Страница 96 из 153
- От Шклова до Невеля? - перебил командир. - Пешком? Одуреть можно. - И вдруг вопрос с маху: - А как твоя фамилия?
- Неклюдова Нина Андреевна, - быстро ответила Надя.
- А мужа?
- Тоже Неклюдов, Алексей Васильевич.
- Документы есть?
- У Леши все осталось, и паспорт и деньги.
- Его что, немцы арестовали?
- Нет, партизаны забрали. Мы заночевали в одной деревне, не помню, как называется. Ночью налетели партизаны и увели его.
- А тебя оставили? - Командир посмотрел на Посадову с явной иронией и недоверием. - Как же они так?
- А я и сама не знаю, как это получилось. Его во двор позвали, как бы для разговора, а мне велели в хате подождать. Я ждала-ждала. Полчаса прошло. Вышла, а их нет. До утра я так и не уснула, а утром пошла искать. У людей спрашивала, говорят, ихних тоже многих забрали.
- Партизаны?
- Партизаны. Так они сами себя называли.
- А поумней ты ничего не могла придумать? - И снова он нацелился в Надю прищуренным подозрительным глазом.
- Как, придумать? - искренне удивилась Надя. - А что, вы считаете, что его не партизаны забрали? - И на лице своем она изобразила явный испуг, тревогу за мужа, которого, оказывается, могли увести немцы, а вовсе не партизаны.
- А ты считаешь, что в партизаны насильно мобилизуют, как в армию? Нет, гражданочка. Партизаны дело добровольное. Вот мы, мы никого насильно не брали. Все по собственной воле пришли.
- Так что ж мне теперь делать? Где ж мне его теперь искать? - растерянно спросила она, глядя на командира горестным, молящим о помощи взглядом.
- И не надо искать: бесполезно. Его немцы увезли в Германию. Мы знаем, как под видом партизан немцы забирали мужчин и угоняли их на работы в Германию. Поняла, гражданочка?
Надя сидела опечаленная и убитая, скорбно сложив на животе руки. Казалось, из темных затуманенных глаз ее вот-вот покатятся слезы.
- Что ж мне теперь делать? - повторила она в пространство деревянным голосом.
- Домой теперь тоже идти, скажу тебе, небезопасно, - заговорил командир, - потому как немцы и тебя схватят. Выход один, - он прихлопнул своей крупной ладонью ее руки, - оставайся у нас.
- Что мне у вас делать? - все так же отрешенно произнесла она, глядя в пространство. - Может, я найду его. У вас нет, может, у других партизан есть. Вот вчера встретила я одних. Тоже начальник ихний вроде вас - крупный такой. Говорит - надо искать. Не иголка в сене - найдется.
- Дурак он, - деланно рассмеялся командир. - Ты ему и поверила… А фамилию не запомнила? - с живым интересом спросил погодя.
- Кого?
- Да этого командира партизанского?
- Я его не спрашивала. Зачем мне? Вашу фамилию я тоже не знаю. Ни к чему мне это.
- Не интересуешься, значит, нашим братом.
- Брат братом, а муж мужем.
- А что муж? Не найдется один, найдешь другого. Женщина ты молодая и, я бы сказал, ничего, симпатичная.
- Никого мне не надо, - вздохнула она и сделала движение, будто хотела встать.
- Погоди, - задержал он ее. - А он какой из себя?
- Лешка мой?
- Да нет, - небрежно поморщился собеседник. - О своем забудь: твой Лешка уже не вернется. Командир партизанский, которого ты встретила?
- Какой? - она пожала плечами. - Обыкновенный. Высокого роста, здоровый, вроде вас.
- Грудь нараспашку и шея красная, как у быка? Да?
- Верно, - ответила она и словно обрадовалась. - Вы его знаете?
- Мы тут все друг друга знаем. Булыга. Точно он. Так где, ты говоришь, его встретила?
- Возле болота.
- Какого? Здесь много болот.
- Обыкновенное болото. Вот так же, как и ваши, остановили меня, привели к командиру.
- Ну это понятно, что привели, - командир заметно нервничал. - Болотце недалеко от сожженного хутора?
- Вот-вот, - оживилась она. - За хутором пройти лесок, потом поляна, потом опять лесок и болотце.
- Понятно. Отряд большой? У Булыги?
- Человек семь. Сам он на бричке сидел и еще двое с ним. А трое или четверо верхом.
Он долго молчал, о чем-то думая. Молчала и Надя, ждала. Ни о чем не спрашивала, не проявляла видимого интереса. Даже наблюдала за лагерем отряда тайком, пытаясь установить его численность. То, что этот мутноглазый человек знает имя Булыги и проявляет к нему особый интерес, насторожило Посадову. Про себя уже решила, что ей надо во что бы то ни стало побыть еще здесь в отряде, чтобы собрать необходимые детали, по которым можно будет делать вывод. Она понимала, что остаться ей здесь не составит особого труда. Заметила, как оживились блеклые глаза сидящего рядом с ней человека, что-то хищное появилось в них. После раздумья он сказал:
- Тебя Ниной зовут? Ты вот что, Нина, оставайся-ка у нас, а мы что-нибудь придумаем, как тебе помочь. Куда ты пойдешь на ночь глядя? И голодная небось?
- Страшно ночью, - согласилась она.
- А пока пойдем, я тебе место укажу.
Он привел ее к шалашу из ельника, который почти ничем не отличался от других. Хвоя была совсем свежая, - значит, обосновались они здесь недавно. В шалаше никаких удобств. Над головой - лапник, под ногами - сено.
- Это мой кабинет, - сказал командир. - Тут тебя никто не посмеет тронуть. Поняла? А вообще орлы мои - палец в рот не клади, невзначай и обидеть могут. Так что ты от меня никуда. Я сейчас отлучусь на минутку, насчет ужина похлопочу. А ты жди, отдыхай.
- Может, вам помочь что-нибудь. Я умею готовить, - предложила она свои услуги, но получила категорический отказ.
Оставшись одна. Надя осмотрелась. Шалаш был низкий, даже стоя на середине, она касалась головой "потолка" - елового лапника. Поверх сена постелено байковое одеяло. В углу валяются пустые бутылки, консервная банка, граненый стакан. Перспектива провести здесь ночь в обществе этого мутноглазого с ржавыми зубами, естественно, не радовала Посадову. Но другого выхода не было: назвался груздем -полезай в кузов. Конечно, он напьется и будет ночью приставать. Случайно нащупает пистолет под кофточкой - и тогда хорошо начатый спектакль может сразу провалиться. Надя присела на одеяло, сунула пистолет под сено, начала быстро соображать, как вести себя ночью с неожиданным "кавалером".
Он возвратился довольно быстро - возбужденный, раскрасневшийся, с краюхой хлеба и двумя банками консервов: мясных и рыбных. Потом извлек из кармана бутылку самогона, сказал подмигивая на бутылку:
- Шнапс-куртка. Жулик один изобрел и сам скрылся в неизвестном направлении. Попадись он мне…
Консервы ловко открыл финским ножом, нарезал хлеб и, налив полный стакан, сказал:
- Держи, согреешься.
- Это мне? - сделала удивленные глаза Надя. - Вы извините меня, я не пью, мне нельзя.
- Ерунда какая, - замотал он головой, на которой крепко сидел картуз. - Она безвредная и даже пользительная. От всех болезней помогает. Ты что думаешь, это самогонка или вонючий немецкий шнапс? Ничего общего. Это "куртка", по имени изобретателя.
- Все равно. Я вам что скажу, не знаю вашего имени, - начала Посадова, глядя на него обнадеживающе.
- Борисом зови, не ошибешься.
- А по батюшке?
- Да просто Борис, Боря, без батюшки обойдемся, свои люди, - отмахнулся он.
- Ну хорошо, Боря. Так вот что, Боря, я хочу тебе сказать: сегодня мне никак нельзя ни пить, ни… ну ты понимаешь, ты же взрослый мужчина. Через день-два я с тобой с удовольствием выпью, потому как вижу - ты человек добрый и глаза у тебя правдивые и душа открытая, честная. Я таких уважаю.
Он удивленно вытаращил на нее глаза и насупился. А она посмотрела на него так нежно, так тепло и попросила так искренне:
- Ну не надо настаивать… Боря. Выпей сегодня сам, если тебе так хочется. А в другой раз со мной. Или и ты не пей. Потерпи. Лучше мы будем трезвыми оба. Хорошо?
Он смотрел ей в глаза открытым ртом, как напоказ, выставив прокуренные редкие зубы. Наде было противно смотреть на него, с брезгливостью подумала: "Не дай бог вот такой целоваться полезет". Он не удержался, осушил стакан залпом, аппетитно, с шумом закусил. От еды и она не отказывалась. Ели и болтали. Через полчаса бутылка "шнапс-куртки" была пуста. Надя не пила. А захмелевший Борис на вопрос Нади, есть ли у него семья, заплетающимся языком говорил: