Страница 20 из 66
Давно уже обогнавший их «корвет» все еще возмущенно сигналил. А затем мимо прокатил гигантский грузовик, и на один оглушительный момент в воздухе повис гул его пневматического клаксона.
— Что, черт возьми, стряслось? — спросил Баррис.
Руки, ноги и все остальные части тела Арктура дрожали. В равной мере дрожащим голосом он ответил — Возвратная пружина педали газа. Наверное, сломалась или заело. — Он указал себе под ноги. Все стали вглядываться в педаль, которая по-прежнему лежала на одном уровне с полом. Неудивительно, что машина газанула по максимуму. Правда, своей высочайшей скорости — много больше сотни — она не набрала. И, понял Арктур, хотя он машинально выжал тормоз, машина лишь замедлилась.
Все трое молча вылезли на обочину и подняли капот. Белый дым поднимался от масляных колпачков, а также снизу. И почти кипящая вода шипела из перепускного сопла радиатора.
Лакман ткнул пальцем во внутренности горячего мотора.
— Пружина тут ни при чем, — сказал он. — это рычажная передача от педали к карбюратору. Видите? Она распалась. — Один конец длинного стержня бесцельно и беспомощно лежал на блоке цилиндров. Другой конец все еще держала блокирующая обойма. — Потому педаль газа не пошла обратно, когда ты ее отпустил. Хотя… — Морщась, он стал осматривать карбюратор.
— На карбюраторе есть защитная блокировка, — за-метил Баррис, ухмыляясь и показывая свои искусственные на вид зубы. — Когда рычажная передача распадается, эта система…
— Но почему она распалась? — спросил Арктур. — Разве эта блокирующая обойма не держит гайку на месте? — Он провел рукой по стержню. — Как он мог так просто выпасть?
Словно его не слыша, Баррис продолжал:
— Если по какой-то причине рычажная передача сдает, тогда мотор должен перейти на холостой ход. Таков фактор безопасности. А вместо этого машина предельно газанула. — Он нагнулся, чтобы получше осмотреть карбюратор. — Этот болт был полностью вывинчен, — заключил он наконец. — Болт холостого хода. Поэтому, когда рычажная передача распалась, блокировка не сработала. Или сработала в обратную сторону.
— Как такое могло случиться? — громогласно вопросил Лакман. — Разве мог он случайно полностью вывинтиться?
Не отвечая Баррис достал складной ножик, раскрыл малое лезвие и принялся медленно завинчивать болт холостой работы. Он вслух считал. Потребовалось двадцать оборотов, чтобы завинтить болт до упора.
— Чтобы ослабить узел блокирующей обоймы и гайки, который крепит стержни рычажной передачи у акселератора, — сказал Баррис, — потребуется специальный инструмент. Вернее, даже два инструмента. Я так прикидываю, мне понадобится полчаса, чтобы все снова собрать. Инструменты у меня, впрочем, в ящике для инструментов.
__ а ящик для инструментов дома, — заметил Лакман.
— Ага. — Баррис кивнул. — Тогда нам придется добраться до бензозаправки и либо занять инструменты, либо подогнать сюда машину техпомощи. Я предлагаю пригласить ремонтников сюда, чтобы они взглянули на эту машину, прежде чем мы снова на ней поедем.
— Слушай, приятель, — снова громогласно вопросил Лакман. — Так это произошло случайно? Или было сделано намеренно? Как с цефаскопом?
По-прежнему не снимая с бородатой физиономии горестно-лукавой улыбки, Баррис задумался.
— С уверенностью я этого сказать не могу. Вообще-то порча машины, злонамеренное ее повреждение с целью вызвать аварию… — Он обратил скрытые за зелеными очками глаза на Арктура. — Ведь мы едва не гробанулись. Если бы тот «корвет» ехал чуть-чуть быстрее… Там почти некуда было сунуться. Тебе надо было вырубить зажигание, как только ты понял, что случилось.
— Я вырубил передачу, — отозвался Арктур. — Как только понял. Какую-то секунду я ничего понять не мог. — Если бы выпала педаль тормоза, подумал он, я бы сообразил быстрее. И лучше бы знал, что делать. А это… это было так странно.
— Кто-то специально это сделал! — в ярости выкрикнул Лакман и крутанулся вокруг своей оси, выбрасывая оба кулака по сторонам. — БЛЯДСТВО! Мы чуть не наебнулись! Нас чуть было не уебли!
Прямо на виду у плотного потока с шумом проносящихся мимо машин Баррис достал из кармана маленькую табакерку с таблетками смерти и принял несколько штук. Затем передал табакерку Лакману, который тоже принял несколько штук и передал табакерку дальше, Арктуру.
— Может статься, эта штука нас и обламывает, — буркнул Арктур, раздраженно отказываясь. — Пудрит нам мозги.
— Наркота не может отвинтить рычажную передачу и болт холостого хода на карбюраторе, — резонно заметил Баррис, снова протягивая табакерку Арктуру. — Прими хоть штуки три — они «примо», но мягкие. С небольшой примесью винта.
— Ладно, только убери свою чертову табакерку, — сдался Арктур. Едва он успел глотнуть, как в голове запели громкие голоса: жуткая музыка, как если бы все окружающее вдруг прокисло. Все теперь — и стремительно пролетающие мимо автомобили, и двое приятелей, и его собственная машина с поднятым капотом, и запах смога, и яркий, горячий солнечный свет — все это сделалось каким-то прогорклым, словно мир постепенно прогнивал. Происходило это мало-помалу и казалось опасным, но не пугающим. Мир гнил — вонял весь его облик, все звуки и запахи. Арктура затошнило — он закрыл глаза и содрогнулся.
— Ты что-то почуял? — спросил Лакман. — Может, улику? Какой-то запах от мотора…
— Дерьмо собачье, — произнес Арктур. Вонь шла из мотора. Нагнувшись, он понюхал и еще сильнее ее ощутил. Странно, подумал он. Чертовски странно и несуразно. — Чуете, как собачьим дерьмом воняет? — спросил он у Лакмана с Баррисом.
— Не-а, — ответил Лакман, внимательно его разглядывая. Затем он спросил у Барриса: — В твоих колесах какие-то психоделики были?
Улыбаясь, Баррис помотал головой.
Склонившись над горячим мотором и вдыхая запах собачьего дерьма, Арктур умом понимал, что это иллюзия. Не было там никакого собачьего дерьма. Но запах никуда не девался. А потом он заметил темно-бурые пятна какой-то гадости, размазанные по блоку цилиндров — особенно внизу, У самых свечей. Масло, подумал Арктур, — просто масло пролилось. Наверное, главный сальник течет. Но чтобы удостовериться, подкрепить свое рациональное убеждение, надо было сунуть туда руку. Рука наткнулась на липкие бурые пятна — и тут же отдернулась. Пальцы влезли в собачье дерьмо. Весь блок цилиндров был в собачьем дерьме — оно даже на проводах висело. Тут Арктур понял, что дерьмом покрыт и теплозащитный кожух мотора. Подняв взгляд, он заметил дерьмо и на звукоизоляции под крышкой капота. Вонища пересилила, и Арктур снова закрыл глаза, содрогаясь.
— Ну-ну, парень, — резко произнес Лакман, беря приятеля за плечо. — У тебя, часом, не прокрутка пошла?
— Ага, ему контрамарку в театр достали, — хихикая, подхватил Баррис.
— Ты лучше присядь, — предложил Лакман, провожая Арктура обратно к сиденью водителя и помогая сесть. — Да, приятель, ты что-то совсем плохой. Просто посиди. Не бери в голову. Никого не угрохало, зато теперь мы предупреждены. — Он захлопнул дверцу. — У нас все хоккей, врубаешься?
Тут у окна появился Баррис и предложил:
— Хочешь кусочек собачьего дерьма, Боб? Пожевать?
Распахнув глаза и похолодев, Арктур на него уставился. Мертвые зеленые стекла ничего ему не выдали. Он правда это сказал? — задумался Арктур. Пли это мой чайник крышку подбрасывает?
— Что-что, Джим? — переспросил он.
Баррис заржал. Все ржал и ржал.
— Оставь его в покое, приятель, — рявкнул Лакман, толкая Барриса в спину. — Отъебись!
— Что он только что сказал? — спросил Арктур у Лакмана. — Что за чертовщину он только мне сказал?
— Без понятия, — отозвался Лакман. — Я и в половину баррисовских телег не въезжаю.
Баррис по-прежнему улыбался, но уже молча.
— Сука ты, Баррис, — рявкнул на него Арктур. — Я знаю, что это твоя работа. Ты, блядь, сперва раскурочил цефаскоп, а теперь машину. Ты, пидор, это сделал, залупа ты конская. — Выкрикивая все это улыбающемуся Баррису, Арктур едва слышал собственный голос, а жуткий смрад собачьего дерьма все усиливался. Тогда он умолк — просто сидел над бесполезным рулем, отчаянно стараясь не блевануть. Какое счастье, что тут Лакман, подумал Арктур. Иначе бы уже сегодня все для меня закончилось. Все оказалось бы в руках этого выжженного ублюдка, хуеплета злоебучего, с которым мы в одном доме живем.