Страница 106 из 153
Несмотря на бессонную ночь, Емельян не чувствовал усталости, и сон отступил под напором нервного напряжения и огромной силы воли, собранной для того главного, основного что ожидало впереди.
Возле особняка, в котором располагался штурмбанфюрер Кристиан Хофер, стояли машины, сновали военные, главным образом в форме гестапо, СД и СС. Реже появлялись люди в штатском. Напротив в скверике несколько человек сидели на скамейках под липами и ясенями, ронявшими на аллеи последние листья. Утихший перед восходом ветер теперь снова проснулся и раскатал по всему небу тонкую марлю, сквозь которую солнце просеивало едва теплые лучи.
Емельян посмотрел на часы - было половина десятого - и, решив выждать еще минут пятнадцать, сел на скамейку лицом к особняку. Наискосок от него на другой стороне аллеи сидели двое в военной форме - молодой человек и девушка. Оба курили сигареты и о чем-то разговаривали весело и громко. Девушка обратила внимание на Емельяна и, продолжая оживленно, вперемежку с задорным хохотком болтать со своим собеседником, совсем не украдкой, а довольно откровенно стреляла в Емельяна наметанным, опытным глазом. И хотя Емельян принял ее острые, меткие "выстрелы" за чисто женское любопытство, ему было неприятно, что на него обращено внимание. Больше всего теперь он опасался какой-нибудь случайности, которая может помешать свиданию с Хофером. "Главное - войти в кабинет", - хладнокровно внушал он себе и уже решил было не ждать больше, а сию минуту подняться и идти к Хоферу. Но, на его счастье, девушка и молодой человек встали и разошлись в разные стороны по аллее.
Девушка медленно, игриво, с еще не успевшей погаснуть улыбкой и розовым от задорного смеха лицом направилась в сторону Емельяна. В ее стройной, с легким, кокетливым изгибом фигуре, обтянутой темной тужуркой и такой же юбкой, в развязной и свободной походке, в молодом лице, в маленькой головке, увенчанной пилоткой, было нечто зазывное и привлекательное. И чем ближе она подходила к Емельяну, тем пристальней и внимательней становился ее взгляд, таяла улыбка на маленьких, пухлых, ярко накрашенных губах, а тонкие черные брови круто изгибались над удивленными темным глазами. Поравнявшись с Глебовым, который смотрел на нее с не меньшим любопытством, девушка отдала честь и, остановившись, спросила по-немецки, округлив приветливо и как будто даже обрадованно глаза:
- Какими судьбами?
Емельян узнал ее только сейчас, когда она заговорила, узнал по голосу и попытался быстро скрыть свое удивление и взять себя в руки, сухо пробурчав тоже по-немецки:
- Не понимаю вашего вопроса…
И она узнала его окончательно только теперь: выдал такой характерный, неподражаемый его голос.
- Однако ж… - произнесла она по-русски протяжно, пораженная таким неожиданным превращением, и теперь темные масляно-усталые глаза ее сделались сухими, жесткими, брови выпрямились и нахмурились задумчиво-строго. Уже другим, похолодевшим голосом она протянула для себя: - Вот так ну-у… Вот так встреча! Чего-чего, а такого не ожидала. - И это было сказано по-русски.
Емельян понял, что играть дальше в прятки глупо, и, приветливо улыбнувшись, встал, щелкнув галантно каблуками, ответил тоже по-русски, и так игриво, беззаботно, будто еще только месяц назад они расстались если не друзьями, то, во всяком случае, поссорились из-за каких-нибудь пустяков:
- Чем ты, Галинка, поражена? Не ожидала меня встретить живым?
И в голосе его, и в словах не было ни тени испуга или хотя бы растерянности, так что в какой-то момент Галя Шнитько и впрямь было подумала: "А может, он действительно служит у немцев?" Может, и он, лейтенант Глебов, бывший начальник погранзаставы, тоже, как и сестры Шнитько - Марьяна и Галя, - работал на немецкую разведку. Но она тотчас же отклонила эту мысль как абсурдную, вспомнив, что именно он, пограничник Глебов Емельян, выследил сестер Шнитько, арестовал их и отдал в руки НКВД. Из-за него были приговорены к расстрелу Марьяна и к десяти годам она, Галя Шнитько. И потом, почему он в авиационной форме? - сообразила Галя и решила, что Глебов всего-навсего переодетый советский разведчик.
На вопрос Емельяна она ответила прямо, подчеркнуто резко, глядя ему в глаза пронизывающим, сверлящим взглядом:
Удивлена другим: не ожидала тебя встретить вот в этой форме.
Он жестом предложил ей сесть и, усевшись с ней рядом, загадочно поведя бровями, ответил с игривой мальчишеской беспечностью:
- Так ведь и ты… Между прочим, к тебе эта форма идет. Ты в ней такая…
- Какая? - сверкнул сухой, ощетинившийся взгляд.
- Серьезная, что ли, - ответил он неопределенно, скрывая свои мысли.
- С твоей легкой руки стала серьезной, - с ожесточением бросила она. - Марьяну помнишь?.. Расстреляли… Из-за тебя. И я узнала, что такое тюрьма.
- Все правильно, - спокойно и даже мягко, как-то слишком обычно произнес Емельян. - Судили за шпионаж против Советской власти.
- А ты? - Она резко повернула к нему лицо. - Ты тоже шпион! Советский шпион, ты работаешь против немецкой власти.
- Говори потише и, пожалуйста, по-немецки. Не забывай о наших мундирах.
- Боишься?! Ага, трусишь, Емельян Глебов, - по-русски, но уже не так громко и со злорадством произнесла она. Глаза ее блестели металлом, пальцы готовы были вцепиться в горло Емельяну, а он сохранял удивительное спокойствие и отвечал, чуть улыбаясь:
- Представь себе, Галя, не боюсь…
- Вот даже как? Может, скажешь, что ты у немцев работаешь? Что ж, пойдем тогда, я представлю тебя своему начальнику, расскажу, как и где мы с тобой впервые познакомились. - Теперь она уже говорила по-немецки.
- Хорошо. Это ты сделаешь немного погодя. А сейчас давай поговорим здесь. Мы так давно не виделись. Надеюсь, ты не очень торопишься? Служба тебя не изнуряет?
- Как сказать: работы хватает.
- Да, работки у вас много. Можно только посочувствовать.
Ее поразило спокойствие и хладнокровие Емельяна. Она снова уставилась в его глаза, теперь уже долгим взглядом, который постепенно стал оттаивать. Отвагой этого юноши, пришедшего в самое логово своих врагов и сохраняющего такую выдержку, нельзя было не восхищаться. Есть женщины, которые любят в мужчинах благородство, другие уважают ум и талант, третьи ценят физическую силу и спортивную форму, все женщины без исключения восхищаются смелыми и храбрыми мужчинами, настоящих героев предпочитают всем остальным, - должно быть, потому, что сами они принадлежат к слабому полу, нуждаются в защите и видят идеал в героическом.
Женщины добросовестно усвоили простую истину, что все познается в сравнении. Галя сравнивала Емельяна Глебова с Кристианом Хофером, и результаты были в пользу Емельяна. Она задавала себе вопрос: а мог бы Хофер переодеться форму советского офицера и пойти в расположение советских войск, да еще к штабу НКВД? И отвечала уверенно: нет, не пошел бы, мужества и смелости не хватило б. И, глядя на Емельяна долго, испытующе, то хмурясь, отталкивая неприятные воспоминания, то улыбаясь тайно, вспоминая Глебова наивным, забавным юнцом, каким был он незадолго до войны, она сказала вполне искренне, не сводя с него глаз:
- А в тебе что-то есть… Ты можешь пользоваться успехом у женщин. Такие нравятся.
- Спасибо за приятное открытие, - шутливо ответил Емельян, щуря улыбчивые глаза. - Ты меня радуешь и обнадеживаешь.
- Странная встреча, черт возьми, - продолжала она рассуждать вслух по-немецки. - А ты настоящий мужчина. И я могла тогда влюбиться в тебя по-настоящему. Могла… Как идет тебе эта форма! Чужая, а идет. Странно. А мне? Ты находишь, что мне идет фашистская форма? Или ты шутишь?
- Ты в ней напоминаешь палача, - сухо и мрачновато ответил Емельян, выдерживая Галин взгляд.
- Я и есть палач, - ответила она и крепко сжала челюсти и кулаки. - Палач. Я и тебя должна расстрелять. Собственноручно. Ты в моих руках. - Она взяла его руку выше локтя и крепко впилась в нее маленькими хищными пальцами, кивнув головой в сторону: - Тут кругом палачи. Видишь, сколько их ходит? И все палачи, палачи. Стоит только мне глазом моргнуть, и ты будешь схвачен, раздавлен, повешен. - Она разъяренно дрожала, швыряя в него шипящими, точно отравленными змеиным ядом словами. - Я знаю, там у тебя пистолет в кармане, может, гранаты. Ты будешь защищаться, стрелять Но ты не уйдешь живым отсюда. Не уйдешь! Я не прощу тебе Марьяну, не прощу никогда! Сама судьба мне послала тебя, чтобы я могла отомстить.