Страница 47 из 92
Следует сказать и о Таврическом дворце. Сначала он был построен князем Потемкиным в виде небольшого дома, но вскоре, после присоединении Крыма, Екатерина II приказала архитектору Старову вместо прежнего дома построить роскошный дворец, наподобие Пантеона, назвать его Таврическим и затем подарила Потемкину
Здесь в апреле 1791 г. Потемкин торжественно праздновал взятие Измаила. В приготовлениях к празднику принял участие и Державин, который, по просьбе Потемкина, написал для пения на празднике стихи для хора. Стихи шли в таком порядке: 1) для концерта «От крыл орлов парящих»; 2) для кадрили «Гром победы раздавайся»; 3) для польского «Возвратившись из походов» и 4) для балета «Сколь твоими мы делами». Довольный стихами, Потемкин попросил Державина составить сценарий праздника. Исполнив это желание князя, Державин сам отвез ему свою работу; Потемкин пригласил его было остаться обедать, но, прочитав тетрадь и увидев, что в описании нет никаких особенных ему похвал и что ему отдана честь наравне с Румянцевым и Орловым, рассердился и уехал со двора, пока Державин дожидался в канцелярии.
Державин Гаврила Романович (1743 1816) — поэт, представитель классицизма, общественный деятель. Окончил Казанскую гимназию, служил в Преображенском полку, в различных гос. учреждениях. В 1784 г. назначен олонецким губернатором, в 1785 г. тамбовским. В 1791 1792 гг. личный кабинет-секретарь императрицы, с 1793 г. тайный советник, с 1794 г. президент Коммерц-коллегии. Как поэт, поставил вопросы о жизни и смерти, о диалектике бытия. Сочинял оды, сатиры на вельмож, пейзажные зарисовки.
По слухам, сумма, затраченная Потемкиным на праздник, была баснословна. Для освещения залы дворца был скуплен весь воск, находившийся в Петербурге, и за новой партией послали нарочного в Москву. Масса всякого рода художников и мастеров в течение нескольких недель трудилась во дворце. Множество знатных дам и кавалеров несколько недель собиралось там же для разучивания назначенных им ролей, и каждая из этих репетиций походила на особое празднество,— так была она роскошна и пышна.
В назначенный день, в пятом часу, на площади перед Таврическим дворцом были построены качели, поставлены столы с яствами, открыты разного рода лавки, в которых безденежно раздавали народу платье, обувь, шапки и тому подобные вещи. Народ во множестве толпился на площади. Богатые экипажи один за другим подъезжали к дворцу, на фронтоне которого красовалась надпись, сделанная металлическими буквами и выражавшая благодарность Потемкина «великодушию его благодетельницы». Императрица прибыла на праздник в седьмом часу. Перед дворцом она была задержана толпой. Народу объявили, что раздача питья и одежды должна начаться в то время, когда будет проезжать государыня. Но тут вышло недоразумение: кто-то по ошибке принял карету одного вельможи за экипаж императрицы. Народ крикнул: «ура!» и, не дожидаясь раздачи приготовленных для него подарков, бросился расхватывать их сам. Произошла суматоха, давка, и настоящий экипаж императрицы должен был остановиться, не доехав до площади, и простоять более получаса. Наконец императрица подъехала к дворцу. Потемкин принял ее из кареты, а в передней комнате императрицу встретил наследник престола. Сопровождаемая всей императорской фамилией, Екатерина прошла на приготовленную для нее эстраду, и тотчас начался балет знаменитого тогдао балетмейстера Ле Пика. В балете танцевали 24 из знаменитейших фамилий, на подбор красавицы и красавцы в белых атласных костюмах, украшенных бриллиантами. Распоряжались танцами великие князья Александр и Константин вместе с принцем Вюртембергским; в конце балета сам Пик отличился каким-то необыкновенным соло.
Всех приглашенных на праздник насчитывалось три тысячи человек. На самом Потемкине был алый кафтан и епанча из черных кружев, осыпанная бриллиантами, а на шляпе их было так много, что ему стало тяжело держать ее в руке, и он отдал шляпу своему адъютанту, который и носил ее за князем.
Обстановка и убранство дворца походили на волшебное воссоздание сказок «Тысячи и одной ночи». Под куполом были хоры, на которых стояли невидимые снизу часы с курантами, игравшие попеременно пьесы лучших композиторов того времени. Здесь же помещалось триста человек музыкантов и певцов. Возвышение, предназначенное для императрицы, было покрыто драгоценным персидским шелковым ковром. Такие же возвышения были устроены вдоль стен, и на каждой из них стояло по огромнейшей вазе из белого карарского мрамора на пьедестале из серого; над вазами висели две огромные люстры из черного хрусталя, в которые были вделаны часы с музыкой.
Кроме больших люстр, в зале было еще 56 малых люстр и пять тысяч разноцветных лампад. Считают, что в этот вечер горело всего 140 000 лампад и 20 000 восковых свеч. При входе в залу, по обеим сторонам дверей, были устроены ложи, роскошно драпированные. Но особенной пышностью отличались комнаты, предназначенные для игры императрицы (с этого праздника вошли в особенную моду введенные Потемкиным диваны). Стены там были покрыты гобеленами с вытканными на них картинками из библейской истории. Здесь же стоял «золотой слон» в виде часов (слон этот был в 1829 г. подарен императором Николаем I персидскому шаху), обвешанный бахромой из драгоценных камней; сидевший на нем автомат-перс, ударив в колокол, подал сигнал к началу театрального представления.
Из театра императрица отправилась в танцевальную залу. Бал открылся громом литавр и грохотом пушек, под звуки:
Гром победы раздавайся!
Веселися храбрый Росс!..
Из большой залы был выход в зимний сад. Здесь росли цветущие померанцы, душистый жасмин, розы; в кустарниках виднелись гнезда соловьев и других птиц, оглашавших сад пением. Между кустами были расставлены курильницы и бил фонтан из лавандовой воды. Посреди зимнего сада стоял изящный храм, в котором помещался бюст императрицы, высеченный из белого фаросского мрамора. Императрица была представлена в царской мантии, с рогом изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги. На жертвеннике была надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице». Перед храмом стояла зеркальная пирамида, украшенная хрусталем, а близ нее еще несколько таких же пирамид поменьше. Все окна залы были прикрыты искусственными пальмами с листьями из разноцветных лампад. Из таких же лампад по газону были расставлены искусственные плоды: арбузы, ананасы, дыни и проч.
Настоящий сад тоже был отделан великолепно; всюду виднелись киоски, беседки. Ручейку, протекавшему в саду по прямой линии, дали извилистое русло и устроили мраморный каскад. Сад также горел множеством огней и оглашался роговой музыкой и хором песенников.
В двенадцатом часу подали ужин. Стол, за которым сидела императрица с августейшим семейством, был сервирован золотой посудой. Потемкин сам прислуживал Екатерине. Позади этого стола был накрыт другой, на 48 персон, для лиц, участвовавших в балете. Здесь же было поставлено еще 14 столов. Гости садились за столы в один ряд лицом к императрице. Столы были освещены шарами из цветного стекла. В комнате перед залой находился стол, на котором стояла суповая серебряная чаша необъятной величины, а по сторонам ее две еще большие вазы. В других комнатах было еще 30 столов, да кроме того, множество столов стояло вдоль стены, где гости ужинали стоя. После ужина бал продолжался до утра. Императрица уехала во втором часу. Когда она уходила из залы, послышалось нежное пение под орган. Пели итальянскую кантату на такие слова: «Здесь царство удовольствий, владычество щедрот твоих; здесь вода, земля и воздух дышат твоей душой. Лишь твоим я благом живу и счастлив. Что в богатстве и почестях, что в великости моей, если мысль — тебя не видеть, ввергает дух мой в ужас? Стой и не лети ты, время, и благ наших не лишай нас! Жизнь наша — путь печалей; пусть в ней цветут цветы».
Екатерина выразила Потемкину свое живейшее удовольствие за праздник. Потемкин упал к ее ногам, прижал ее руку к губам, на глазах его были слезы. Императрица была растрогана и тоже плакала.