Страница 7 из 66
— Л-ладно, — прошипел в микрофон официальный металлический суфлер. — Я вам его зачитаю. Повторяйте за мной, но старайтесь, чтобы все выглядело естественно. — Небольшая задержка, шуршание страниц. — «Каждый день приток доходов растет — а куда они идут, мы…»
— Меня заклинило на этом тексте, — заупрямился Арктур.
— «…скоро установим, — продолжал официальный суфлер, пропуская его слова мимо ушей, — а тогда возмездие будет скорым. И когда оно наступит, я бы ни за что на свете не хотел бы оказаться в их шкуре».
— А знаете, почему меня клинит на этом тексте? — спросил Арктур. — Потому что именно такая ахинея людей на дозняк и сажает. — Как раз из-за таких телег, подумал он, ты даешь крен и становишься торчком. Вот почему ты сдаешься и уходишь. От омерзения.
Но тут он снова взглянул на публику и понял, что для этих людей все совсем по-другому. Только так до них и можно было достучаться. Он имел дело с дебилами. Умственно отсталыми. Им все следовало излагать как в первом классе средней школы: «А — первая буква в слове Апельсин, и Апельсин Круглый».
— С, — громко объявил Роберт Арктур аудитории, — это буква для Вещества С. Также это первая буква в словах Сволочи, Суки, Скоты и Самоубийство. Моральное самоубийство, которое отталкивает ваших друзей от вас, а вас от них, всех от каждого, изоляция, одиночество и всеобщая подозрительность. С, — продолжил он, — это в конечном итоге Смерть. Медленная Смерть, как мы… — Он осекся, но вскоре продолжил: — Как мы, торчки, ее называем. — Говорил он хрипло и с запинками. — Как вам, полагаю, известно. Медленная Смерть. Которая с головы начинается. Вот такие дела. — Арктур вернулся к своему стулу и сел. В полной тишине.
— Вы сорвали мероприятие, — произнес его начальник-суфлер. — Увидимся у меня в кабинете, когда вы вернетесь. Комната 430.
— Ага, — согласился Арктур. — Я сорвал мероприятие.
Цивилы смотрели на него так, будто он прямо у них на
глазах нассал на сцену. Хотя он не очень понимал, с какой стати.
Бодро прошагав к микрофону, конферансье клуба «Светских Львов» затараторил:
— Перед началом встречи Фред просил меня сделать ее по преимуществу форумом вопросов и ответов — лишь с его кратким вступительным заявлением. Я забыл об этом упомянуть. Итак… — он поднял правую руку, — кто у нас первый?
Арктур вдруг снова неловко поднялся на ноги.
— Похоже, Фред хочет что-то добавить, — сказал конферансье, подманивая его к себе. Медленно вернувшись к микрофону, Арктур склонил голову и, тщательно подбирая слова, произнес:
— Еще только одно. Не давайте им пинка под зад когда они уже подсели. Не травите простых пользователей, наркозависимых. Добрая половина из них, большинство, особенно девушки, понятия не имеют, что именно им подсовывают — а порой даже, что им вообще что-то подсовывают. Просто пытайтесь удержать, кого можете, от того, чтобы он подсел. — Он ненадолго поднял взгляд. — Поймите, эти толкачи растворят несколько красных капсул в бокале с вином, а потом угощают девушку, сущую еще девчонку. Там штук восемь-десять красных капсул, и она их глотает. Дальше ей вмазывают мекс, где в пополаме героин и Вещество С и… — Арктур осекся. — Спасибо за внимание, — закончил он.
— Как нам остановить их, сэр? — выкрикнул кто-то из мужчин.
— Прикончить всех толкачей, — ответил Арктур и вернулся к стулу.
Роберту Арктуру страшно не хотелось возвращаться прямиком в административный центр Оранжевого округа, в комнату 430. Тогда он побрел по одной из торговых улиц Анахайма, поглядывая на вывески «Макдоналдсов», моек для автомашин, бензозаправок, «Пицца-Хатов» и прочих чудес света.
Бесцельно волоча ноги по торговой улице, полной самого разного народа, Арктур, как всегда, испытывал странные чувства по поводу того, кто он такой. Как он совсем недавно сказал этим слабоумным «Светским Львам», без шифрокостюма он выглядел как торчок, разговаривал как торчок; все окружающие без тени сомнения принимали его за торчка и реагировали соответственно. Другие торчки — надо же, подумал он, как слово «другие» выскочило — одаривали его взглядами типа «мир, брательник». А цивилы совсем по-другому посматривали.
Напяливаешь мантию и митру священника, размышлял Арктур, шляешься в них повсюду, и люди кланяются, типа преклоняют колена, пытаются поцеловать хотя бы твое кольцо, если не жопу, и очень скоро ты — натуральный священник, так сказать. Что же тогда подлинно? — спросил он себя. Чем все кончается? Никто не знает.
Его понимание, кто он такой и чем занимается, особенно ослабевало, когда его стопорили менты. Постовые, патрульные, просто менты — какие угодно. Подкатывали, к примеру, в устрашающе неторопливой манере к тротуару, изучали его на расстоянии острым, напряженно-пустым взглядом, а потом как в голову взбредет — примерно пятьдесят на пятьдесят — либо катили дальше, либо манили к себе.
— Так-так, — обычно говорил мент, протягивая лапу, — а ну-ка посмотрим твой УД. — И почти тут же, пока Арктур-Фред-Бог-Знает-Кто нашаривал в кармане бумажник, мент орал: — Под АРЕСТОМ бывать приходилось? — Или, в качестве варианта, добавлял: — ДО СИХ ПОР? Как будто Арктуру прямо сейчас предстояло в обезьянник отправиться.
— А в чем претензии? — обычно спрашивал он, если вообще что-то произносил. Как правило, тут же собиралась толпа. Большинство полагало, что его засекли, пока он на углу торговал. Почти все неловко ухмылялись, ожидая, что будет дальше, хотя некоторые — в основном чиканосы, черные и откровенные торчки — выглядели враждебно. Очень скоро эти, с враждебным видом, начинали понимать, что вид у них враждебный, и быстренько меняли его на невозмутимый. Ибо все знали, что всякий, у кого рядом с ментами вид враждебный или неловкий — не имело значения, какой именно, — должен иметь, что прятать. Менты, согласно легенде, особенно хорошо это знали — и автоматом таких винтили.
На сей раз, впрочем, никто его не доставал. Торчков вокруг было в достатке — Арктур оказывался всего лишь одним из многих.
Кто же я на самом деле такой? — спросил он себя. И ему вдруг захотелось хоть ненадолго облачиться в шифрокостюм. Тогда, подумал он, я снова стал бы смутным пятном, и прохожие бы мне аплодировали. А теперь давайте послушаем смутное пятно, вспомнил Арктур в кратком перезапуске. А как, между прочим, они могли быть уверены, что там то самое смутное пятно, а не какое-то другое? Внутри запросто мог быть кто угодно другой-не Фред, или другой Фред, а они так бы этого и не узнали — даже когда предполагаемый Фред открыл бы рот и заговорил. Ничего бы они не узнали. И никогда. К примеру, Эл мог бы прикинуться Фредом. Более того, внутри вообще могло быть пусто. В главном штабе Оранжевого округа организовали бы голос для шифрокостюма, анимировали бы его из ведомства шерифа. В таком случае Фред мог быть кем угодно — тем, кому случилось бы в тот день сидеть за столом, имея перед собой текст и микрофон. Или сразу несколькими сотрудниками за их столами.
Но, похоже, то, что я сказал в конце, подумал Арктур, ставит здесь точку. Там, в кабинете, сидел не кто-нибудь. И, между прочим, эти ребята хотят со мной потолковать.
Разговор этот по-прежнему его не привлекал, а посему Арктур продолжал тянуть время и слоняться, никуда конкретно не направляясь и в то же время оказываясь везде. В Южной Калифорнии не имело значения, куда ты направлялся. Всюду попадались одни и те же «Макдоналдсы», как будто, когда ты намеревался куда-то пойти, перед тобой просто крутили круговую полоску. И когда ты наконец чувствовал голод и заходил в «Макдоналдс», чтобы взять там фирменный макдоналдсовский гамбургер, он оказывался тем же самым, который тебе продали в прошлый раз, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый — который тебе без конца продавали с самого твоего рождения. Вдобавок вредные элементы — как пить дать лжецы — утверждали, что этот самый гамбургер сделан из мускульного желудка индейки.
К настоящему времени, согласно собственной рекламе, «Макдоналдсы» уже пятьдесят миллиардов раз продали один и тот же гамбургер. Интересно, подумал Арктур, не одному ли и тому же человеку они его продавали. Жизнь в Анахайме, что в штате Калифорния, была по сути своей коммерческой, бесконечно проигрываемой заново. Ничто не менялось; все лишь в форме неоновой жижи распространялось дальше и дальше. То, что всегда требовалось, было давным-давно заморожено в неизменном виде, как если бы рубильник на мастрячившей все это барахло автоматической фабрике был навеки заблокирован в положении «ВКЛ». Как земля стала пластиковой, подумал Арктур вспомнив сказку «Как море стало соленым». В один прекрасный день, подумал он дальше, мы все будем в принудительном порядке продавать макдоналдсовский гамбургер точно так же, как мы его покупаем. Вечно будем продавать его друг другу в наших гостиных. Таким образом, нам даже из дома выходить не придется.