Страница 19 из 120
Держитесь пассивно, но не активно.
– Прекрасно. Но ведь вам предлагают отвечать на вопросы.
Вот не угодно ли: какого я происхождения? Это что, активно или
пассивно?.. А, Миша пришел, официальное лицо. Помоги, брат,
замучили вы нас своими анкетами...
– Что у вас тут? – спросил, входя, полный человек в блузе,
подпоясанный узеньким ремешком.
– Да вот очередное удовольствие, ребусы решаем.
Пришедший облокотился тоже на стол, подвинул к себе
листы и наморщил лоб. Все смотрели на него с надеждой и
ожиданием.
– Что же это у тебя все разное тут? – спросил он, с
недоумением взглянув на хозяина.
Тот, покраснев и растерянно улыбнувшись, сказал:
68
– Да это мы тут так... комбинировали, чтобы посмотреть что
получается?
– Хороша комбинация: на одном листе – почетный
гражданин, на другом – из духовных... Да ты на самом деле-то
кто?
– Как – кто?
– Ну, происхождения какого?
– Гм... дед мой благочинный, отец землевладелец (очень
мелкий), сам я...
– Ну, и пиши, что из духовных. Вот и разговор весь.
– А вдруг. .
– Что «а вдруг»?
– Ну, хорошо, я только сначала начерно.
– Вот тебе и все дело в пять минут накатали; ну, я спешу.
Когда полный человек ушел, хозяин утер вспотевший лоб и
молча посмотрел на соседа.
– Как он на меня посмотрел, я и забыл, что он мне шурин. О
господи, всех боишься. Спасибо, я догадался сказать, что
начерно напишу. Вишь, накатал.
И он, оглянувшись на дверь, разорвал лист и отнес клочки в
печку. Потом, потянувшись, сказал:
– Нет, больше не могу, лучше завтра утром на свежую голову.
Выходившая куда-то жена подошла к столу и заглянула в
анкету. Перед ней лежал чистый лист.
– Ничего не удалось написать?
– Только возраст.
Когда жена ночью проснулась, она увидела, что муж в одном
белье и носках сидел за столом и, держась рукой за голову,
бормотал:
– Ну, хорошо, ежели допустим, что свободной профессии, то
какой?.. Если я писал брошюры, и они сгорели... Ну, возьмем
сначала:
– Отец мой – землевладелец, дед – почетный дворянин, сам я
– благочинный. О боже мой, сейчас на стену полезу!..
69
Спекулянты
На вокзале была давка и суета. Около кассы строилась
очередь. И так как она на прямой линии в вокзале не умещалась,
то закручивалась спиралью и шла вавилонами по всему залу.
В зале стоял крик и плач младенцев, которые были на руках
почти у каждой женщины и держались почему-то особенно
неспокойно.
А снаружи, около стены вокзала, на платформе стоял целый
ряд баб с детьми на руках. Бабы в вокзал не спешили, вещей у
них не было, товару тоже никакого не было. Но около них
толокся народ, как около торговок, что на вокзалах продают
яйца, колбасу и хлеб.
– Вы что тут выстроились? – крикнул милиционер.– Билеты,
что ли, получать – так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к
чертовой матери.
Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.
Плача в зале стало еще больше.
– Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! – сказал
штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в
конце очереди, у самой двери.
У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она
держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.
– Вишь, накатали сколько, обрадовались... в одни руки не
захватишь. Что встала-то над самым ухом?
– А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! –
крикнула баба на своего младенца.
– Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот
взъездились-то, мои матушки.
– И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов
на всех не хватит.
– Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня
останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут,– без
очереди дают.
– Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого
прихватила,– сказала баба в полушубке.
– Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.
– А дадут?..
– Отчего ж не дать? За тем и вышли.
70
– За деньги, брат, нынче все дадут,– проговорил старичок в
серых валенках.
Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:
– Четыре тысячи просят...
– Креста на них нет, вчера только по три ходили,– сказала
старушка.
– Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за
младенца сойдет.
– Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.
– Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было,–
кричал около кассы милиционер на бабу,– откуда ж он взялся?
– Откуда... откуда берутся-то? – огрызнулась баба.
– Ну, кто с ребенком, проходи наперед.
– Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И
откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их
расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая
стоит,– тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это
ошалеть надо.
– Теперь не разбираются.
– Вот опять загнали к самой двери,– сказал, плюнув, малый с
мешком.
– Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди
пустят,– сказала баба, владелица двух младенцев.
– Черт-те что... придется брать. Что просишь?
– Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти
будем брать.
– Что ж это вы дороговизну-то какую развели? – сказал
штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.
– А что ж сделаешь-то...
Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.
– Головку-то ему повыше держи.
И баба взяла запасного младенца с пола.
– Ай у тебя двойня? – спросила соседка.
– Нет, это невестки. Она захворала, так уж я беру. Две тысячи
ей, две мне.
– Исполу работают...– сказал старичок, подмигнув.
– Почем ребята? – шепотом спрашивали в толпе.
– По четыре ходят.
– Обрадовались!.. Все соки готовы выжать, спекулянты
проклятые. Ведь вчера только по три были.
– По три... а хлеб-то почем?..
71
– Прямо взбесились, приступу нет. Неделю назад мы со
снохой ехали, за пару пять тысяч платили, а ведь это что ж, мои
матушки...
– Да, ребята в цену вошли,– сказал старичок, покачав
головой,– теперь ежели жена у кого хорошо работает, только
греби деньгу.
– Страсть... в десять минут всех расхватали.
– Это еще день не базарный, народу едет меньше, а то беда.
– А вон какая-то кривая с трехгодовалым приперла. Куда ж
такого лешего взять?
– Возьмешь, коли спешить нужно.
– Это хоть правда.
– Опять чертова гибель народу набралась,– говорил в
недоумении милиционер,– вне очереди больше, чем в очереди.
Куда опять кольцом-то закрутились. Черти безголовые!
Раскручивай! Эй, ты, господин хороший, что не к своему месту
суешься! – крикнул он на штукатура,– ступай взад, тут бабы
стоят.
– Я с ребенком...
– А черт вас возьми... ну, стой тут.
– Что ж ты его вниз головой-то держишь, домовой! –
закричала молодка, подбежав к штукатуру.– Вот ведь
оглашенные, ровно никогда ребят в руках не держали.
– Что ж ему, деньги заплатил, он уж и думает. .
Открылась касса. Народ плотной толпой, всколыхнувшись,
подвинулся вперед. Пробежала какая-то торговка с жестянкой,
посовалась у кассы и пошла искать конец очереди. К ней
подбежала кривая баба с трехгодовалым ребенком. Торговка
прикинула его на руках и отказалась было, но потом, махнув
рукой, завернула мальчишку в шаль с головой и пошла наперед.
– Сбыла своего? – сочувственно спросила старушка в платке
у кривой.
– Только и берут, когда ни у кого ребят не останется,– сказала
с сердцем кривая баба.– В базарные дни еще ничего, а в будни