого года происходила установка большого органа в немецкой церкви Петра и Павла. Орган был пожертвован Минихом, и об этом событии, имевшем значение для немецкой колонии Петербурга, оповестили и все население империи.
В XVIII в. органы довольно часто продавались в Петербурге: так, в 1788 г. «у инструментального мастера Ган продаются со 12 голосами большие органы, вышиною 5, шириною 4, глубиною 1/4 аршина, которые укладываются в ящики».
С конца 80-х гг. XVIII в. появились в продаже под названием органов шарманки.
С первым известием о фортепиано мы встречаемся в 1771 г.: «Сделанный знатнейшим мастером инструмент, фортепиано называемый, продается на Васильевском острове в 10-й линии в доме секретаря Гивнерса, где любители музыки оной видеть и о цене спросить могут».
В 1772 г. мы встречаемся уже с фортепиано из красного дерева; этот материал считался самым подходящим, причем с начала XIX в. фортепиано стали украшаться бронзой: «имеются для продажи и делаются на заказ фортепиано с бронзою и без оной» или «снаружи бронзою, эмалиею и тафтою украшенные».
* * *
Но перейдем к более материальным предметам.
Дешевизна продуктов питания делала жизнь в Петербурге для всех сословий вполне возможной. В то время ходили в обращении деньги более всего медные. Даже жалованье и пенсии выдавались медными монетами. Так, известный ветеран русской сцены, современник обоих Волковых и Дмитревского, актер Шумский, находясь на пенсии, квартировал у кого-то из своих родственников на седьмой версте по Петергофской дороге. Шумский каждый месяц приходил за своим месячным пенсионом, получал обычный двадцатипятирублевый мешок медных денег, взваливал его на плечи и относил домой, никогда не нанимая извозчика. Мешок таких денег весил полтора пуда.
«Для улучшения обращения денег, от которого,— как сказано в указе от декабря 1768 г.,— зависит благоденствие народа, цветущее состояние торговли, и дабы отвратить тягость медной монеты, затрудняющей ее оборот и перевоз», были введены в России к употреблению бумажные деньги, или ассигнации».
Торговля в Петербурге процветала.
В 1740-х гг. квартал вдоль Невского проспекта от «Гильдейского дома» до Садовой улицы был занят торговыми лавками. Из-за боязни пожара их решили перестроить в каменные. Таким образом возник Гостиный двор.
Он был сооружен в 1761—1785 гг. по проекту Ж. Б. Валлен-Деламота.
О постройке гостиного двора на центральном городском проспекте думали задолго до того, как эту мысль удалось осуществить. Первый проект составил Растрелли. Однако его замысел остался неосуществленным, поскольку требовал слишком больших затрат, и строительство гостиного двора поручили Валлен-Деламоту. Его проект был куда скромнее, хотя и не лишен известной парадности, особенно в обработке въездов и фасада, обращенного к Невскому. Это понятно, ибо здание занимало одно из центральных мест на главной магистрали.
В каждом ярусе Гостиного двора имелось 170 лавок. Двор был разделен на четыре линии, из которых каждая имела свое название. Так, сторона, обращенная к Невскому, называлась Суконной линией, по Садовой — Зеркальной линией, далее — Большой Суровской линией и Малой Суровской линией. Под суконным тогда подразумевался всякий шерстяной товар; под зеркальным — всякий светлый товар. А суровским, или, вернее, сурожским, называли всякий шелковый товар. Эта торговля получила свое название от Сурожского моря; на жаргоне гостинодворцев, продавцы суровскими товарами назывались сурогами. Напротив большой Суровской линии, через улицу, впоследствии был построен Бабий ряд, или Перинная линия, здесь до сороковых годов XIX в. торговлей занимались одни женщины.
За Бабьим рядом был выстроен в 1800 г. купцом Нащокиным Мебельный ряд, и напротив его вытянулась Банковская линия, или по-старинному, Глазуновские лавки, в которых сидели менялы. Далее, по Садовой, в 1791 г. после постройки Ассигнационного банка был сооружен Москотильный ряд. Москотильным товаром в русской торговле назывались краски, пряные коренья и аптекарские материалы. Это название перешло к нам от арабов, торговавших в Болгарах этим товаром, получаемым из города Москота, или Муската.
Большой участок земли, окаймленный с одной поперечной стороны Большой Садовой улицей, с противоположной — набережной реки Фонтанки, известен с 1740 г. под именем торгового Апраксина двора; это был вполне народный рынок с кустарным товаром.
В 1780 г. в переулке от Большой Садовой улицы к Фонтанке находился Охотный, или Птичий ряд, где продавалась живая и битая птица, собаки, кошки, обезьяны, лисицы. Здесь же были ряды: лоскутный, ветошный, шубный, табачный, мыльный, свечной, луковый, седельный, нитяной, холщовый, шапочный и стригольный ряд, «где фельдшеры сидят для стрижения волос и бород». Рядом с Апраксиным двором был Щукин двор; там торговали ягодами и овощами.
В 1787 г. на Невском проспекте у Большого Гостиного двора был выстроен каменный в три этажа дом, где в нижнем ярусе поместились 14 лавок с серебром, жемчугом и драгоценными камнями.
Эти лавки некогда принадлежали богатому купцу Яковлеву, сын которого служил в Министерстве иностранных дел и писал театральные рецензии в «Северной пчеле». За строгий разбор бенефиса актера В. А. Каратыгина он был выведен в водевиле в смешном виде и, по словам Каратыгиной, был узнан всей публикой, громко смеявшейся в сцене, когда отец водевильного рецензента, почтенный богатый купец, торгующий серебряными изделиями, уговаривает сына не позорить его имени и не срамить себя самого статьями, сочиненными под хмельком. Нападки были несправедливы. Яковлев был известен, как честный критик, талантливый переводчик и остроумнейший человек в обыденной жизни.