Страница 125 из 146
Комкор Фельдман был арестован 15 мая 1937 года. В своем заявлении он просил ознакомить его с имеющимися у следствия материалами и выразил готовность в соответствии с этими материалами давать показания. Представляя Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фельдмана, Ежов 20 мая 1937 года просил обсудить вопрос об аресте “остальных участников заговора”, названных Фельдманом.
В число “остальных участников заговора”, еще не арестованных к тому времени, входили Тухачевский, Якир,
Эйдеман и другие командиры. Аресты их были проведены в 20-х числах мая 1937 года.
В протоколах допроса Фельдмана от 19, 21 и 23 мая 1937 года участниками военно-троцкистской организации называется более 40 командиров и политработников армии.
22 мая 1937 года был арестован Тухачевский, в тот же день был арестован председатель центрального совета Осоавиахима Эйдеман, 28 мая - Якир, 29 мая - Уборевич.
Аресту Тухачевского и Якира предшествовали мероприятия по линии Наркомата обороны. Суть их состояла в следующем. 9 мая 1937 года Ворошилов обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) с письмом о подтверждении новых назначений. 10 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение.
“Утвердить:
1. Первым заместителем народного комиссара обороны Маршала Советского Союза товарища Егорова А.И.
2. Начальником Генерального штаба РККА - командующего войсками Ленинградского военного округа командарма 1 -го ранга товарища Шапошникова Б.М.
3. Командующим войсками Ленинградского военного округа - командующего войсками Киевского военного округа командарма 1-го ранга товарища Якира Н.Э.
8. Командующим Приволжским военным округом - Маршала Советского Союза товарища Тухачевского М.Н. с освобождением его от обязанностей заместителя наркома обороны”.
13 мая 1937 года, как это установлено по книге регистрации, Сталин лично принял в Кремле Маршала Тухачевского. Никаких материалов о существе разговора Сталина с Тухачевским обнаружить в архивах не удалось.
О том, как вел себя на допросе Тухачевский в первый день пребывания в НКВД, достаточных данных нет. Протоколы первичных допросов Тухачевского или вовсе не оставлялись, или были уничтожены следствием.
Однако сохранившиеся отдельные следственные документы свидетельстеуют о том, что Тухачевский в начальной стадии следствия отрицал участие в заговоре. Подтверждением такого поведения Тухачевского в этот период могут служить заявления Фельдмана о том, что Тухачевский все отрицал.
Имеется также заявление Тухачевского от 26 мая 1937 года об очных ставках с Примаковым, Путной и Фельдманом. Протоколов этих очных ставок Тухачевского с Примаковым, Путной и Фельдманом в его архивно-следственном деле и в других делах не обнаружено. Архивные материалы следствия показывают, что поведение Тухачевского, отрицавшего свое участие в заговоре, было крайне непродолжительным. Были приняты все меры, чтобы сломить его сопротивление.
Следствием по делу Тухачевского непосредственно руководил Ежов, в качестве следователей им были использованы Леплевский, Ушаков и другие.
29 мая 1937 года Тухачевского допросил Ежов. В результате этого допроса были получены “признательные показания” Тухачевского:
“Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда я ездил в Германию на учения и маневры… При поездке в 1936 году в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым (сыном Троцкого). Я был связан по заговору с Фельдманом, Каменевым С.С., Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым И.Н., Ягодой, Осипяном и рядом других”.
В процессе изучения дела Тухачевского на отдельных листах его показаний обнаружены пятна буро-коричневого цвета. В заключении Центральной судебно-медицинской лаборатории Военно-медицинского управления Министерства обороны СССР от 28 июня 1956 года говорится:
“В пятнах и мазках на листках 165,166 дела № 967581 обнаружена кровь… Некоторые пятна крови имеют форму восклицательного знака. Такая форма пятен крови наблюдается обычно при попадании крови с предмета, находящегося в движении, или при попадании крови на поверхность под углом…”
Комкор Эйдеман, арестованный 22 мая 1937 года одновременно с Тухачевским, был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД СССР, а на следующий день перемещен в Лефортовскую тюрьму. 25 мая появилось заявление Эйдемана на имя Ежова, в котором он сообщал о своем согласии помочь следствию в раскрытии преступления. Судя по внешнему виду (неровный почерк и пропуски букв в словах), это заявление было написано в состоянии нервного потрясения.
Бывший заместитель начальника отделения НКВД ЯЛ. Кар-пейский на допросе в прокуратуре 4 июля 1956 года показал, что принимал участие в следствии по делу Эйдемана. Он пояснил, что, кроме него, Эйдемана допрашивали Леплевский и В. С. Атас, что “…в отношении Эйдемана до моего прихода были применены угрозы и даже физические меры воздействия. Следует учесть, что во время допроса Эйдемана из соседних кабинетов доносились крики, стоны людей и шум… Через день или два я… вызвал Эйдемана на допрос в Лефортовской тюрьме. В этот раз Эйдеман на допросе вел себя как-то странно, на вопросы отвечал невпопад, вяло, отвлекался посторонними мыслями, а услышав шум работавшего мотора, Эйдеман произносил слова: “Самолеты, самолеты”. Протокол допроса я не оформлял, а затем доложил, что Эйдеман находился в каком-то странном состоянии и что его показания надо проверить… После этого Эйдеман был от меня по существу откреплен и его впоследствии допрашивал Агас”.
30 мая 1937 года была проведена очная ставка между Корком и Уборевичем, в которой Корк утверждал, что Уборевич в 1931 году входил в правотроцкистскую организацию. Возражая Корку, Уборевич заявил:
“Категорически отрицаю. Это все ложь от начала до конца. Никогда никаких разговоров с Корком о контрреволюционных организациях не вел”.
Но показания Уборевича были крайне необходимы, и эти показания были вырваны у него силой.
Бывший сотрудник НКВД СССР Авсеевич показал:
“В мае месяце 1937 года на одном из совещаний помощник начальника отдела Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич не хочет давать показания. Леплевский приказал на совещании Ушакову применить к Уборевичу физические методы воздействия”.
Вскоре после этого Уборевич подписал два заявления на имя Ежова, в которых он признавал свое участие в военном заговоре. Подписал он и протокол допроса с признанием своей вины.
Сталин повседневно лично занимался вопросами следствия по делу о военном заговоре. Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно принимал Ежова, а 21 и 28 мая 1937 года и заместителя наркома Фриновского, непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения.
Случалось и так, что допросы подследственных проводились с участием членов Политбюро ЦК Отдельные данные об этом содержатся в некоторых показаниях арестованных бывших работников НКВД. Так, бывший начальник отдела охраны НКВД И.Я. Дагин 15 ноября 1938 года показал:
“Как обставлялись очные ставки, на которых по решению ЦК присутствовали члены Политбюро? Об очных ставках заранее предупреждали всех следователей, которые не переставали “накачивать” арестованных вплоть до самого момента очной ставки. Больше всех волновался всегда Ежов, он вызывал к себе следователей, выяснял, не сдадут ли арестованные на очной ставке, интересовался не существом самого дела, а только тем, чтобы следствие не ударило лицом в грязь в присутствии членов Политбюро, а арестованные не отказались бы от своих показаний. Уговаривания и запугивания продолжались даже в комнатах, где рассаживали арестованных перед самым вызовом на очную ставку. Известные мне очные ставки с присутствием членов Политбюро готовили Николаев, Рейхман, Листенгурт, Ушаков - сотрудники Особого отдела НКВД СССР, принимавшие участие в расследовании дел по военному заговору, и другие. Накануне очных ставок срочно заготовлялись новые протоколы, подкреплявшие те показания, которые должны были дать арестованные на самой очной ставке. То же самое делалось и после очных ставок”.