Страница 118 из 153
- С теми, кто откровенен со мной.
Без всякой видимой связи она снова повторила уже однажды ею высказанное:
- Какие вы с Маратом разные.
Должно быть, она в этом все больше убеждалась. Потом сообщила:
- Я долго не могла привыкнуть к его имени. Ма-рат! Уж лучше Март - смысла больше.
- Что вы, Ирина, какой же в имени смысл? Просто условный знак.
- Вы так думаете? Серьезно? - искренне удивилась Ирина. - А вы разве не знаете, что каждое имя что-то обозначает. Мне бабушка рассказывала. Например, Алексей - значит блаженный, Модест - скромный, Георгий - землепашец.
- А я, по-вашему, что такое?
- Андрей - значит храбрый, - пояснила Ирина.
Признаюсь, я, деревенский житель, не знал этого. Было очень любопытно. Оказывается, я ношу имя, которое к чему-то обязывает.
- Ну, а Ирина что значит? - поинтересовался я.
- Ирина - значит мирная, смирная, вроде меня. - И она весело рассмеялась.
Хорошо нам было. Мы провели с ней вместе целый день, и оба остались довольны. Недоволен был Марат: с месяц он дулся на меня и всё старался выпытать, о чем мы говорили.
Я отшучивался:
- О "Зеленом луче", о скворцах и прочее и прочее.
- Сколько ж их было, этих скворцов, что целый день на них ушел? - язвил Марат.
- Много. Да мы не считали.
Такой ответ бесил его: было ясно, что он ревнует.
- Кроме скворцов, вот это самое "прочее" что означает? - приставал Марат.
- Всякую чепуху, - беспечно отвечал я. - Например, расшифровывали человеческие имена. Оказалось: Алексей - блаженный, Модест - скромный, а Ирина - мирная.
- Ну и что из этого? Какой же вывод?
- Я жалею, что ты не Модест. Между прочим, Андрей - значит храбрый. На всякий случай имей в виду.
- А мне наплевать как на храбрых, так и на блаженных. Мне мое имя нравится! - в сердцах крикнул Марат.
А я рассмеялся и сказал совсем дружески, примирительно:
- Алексей из тебя не получится, знаю. Будь Маратом!.. Это тоже что-нибудь да значит.
Однажды я спросил себя: могла ли она избрать меня, а его? Лицо у меня действительно грубое, шершавое, с детства опаленное солнцем и обветренное, брови выцветшие, волосы жесткие, упрямые, неопределенного, какого-то земляного цвета. А глаза, по словам матери моей, сизые и честные.
Марат красавец. Он может себя показать, умеет щегольнуть звонкой фразой, или, как говорит Валерий, "форсу напустить". Пользуется успехом у девушек. Я ему не соперник, И все-таки, по моему мнению, он не вполне достоин Ирочки Пряхиной. Она выше его духовно, умнее, а главное - чище, Светлая она какая-то, особенная, каких мало. Во всяком случае, других таких я не встречал.
Ира однажды познакомила меня со своей подругой Зоей, студенткой медицинского института. На меня она не произвела впечатления: так себе, симпатичная говорунья и, кажется, пустая. Впрочем, Валерий со мной не согласен. Он считает Зою славной и умной. А я не нахожу.
Сегодня мы встретимся. И я, конечно, жду встречи не с Зоей, а с ее подругой. Мне даже кажется, я приятно волнуюсь в предвкушении этой встречи с невестой товарища.
Прибежал Валерик. Этот маленький, юркий паренек всегда кажется возбужденным и всегда приносит какую-либо новость. Я люблю его за открытую душу и веселый характер. У нас ребята зовут его Огоньком.
- Ты слышал историю? - сообщает он своим быстрым говорком, садясь на табурет у моей койки. - Оказывается, Спартака Синилова выпустили даже не младшим лейтенантом, а мичманом.
Спартак не из нашей роты, я его лично не знаю, хотя слышал, что это большой "бузотер", доставлявший немало хлопот командирам. Спрашиваю, за какие грехи.
- Ты понимаешь, ушел в самоволку, напился, устроил драку и прочее.
- Жаль.
- Чего именно? Что не дали лейтенанта? - с нарочитой простотой спрашивает Валерка.
- Жаль, что его давно не выгнали из училища. Пять лет нянчились. А все папа.
- Говорят, не столько папа, сколько мама, - заметил Валерий, делая ударения на последних слогах. Потом со злостью сквозь зубы добавил: - И сейчас эта госпожа уже примчалась, бушует в кабинете начальника.
Валерке не сиделось. Поднялся, что-то поискал в своей тумбочке, снова вернулся ко мне, продолжая тот же разговор:
- Черт бы их побрал, этих спартаков, гарольдов, фердинандов и прочих.
- Подожди, Валерка, зачем ты всех в одну кучу валишь. Гарольд Пятница - умный парень. Он и училище окончил чуть ли не с отличием.
- Умный, талантливый, - стремительно передразнил он, состроив на своем живом, подвижном лице красноречивую гримасу. - Зазнайка вроде твоего Марата.
- Ну а Фердинанд чем тебе не нравится?
- Понимаешь, ну не люблю я этого, - раскипятился Валерий. - Тоже мне родители, имя придумали, а об уме не позаботились, недосуг было.
Он говорил торопливо, будто боялся одуматься.
- Позволь, позволь, дорогой. Насколько я знаю, твои отец - секретарь горкома?
- Да, и что? - искренне и с удивлением спросил он. - Откуда ты знаешь о моем отце?
Вопрос был правомерен: никто из курсантов не знал, что отец Валерки - секретарь горкома партии. Да и я узнал об этом совершенно случайно от начальника курса дня два тому назад. Но я все-таки ответил Валерке:
- Это к разговору об отцах.
Я не хотел его обидеть, но он, кажется, обиделся, потому что сказал:
- "Сынки" - это не просто дети высокопоставленных отцов. "Сынки" - это дети состоятельных плюс плохих родителей, именно плохих, имеющих дурную привычку забывать поговорку: "Из грязи да в князи", забывать, где и когда они родились, в какое время, в какой стране и в каком обществе живут.
Широко размахивая руками, вбежал Марат, с ходу сообщил:
- Сейчас на Невском двух матросов, нашего курсанта и армейского сержанта задержал за неотдание чести. Матросам и курсанту сделал внушение, а сержанта сдал подвернувшемуся патрулю.
- Браво, Марат. Ты проявляешь первые признаки командирского характера, - с иронией заметил Валерий.
И Марат это отлично понял. Он скривил тонкие губы, приподнял узкие брови и нехотя отозвался:
- Я просто выполнил устав.
Что это ты вдруг об уставе вспомнил? - подначил Валерий.
Ох, уж этот Панков, привяжется, точно комар, и никак не отмахнешься. Лучше не замечать его: пожужжит и перестанет. Я спросил Марата о Спартаке.
- Да, неприятная история, - ответил он с легким сочувствием. - Жалко парня. Не мог уж потерпеть несколько дней. А ты думаешь, не наскандаль он сегодня - все сошло бы?
- Ну, все-таки офицер… - ответил Марат, не договаривая
- Тем более, - вставил Валерий, уходя.
- Ну, словом, черт с ним, не нам болеть за его судьбу. Есть папаша, мамаша, наконец, начальство - пусть разбираются, - сказал Марат с небрежной и веселой улыбкой. - А мы сегодня веселиться будем. Эх, Андрюша, день какой! А ты киснешь в казарме и даже не подозреваешь, что Ирушка сегодня на вечер придет не одна.
- А с кем же? С Зоей, конечно, - равнодушно ответил я.
- И ты не рад?
Марат сел на свою койку напротив меня. Глаза у него были счастливые. Они блестели, и мне не хотелось его огорчить, но притворяться я тоже не мог, поэтому ответил коротко, но тем тоном, в котором рядом с отказом стояла искренняя признательность за "заботу" обо мне:
- Нет, Марат.
- Очень жаль. Чудесная девушка и от тебя без ума.
- Без ума она может быть. Но я в этом, уверяю тебя, ни капельки не повинен.
На вечере Ирочка Пряхина затмила всех девушек. Я мысленно назвал ее королевой бала. Белое платье, схваченное голубым поясом, придавало ее тонкому стану удивительную стройность, гибкость и какую-то чарующую легкость. Приподнятый воротник своими строгими линиями очерчивал ее красивую шею. Она танцевала с Маратом, облаченным в черную новенькую тужурку, сверкавшую золотом погон. Этот контраст белого и черного создавал особую прелесть. Они постоянно находились под обстрелом многих десятков глаз. Я любовался ею, как любовался морем в день первого знакомства, и мне казалось, что здесь, на вечере, да, впрочем, только ли на вечере - во всем Ленинграде, а может, и в целом мире, - нет девушки интересней и милее Ирины Пряхиной. Впрочем, за мир не ручаюсь, а Ленинград-то я как-никак знаю.