Страница 16 из 135
в клятву, в ту нерушимую клятву, которая не нуждается ни в
каких словах.
К нам бесшумно подошла женщина в черном,
немолодая, но крепкая, с лицом суровым и холодным.
Поздоровалась со мной сухо и, как мне показалось,
недовольно, осуждающе, затем перевела взгляд на Марину, на
цветы, лежавшие у подножия памятника.
- Познакомьтесь, Андрей Платонович, это моя мама, -
сказала Марина.
Женщина молча кивнула мне, села на камень, поправила
черную шаль и произнесла, ни к кому не обращаясь:
- День сегодня славный, прямо как в Сочи.
Я подумал: в подобных случаях люди почему-то говорят о
погоде.
Мать и дочь пришли сюда почтить память мужа и отца и,
наверное, делают это каждый год, и потому мое присутствие
казалось не совсем желательным. Нужно было найти
подходящий предлог и оставить их одних. А как это сделать,
что придумать?
Выручил счастливый случай: от поселка к нам шли двое
моряков. В одном я узнал рассыльного из штаба дивизиона, а
второй... Неужели он? Я смотрел на тоненькую юркую фигуру,
на фуражку, всегда сбитую на затылок и открывавшую высокий,
чистый лоб, на лицо и не верил:
- Валерка, каким ветром?
- Двенадцатибалльным, - ответил он, с размаху впаял
свою ладонь в мою, и мы расцеловались.
Пришлось извиниться перед женщинами. Растроганные
и обрадованные неожиданной встречей, мы побрели с
Панковым не к поселку, а вдоль берега. Вдруг Валерий
остановился, вытянулся, взял под козырек и четко доложил:
- Товарищ капитан третьего ранга! Старший лейтенант
Панков прибыл на должность командира корабля во
вверенный вам дивизион.
Я был, конечно, рад назначению ко мне Валерика.
- Но почему до сих пор старший лейтенант?
- И то хорошо, - ответил он сокрушенно и загадочно. -
Говорят, между фортуной и карьерой всегда стоял знак
равенства.
- Но ты, кажется, служил под началом адмирала
Инофатьева?
- То-то и оно. - Он вздохнул, сплюнул и заключил: - Еле
выбрался.
- А Марат?
- Что Марат? Он под могучим крылом папаши. Там его
так и называют: Инофатьев Второй. Звучит одинаково, что и
чеховский Иванов Седьмой.
Он был до того возбужден и обозлен, что с ним
невозможно было говорить. Я просил рассказать все толком,
спокойно и насколько возможно беспристрастно.
- Хорошо, буду абсолютно объективен, - согласился
Валерий, - слушай. Сначала о сыне. Служит на подплаве,
командует лодкой, уже капитан-лейтенант. Ходит в касторовой
шинели, зимой в каракулях, фуражка с мексиканскими полями,
усы английского образца. Никакие воинские порядки на него не
распространяются. Летом флиртует на пляже с курортницами,
а зимой носится на собственной "Победе".
- Купил?
- Он не покупал, - Валерий повел плечом, - просто
скромный подарок мама ко дню рождения - наследнику
исполнилось двадцать пять. У-у, такой праздник устроили,
разве только салюта кораблей недоставало. Собственно, у нас
главное-то и началось с его дня рождения. Мы с ним, как тебе
известно, никогда не обожали друг друга, скорее наоборот. Я
начал службу с командира боевой части, потом - помощник и,
наконец, был назначен командиром корабля. С Маратом мы
встречались редко, случайно, и всякий раз он давал мне
понять, что всем продвижением я обязан ему. Меня много раз
подмывало послать его к черту, но. я как-то сдерживался. Дома
я у него никогда не был, и он у меня тоже. Жены наши изредка
встречались, но между ними тоже пробежала черпая кошка:
короче говоря, он потребовал от своей супруги прекратить
всякие связи с моей женой.
- Прости, ты разве женат? Я не знал.
- Да, и дочь растет.
- А жена кто? - любопытство мое нарастало.
- Да ты с ней знаком, - весело отозвался он,
- С твоей женой? - удивился я.
- Да Зоя же, ну что ты прикидываешься!
- Какая Зоя? Ах да, верно, верно, помню.
И мне стало неловко. Почему? Потому что забыл? Но
разве я виноват, что эта девушка не оставила ни в памяти, ни в
сердце моем решительно никакого следа. А вот Ира... Мне
хотелось услышать о ее жизни, и какой он недогадливый,
Валерка, этот веселый, сердечный человек.
Валерка не умел быть кратким; он все продолжал своп
рассказ:
- Так вот, пришла в голову адмиральского сынка блажь
пригласить своего однокурсника, то есть меня, на день своего
рождения. Я думаю, ему просто хотелось пощекотать свои
тщеславные пятки и заодно ошарашить меня важностью своей
персоны. И однажды на причал нашей бригады врывается
сверкающая лаком адмиральская машина. Знаешь - этак
неожиданно. У нас всполошились, команды подали, комбриг
выскочил на причал встречать начальство. И вдруг из машины
вместо Инофатьева Первого выходит Инофатьев Второй.
Конфуз. Матросы язвительно улыбаются, комбриг взбешен,
говорит Марату: "Вы, капитан-лейтенант, в другой раз заранее
ставьте нас в известность, когда будете ехать на машине
командира базы". А он, видите ли, приехал, чтобы лично
пригласить меня. Нахал, да и только. Я придумал какой-то
предлог и отказался. Вот и вся предыстория. А что касается
дальнейшей истории - она очень неприятная, я, может быть,
расскажу о ней тебе как-нибудь в другой раз, когда все
утрясется в душе.
Так он торопливо и со свойственным ему жаром
разматывал клубок воспоминаний, затем махнул резко рукой,
сказал:
- Хватит об Инофатьевых, это уже все в прошлом. Лучше
расскажи, как ты живешь, успехи как?
Нет, он ничуть не изменился, мой давний друг. В его
глазах отражались душевная обида и радость, как-то по-
своему уживавшиеся рядом.
Но мне все-таки хотелось услышать об Ире. И я спросил
его. Он ответил без подробностей, не желал вдаваться в
детали, а быть может, действительно о них не знал.
- Ира - женщина умная, видная, но тряпка. И за это я ее
не люблю. Бросила бы его ко всем чертям. Не понимаю их.
Играют какую-то комедию: расходятся, сходятся, снова
расходятся... Она сейчас, кажется, уехала в Ленинград, и
якобы насовсем. Не знаю, хватит ли у нее характера.
Должно быть, разговор о дочери Пряхина напомнил ему о
нашем адмирале, и Валерка оживленно спросил:
- Кстати, как чувствует себя наш старик? В Североморске
я случайно слышал, что его как будто переводят куда-то на юг.
Признаться, меня это сообщение огорчило.
Вскоре слух о переводе Пряхина подтвердился. Как-то я
сидел в своем кабинете в штабе дивизиона. Дмитрий
Федорович появился на пирсе внезапно, без предупреждения:
он ехал от артиллеристов береговой обороны и, не зайдя в
мой штаб - маленький, барачного типа домишко, у самого
причала, - сразу прошел на флагманский корабль, которым
теперь командовал Валерий Панков. Когда мне доложили, что
адмирал прошел на корабль и ждет в моей каюте, я ужаснулся:
на столе по-прежнему стояла фотография Иры.
Я бегом бросился вслед за командиром базы, но было
поздно: он уже зашел в мою каюту и, по обыкновению своему,
попросил крепкого чая. Тут у меня мелькнула слабая надежда
отвлечь его от фотографии.
- Пожалуйте в кают-компанию, товарищ адмирал, там
поуютней, - заикаясь, второпях предложил я. Он сначала
недоуменно, затем пристально посмотрел в мое растерянное,
смущенное лицо и, очевидно догадавшись, тихо сказал:
- Не нужно, пусть сюда подадут.
Адмирал грузно сидел на диване напротив стола и с
веселым оживлением смотрел на карточку дочери. Мне стало
неловко. Адмирал повернулся в мою сторону, но, глядя мимо
меня - я благодарен ему за это, - спокойно сообщил: