Страница 14 из 135
такое подводное". Я говорю: "Пошел к черту, некогда мне с
тобой лясы точить". - "Ты куда спешишь?" - "В Новоселки", -
говорю. "А в корзине что шевелится? Живность какая-то?" -
"Обыкновенная кошка". - "А что, в Новоселках кошки
перевелись?" - "Да, - говорю, - на сегодня, считай, ни одной не
осталось". - "Куда ж они подевались?" - "А туда, где и моя
через полчаса будет, - в сельмаге. Привезли сто пар резиновых
сапог - на кошек дают. За каждую кошку - сапоги". - "Да ну?!" -
"Вот тебе и ну! Тут не до трепа, спешить надо, а то как
пронюхают - расхватают в один миг".
Смотрю, Юрка шагу прибавил, а через полчаса все наше
село всполошилось из-за кошек. Всех переловили. Бабы с
кошелками в Новоселки как угорелые мчались - за сапогами. А
в Новоселки дорога через деревню Пронцевку. Там видят -
паломничество. Спрашивают: "Вы куда это сломя голову?" - "В
сельмаг, сапоги на кошек дают". А сами - бегом, бегом, чтоб,
значит, не опоздать. Пронцевские видят такое дело - давай
тоже кошек ловить: дурной пример заразителен. Началась
целая катавасия: две деревни притащили в сельмаг больше
сотни кошек. Настоящий кошачий базар получился, - может,
единственный за всю историю. Продавец глаза таращит: "Вы
что, сдурели все сразу? Или я сам рехнулся?" И за усы себя
дергает. А бабы на него: давай сапоги - и баста! Смеху было!
Наконец поняли, что над ними подшутили. С досады
повыбрасывали кошек: надо было на ком-то зло сорвать.
Кошки поразбежались по всем Новоселкам, мяукают.
Пронцевские на наших баб набросились, - дескать, это они
смуту устроили. А наши сами не знают, кто первым панику
поднял. А потом доискались. Как пришли домой, так первым
делом Юрку к стенке приперли. Тот видит - дело плохо:
изобьют рассвирепевшие бабы. И всю вину на меня свалил:
мол, Богдан первоисточник паники. А я при чем? Я ни при чем:
сам же просил - сболтни, я и сболтнул.
- Выходит, это Юрка написал письмо?
- Может, и не он. Пожалуй, что не он. Скорей всего, Гапа
Пилипенко. Только она не из-за кошек. Там другая причина. -
Богдан смущенно повел глазами и замялся.
- Что за причина?
- Да ничего такого. Личное у нас. Другая кошка между
нами пробежала.
Посмеялся я, вспомнил свое деревенское детство и
отпустил Козачину. Ну что с ним поделаешь - такой уж он есть.
Глава третья
Зима уходила долго, нехотя. Для весны и времени
совсем не осталось. Словом, год был без весны, зима
сменилась летом. А лето в Завирухе известно какое: ходишь
день в плаще, два дня в шинели. Даже в тихую солнечную
погоду желающих купаться нет.
Живу я по-прежнему на своем корабле - он у нас
флагман, которым теперь временно командует Егор Дунев.
Обещают в августе дать квартиру в новом доме. Я не против -
хочется иногда побыть одному, спокойно поработать, почитать,
подумать, а то просто друзей пригласить. Читаю много.
Библиотека в клубе офицеров неплохая. Чего не могу сказать о
библиотекарше. Однажды я попросил Егора, опять-таки
"попутно", поменять мне Проспера Мериме на "Журбиных"
Кочетова.
- Не меняет, - весело сказал Дунев, возвратясь из
библиотеки. - Говорит, пусть сам придет.
Мне ничего другого не оставалось, как пойти и...
поругаться. В пути я готовил для нее резкие и не весьма
приятные слова. Но произнести их не пришлось:
библиотекарша была не одна. У деревянного барьера стояла
та длинноносая юная незнакомка, о которой я уже начал
забывать. Они о чем-то разговаривали. Я поздоровался сухо и
не очень приветливо.
- Вы опоздали, - сказала библиотекарша с подчеркнутой
любезностью и кивнула на девушку, в руках у которой я теперь
увидел "Журбиных".
- Жаль, - сказал я, не очень решительно взглянув в глаза
девушки, и прибавил: - Но есть надежда...
- Попросите Мариночку, может, она вам уступит, - не
очень деликатно подсказала библиотекарша.
- Пожалуйста, я могу потом, после вас, - учтиво
предложила девушка.
- Нет уж, сначала вы читайте, - запротестовал я и,
набравшись решительности, прибавил: - Только обещайте
передать книгу прямо в мои руки.
Девушка заулыбалась и сказала равнодушно и даже
удивленно:
- Обещаю.
Мы вышли вместе с ней и, задержавшись у афиши,
начали договариваться о встрече.
- Приходите завтра в кино на второй сеанс, - вдруг
предложила Марина. - Я принесу вам книгу.
- Так быстро? Вы же не успеете.
- Успею. Подумаешь - триста страниц.
Так состоялось наше знакомство.
Поздним вечером, вернувшись в свою каюту, я взглянул
на фотографию Ирины и первый раз увидел в ней жену своего
товарища, даже проще - замужнюю женщину. Чего я ждал от
нее? На что надеялся? Ждал, что однажды мне на пути
встретится девушка, удивительно похожая на Иру, и я буду
приятно поражен таким сходством?
Марина не была похожа на Иру решительно ничем, но я
радовался, ожидая свидания с ней. Я замечал, как в душе
начинал разгораться много лет спокойно и ровно теплившийся
огонек. Он вспыхивал, тревожил, отвлекал мысли, стараясь
завладеть мной целиком. Я немножко побаивался его, но
гасить не собирался.
На другой день купил два билета в кино на самый
последний ряд. Какой фильм шел, не помню: должно быть, не
соответствующий моему настроению. Я не следил за экраном,
а больше, правда украдкой, наблюдал за своей соседкой.
Когда мы вышли из клуба, я осторожно спросил ее, кто
она и почему ее давно не было видно на улицах нашей
Завирухи.
- Я полгода отсутствовала, на курсах была, теперь
работаю механиком на маяке, - охотно сообщила она и,
улыбнувшись, добавила: - Вам свечу. В летнее время мы
безработные, книги читаем. Зато зимой...
Да, зимой маяк светил круглые сутки... Я взглянул на
часы: без четверти одиннадцать, в Москве куранты скоро
пробьют полночь, а здесь солнце висело низко над морем,
должно быть над самым Северным полюсом, и не собиралось
уходить за горизонт. Небо играло причудливыми переливами,
точно северное сияние, море искрилось и сверкало
ослепляюще, чайки сновали в золотистых лучах между морем
и небом в каком-то неистовом восторге и, казалось,
размахивали то белыми, то сизыми, то огненно-рыжими
крыльями.
Простились у ее дома. На всякий, случай я спросил:
- Надеюсь, теперь вы никуда не исчезнете?
- А вы как хотите? - спросила она, с мальчишеским
задором глядя на меня и подчеркивая слово "как". Право, в ее
взгляде и в манерах было нечто мальчишеское, но милое и
трогательное.
- Я хочу, чтобы вы не исчезали: иначе с кем же мне в
кино ходить.
- Будет по-вашему, - бросила она и неожиданно быстро
ушла домой.
В этот вечер я уже не разговаривал с Ириной, вернее, с
ее фотографией. Я читал "Журбиных", останавливаясь на
пометках, сделанных ногтем, и был уверен, что это метки
Марины.
С Мариной мне было приятно и легко, и я искал с ней
встречи. Но чрезмерная занятость, - должно быть, вечный бич
моряков - не позволяла выкроить свободное время. Прошло,
наверное, дней пять, как мы не виделись.
И вот наступило долгожданное воскресенье. С самого
утра погода обещала быть более чем снисходительной:
светило солнце, ему не мешал тонкий слой разорванных
облаков, уснувших над самой головой. Весь горизонт был чист
и светел. Термометр показывал семнадцать градусов - для