Скользя во тьме

— Это что? — интересуется маленький Джерри Фабин.

— А это твой старший брат, — отвечает ему мамаша, — с которым ты раньше никогда не встречался. Он пришел с нами жить. Мне он гораздо больше тебя нравится. Он столько всего умеет, чему ты никогда не научишься.

И с тех самых пор мать и отец Джерри Фабина снова и снова сравнивают его со старшим братом, тлей, причем всякий раз не в пользу Джерри. Естественно, у Джерри формируется все более и более выраженный комплекс неполноценности. После окончания школы старший брат получает стипендию в университете, а Джерри отправляется работать на бензозаправку. Закончив университет, старший брат, тля, становится то ли знаменитым врачом, то ли всемирно известным ученым, получает Нобелевскую премию, а Джерри по-прежнему катает колеса на бензозаправке, зарабатывая полтора доллара в час. Мать и отец не перестают ему про это напоминать. Они без конца долдонят:

— Ах, если б ты только мог стать как твой старший брат!

В конце концов Джерри сбегает из дома. Но подсознательно он по-прежнему считает, что тли имеют над ним превосходство. Поначалу Джерри мнит себя в безопасности, но затем начинает видеть тлей везде — в волосах, по всему дому, — ибо его комплекс неполноценности переродился в некое подобие сексуальной вины, а тли являются наказанием, которое он сам на себя налагает, и т. д. и т. п.

Теперь это уже не казалось забавным. Теперь, когда Джерри Фабина среди ночи сдали в дурку его собственные друзья. Да, они сами, все, кто был той ночью вместе с Джерри, решили это сделать. Ни отложить, ни совсем этого избежать было невозможно. Джерри той ночью свалил у передней двери все домашнее барахло, типа пятисот килограмм всевозможного хлама, включая кушетки, стулья, холодильник и телевизор, а потом сказал всем, что гигантская сверхразумная тля с другой планеты готовится ворваться в дом, чтобы его, Джерри, захватить в плен. Но даже если он справится с этой тлей, потом их приземлится еще больше. Эти внеземные тли, по словам Джерри, были пока что разумнее любого гомосапиенс и при необходимости могли проходить прямо сквозь стены, таким, в частности, образом обнаруживая свои подлинные тайные силы. Чтобы спасаться от них как можно дольше, требовалось заполнить дом парами синильной кислоты, что Джерри и готовился проделать. Как он готовился это проделать? Он уже герметично закупорил скотчем все окна и двери. Затем он намеревался открыть водопроводные краны на кухне и в ванной, затопляя дом. При этом Джерри утверждал, что бак водяного отопления в гараже полон синильной кислоты, а вовсе не воды. Он уже давно об этом знал и берег этот бак как последнее средство обороны. Все они, конечно, погибнут, зато не пустят сверхразумных тлей в дом.

Его друзья позвонили в полицию, и полиция, выломав переднюю дверь, поволокла Джерри Фабина в клинику нейроафазии. Последними словами Джерри были: «Притащите потом мои вещи, особенно мою новую куртку с бусинками на спине». Он только что купил эту куртку. Она страшно ему нравилась. Наверное, ему больше ничего не нравилось — все свои остальные вещи Джерри считал зараженными.

Нет, подумал Боб Арктур, теперь это забавным не кажется. Затем он стал размышлять, почему же тогда казалось. Наверное, все это произрастало из страха — жуткого страха, который все они испытывали несколько последних недель рядом с Джерри. Порой ночью, признался им Джерри, он рыскал по дому с дробовиком, чуя присутствие врага. Он готовился выстрелить первым — раньше, чем враг. Хотя они наверняка выстрелили бы одновременно.

Теперь, подумал Арктур, я тоже заполучил врага. Так или иначе, я встал на его тропу; увидел признаки его присутствия. Еще один выжженный калека на последней стадии — вроде Джерри. А когда тебя долбает последняя стадия этой параши, подумал он, долбает она не на шутку. Куда круче любой рекламы «форда» или «Дженерал Моторс» в прайм-тайм по телевизору.

Стук в дверь спальни.

Положив ладонь на рукоятку пистолета под подушкой, Боб Арктур произнес:

— Кто там?

Невнятное бормотание. Голос Барриса.

— Входи, — сказал Арктур. И потянулся включить прикроватную лампу.

Баррис вошел. Глаза его поблескивали.

— Еще не спишь?

— Меня сон разбудил, — сказал Арктур. — Религиозный сон. Сначала был жуткий раскат грома, а потом небеса вдруг разверзлись, явился Бог и страшным голосом на меня зарокотал. Что же за чертовщину Он нес? Ах, да. «Сержусь Я на тебя, сын мой», — сказал Он и нахмурился. Я весь затрясся, поднял взгляд и спросил: «Что же мне теперь делить, Господи?» А Он возьми да и скажи: «Ты опять забыл привинтить колпачок на тюбик с зубной пастой». И тут я понял, что это моя бывшая жена.

Усевшись, Баррис аккуратно положил ладони на колени, разгладил свои кожаные штаны, затем покачал головой и обратился лицом к Арктуру. Казалось, он в предельно хорошем настроении.

— Итак, — бодро начал он, — у меня есть исходная теоретическая гипотеза на предмет того, кто последовательно и злонамеренно раскурочил твой цефаскоп и может снова это проделать.

— Если ты хочешь сказать, что это Лакман…

— Послушай! — перебил Баррис, возбужденно покачиваясь взад-вперед. — К-как тебе, если я скажу, что уже несколько недель предчувствовал серьезный выход из строя какой-то домашней техники — в особенности дорогой и трудной для починки? Согласно моей теории, это неизбежно должно было случиться! Это подтверждает мою всеобъемлющую теорию!

Арктур внимательно его разглядывал.

Медленно осев назад, Баррис снова надел на себя спокойную, сияющую улыбку.

— Ты, — произнес он, тыкая пальцем.

— По-твоему, я это сделал, — проговорил Арктур. — Раскурочил свой собственный цефаскоп, который, кстати, даже не застрахован. — Гнев и отвращение переполняли его. И была уже поздняя ночь — ему требовалось поспать.

— Нет-нет, — стремительно забормотал Баррис, явно встревоженный. — Я хотел сказать, ты смотришь на того, кто это проделал. Изуродовал твой цефаскоп. Вот полностью то заявление, которое я намеревался сделать, но которое мне сделать не дали.

— Значит, ты это сделал? — Арктур с интересом уставился на Барриса, у которого аж глаза потемнели от какого-то смутного триумфа. — И зачем?

— Я хочу сказать, такова моя теория, что я это сделал, — сказал Баррис. — Очевидно, под гипнотическим внушением. И с блоком амнезии, чтобы я ничего не

вспомнил.

Потом, — буркнул Арктур, выключая прикроватную лампу. — Как-нибудь после.

Баррис встал, приходя в сильное возбуждение.

— Слушай, ты не понимаешь. В отношении техники и электроники у меня есть серьезные специальные навыки, у меня есть доступ к цефаскопу — я здесь живу. Чего я, однако, не могу просчитать, так это своего мотива.

— Мотив такой, что ты псих, — пробормотал Арктур.

— Возможно, меня наняли тайные силы, — растерянно произнес Баррис. — А какие у них могут быть мотивы? Возможно, чтобы заронить в нашей среде подозрительность, вызвать различные проблемы. Раздоры и раскол. Вынудить нас подкапываться друг под друга — всех нас, неуверенных в том, кому мы можем доверять, кто нам враг, а кто друг. И тому подобное.

— В таком случае они своей цели добились, — сказал Арктур.

— Но зачем им это понадобилось? — говорил Баррис, двигаясь к двери и назойливо хлопая в ладоши. — Столько проблем — раздобыть ключ от входной двери, снять нижнюю панель…

Я буду очень рад, подумал Боб Арктур, когда по всему дому расставят голосканеры. Снова коснувшись своего пистолета, он обрел некоторую уверенность, а затем задумался, не следует ли ему проверить, по-прежнему ли пистолет полон патронов. Но в таком случае, понял Арктур, Дальше я задумаюсь, не пропал ли боек, не высыпан ли из патронов весь порох и так далее — все дальше и дальше, одержимо и навязчиво, подобно мальчугану, считающему трещины в тротуаре, чтобы уменьшить страх. Малыш Бобби Арктур, возвращающийся домой из первого класса с книжонками под мышкой, испуганный лежащей впереди неизвестностью.

Потянувшись рукой вниз, он принялся шарить по остову кровати, пока не нащупал полоску скотча. Оторвав небольшой кусок, он отклеил оттуда две таблетки Вещества С в смеси с кваком. Баррис все еще оставался в комнате и внимательно наблюдал. Арктур швырнул таблетки в рот и проглотил без запивки, а потом со вздохом лег на спину.