Гончарный круг неба

— Что это? — спросил он Мали.

— Скелет.

— Чей? — Джо устремился к находке, стараясь высветить фонарем как можно больше. Мали делала то же самое.

Вскоре она подплыла поближе, и Джо смог различить лицо девушки сквозь прозрачный диск кислородной маски. Голос у Мали чуть дрожал. Чувствовалось, что, несмотря на свои знания и опыт, она не ожидала этой находки.

— Это Глиммунг, — проговорила она. — Это скелет древнего, давно умершего и забытого Глиммунга. Он страшно разрушен кораллами. Боже милостивый...

— Ты не знала, что он здесь? — спросил Джо.

— Может быть, Глиммунг знал. Я не знала. — Она задумалась. — По-моему, это Гнуммильг.

— Что ты сказала? — не понял Джо. Страх все нарастал, наполнял его, превращаясь во всепоглощающий ужас.

— Это почти невозможно объяснить. — Мали подыскивала слова. — Так же, как с антивеществом: об этом можно говорить, но представить себе просто нереально. Есть Глиммунг, есть Гнуммильг, или Черный Глиммунг. Всегда — сколько одних, столько и других. У каждого Глиммунга есть его противоположность, его темный двойник. И в течение жизни, рано или поздно, ему приходится уничтожить своего Черного двойника, иначе тот уничтожит его.

— Почему? — спросил Джо.

— Потому что так устроен мир. Еще спроси: почему это камень? Просто они так развивались, таким странным образом. Они — взаимоисключающие явления, или, если хочешь, свойства. Да, свойства, как у химических веществ. Видишь ли, Гнуммильги как бы не совсем живы. И все же они не мертвы в биохимическом отношении. Они — как деформированные кристаллы, существующие по принципу саморазрушения. Говорят, что это двойное существование типично не только для Глиммунгов; говорят даже, что... — Она осеклась. — Нет! Только не это. Только не сейчас, только не сразу!..

Разлагающийся остов из рваной плоти, обвитый полусгнившими нитями одежды, ковылял прямо к ним, увлекаемый течением мутной воды. Его облик напоминал человеческий; когда-то он держался прямо и передвигался на крепких ногах. Но сейчас прогибался в пояснице, а ноги волочились, точно из них вылущились кости. Джо глядел на него, он все приближался, а Джо продолжал глядеть, потому что это существо явно стремилось пробраться именно к нему. Медленно и неуклюже он двигался к Джо. Можно было уже различить его черты.

Джо увидел лицо. И почувствовал, как весь мир рассыпается на куски.

— Это твой труп, — проговорила Мали. — Ты должен понять: здесь время просто не...

— Он слепой, — прошептал Джо. — Его глаза... они... сгнили. Их нет. Разве он видит меня?

— Он чувствует тебя. Он хочет... — Она замолчала.

— Что он хочет?! — крикнул Джо так, что Мали вздрогнула.

— Он хочет поговорить с тобой, — сказала Мали. И замерла. Теперь она просто наблюдала. И ничего не предпринимала. Не помогала ему. Как будто вообще отсутствовала. «Я остался один на один с этой штукой», — понял Джо.

— И что мне делать? — все же спросил он.

— Не надо... — Мали опять замолчала, потом отрывисто произнесла: — Не надо его слушать.

— Мертвец может говорить? — в ужасе промолвил Джо. Он кое-как сумел переварить то, что предстало перед ним; смог удержать рассудок в рамках, увидев собственные останки. Но представить себе что-то сверх этого... Это уже попахивало безумием... Нет, скорее всего, это мимикрия какого-то водяного существа, которое увидело Джо и попыталось пластически воспроизвести подобие его облика...

— Он скажет тебе, чтобы ты уходил, — объяснила Мали. — Чтобы ты покинул этот мир. Покинул Хельдскаллу и Глиммунга с его надеждами и планами. Посмотри: он уже пытается что-то произнести.

Полусгнившая плоть на лице у трупа чуть раздвинулась. Джо увидел сломанные зубы, и затем из пещеры, в которую превратился оскаленный рот, вырвался наружу звук. Это был глухой рокот, будто несущийся издалека по массивному океанскому кабелю, как нечто растянутое на сотни миль, нечто тяжелое, густое и неповоротливое. И все же существо пыталось говорить. Наконец, когда оно приблизилось вплотную, слегка поворачиваясь вокруг своей оси, то чуть распрямляясь, то снова склоняясь, Джо различил одно слово, затем другое...

— Оставайся, — произнес труп, широко открыв пасть. Мелкая рыбешка скользнула внутрь, исчезла, затем выплыла обратно. — Ты... должен... идти дальше. Дальше. Поднимать. Хельдскаллу.

— Ты еще жив? — спросил Джо. — Здесь ничто не живо, — подала голос Мали. — Ничто не живо в прямом смысле слова. Остаточные энергии... частичные изменения в поврежденных батареях...

— Но этого еще нет, — выдохнул Джо. — Это случится в будущем.

— Здесь нет будущего, — объяснила Мали.

— Но ведь я-то жив. Я смотрю на этого урода, на эту жуткую движущуюся гниль. Если б я был им, мы не смогли бы разговаривать.

— Очевидно, так, — согласилась Мали. — Но разница между вами не окончательна. У тебя есть кое-что от него; в нем тоже есть частица тебя. «Дитя — отец человеку», помнишь это? И человек — отец трупу. Я думала, он потребует, чтоб ты убирался. А он, наоборот, просит тебя остаться здесь. Вот что он хотел от тебя. Я чего-то не понимаю. Во всяком случае, это не может быть Черный человек, в том смысле, как я объясняла про Гнуммильга. Он изуродован, но доброжелателен, а Черные не бывают доброжелательны. Позволь, я у него кое-что спрошу.

Джо не ответил. Мали восприняла это как согласие.

— Как ты умер? — спросила она у мертвеца. Выпяченная челюсть, покачиваясь, белела в потоках воды.

Из пасти человеческого остова глухо выталкивались искаженные слова. Он ответил:

— Нас убил Глиммунг.

— Нас? — переспросила она тревожно. — Как много? Всех?

— Нас. — Существо протянуло в сторону Джо полусгнившую руку. — Нас обоих. — Труп замолчал, его стало относить течением. — Но это ничего... У меня есть ящик, там я в безопасности. Я забираюсь туда и закрываю проход, и рыбы туда не проникают...

— Ты пытаешься защитить свою жизнь! — спросил Джо.

— Твоя жизнь окончена, — ответил скелет.

Джо ничего не понял. Это было слишком невероятно и нелепо. Представить себе, что труп — его собственный труп — ползает здесь во мраке, пытаясь к тому же сохранить себя...

— Улучшим жизненные стандарты для мертвых, — диким голосом произнес он, обращаясь не к Мали и не к трупу — просто в пространство.

— Проклятие! — выдохнула Мали. — Что?

— Он тебя не отпустит. Он противостоит тебе конечной судьбой, но все же не отпустит тебя. А потом, когда ты станешь таким, — она показала на труп, — ты пожалеешь, что не ушел. Сегодня. Сегодня вечером. Завтра утром.

— Оставайся, — прохрипел труп.

— Почему? — спросил Джо.

— Когда Хельдскаллу поднимут из моря, я уйду спать. Я хочу заснуть; я рад, что ты наконец пришел. Я ждал века. Я знал: пока ты не придешь сюда и не освободишь меня, я останусь в плену времени. — Труп сделал умоляющий жест рукой, но кусочки кисти отделились и исчезли в мутном течении; у кисти трупа осталось только два пальца, и Джо почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.

«Если б можно было повернуть время назад, я бы ни за чтоне появился здесь», — подумал Джо. Труп, однако, говорил противоположное: появление Джо означало освобождение — для трупа... и для самого Джо.

«Господи Иисусе, когда-нибудь я стану таким же. Тело будет разваливаться на кусочки, и хищные рыбы станут жрать мою мертвую плоть. Я спрячусь в каком-нибудь ящике на дне моря, но рыбы найдут меня и примутся рвать кусок за куском».

«А может быть, это обман? — думал он. — Может, это не мой труп? Часто ли люди встречаются с собственными трупами, к тому же говорящими и умоляющими? Календы, — вспомнил Джо. — Но они явно ни при чем: ведь, вопреки предсказанию Мали, труп убеждал остаться, убеждал заняться своим ремеслом».

«Глиммунг! Это галлюцинация, созданная Глиммунгом, — извращенный, безумный способ удержать меня на крючке. Наверняка».

— Спасибо за совет. Я приму его к сведению, — сказал он болтающемуся в струях воды трупу.