Страница 96 из 99
По этому договору римляне обязывались не плавать в водах «Красивого мыса» (Cap Bon) у берегов Ливии, иначе как в случае крайней необходимости; зато они получили наравне с туземцами право свободно заниматься торговлей в Сицилии в пределах карфагенского владычества, а в Африке и в Сардинии по меньшей мере право продавать свои товары по цене, установленной при участии карфагенских должностных лиц и при поручительстве карфагенской общины. Карфагенянам, как кажется, было предоставлено право свободной торговли во всяком случае в Риме, а быть может и во всем Лациуме, но только с обязательством не обижать подвластных Риму латинских общин; в случае если бы они появились на латинской территории в качестве врагов, не оставаться там на ночлег, т. е. не распространять морских разбоев на внутренние страны и сверх того не строить на латинской территории крепостей. Вероятно, к тому же времени относится ранее упомянутый договор между Римом и Тарентом, о времени заключения которого известно только то, что он состоялся задолго до 472 г; по этому договору римляне обязались — за какое вознаграждение со стороны Тарента, не сказано — не плавать в водах к востоку от Лакинского мыса; этим вполне запирался для них доступ в восточный бассейн Средиземного моря. Это были такие же тяжелые поражения, как и поражение при Аллии; по-видимому, так смотрел на них и римский сенат, который воспользовался с большой энергией благоприятным для Рима оборотом дел в Италии, наступившим вскоре после заключения унизительных договоров с Карфагеном и с Тарентом, и поспешил улучшить стесненное положение римлян в отношении мореплавания. Самые значительные приморские города были населены римскими колонистами, а именно: гавань церитов Пирги, колонизация которой, по всей вероятности, относится к этому времени; на западном берегу Лнциум в 415 г; Таррацина в 421 г.; остров Понция в 441 г.; а так как в Ардее и в Цирцеях уже ранее были поселены колонисты, то оказывается, что все значительные приморские города на территории рутулов и вольсков сделались латинскими, или гражданскими, колониями; кроме того, были населены колонистами на территории аврунков Минтурны и Синузсса в 459 г, на луканской территории Пестум и Коза в 481 г. и на адриатическом побережье Sena Gallica и Castrum Novum около 471 г, Аримин в 486 г.; сюда же следует отнести и занятие Брундизия, состоявшееся тотчас вслед за окончанием войны с Пирром. В большей части этих мест, пользовавшихся правами гражданских, или приморских, колоний[105], молодежь была освобождена от службы в легионах и была обязана только охранять берега. В то же время было оказано вполне обдуманное предпочтение нижнеиталийским грекам перед их сабелльскими соседями, а именно значительным общинам — Неаполю, Регию, Локрам, Фуриям, Гераклее, которые на тех же условиях также были освобождены от службы в ополчении; этим была доведена до копна римская цепь, протянутая вокруг берегов Италии. Но руководители римской общины обнаружили в этом случае такую политическую дальновидность, которая могла бы служить уроком для следующих поколений: они поняли, что укрепление и охрана берегов будут недостаточны, если военный флот не будет приведен в такое состояние, которое внушало бы к нему уважение. Основанием для заведения такого флота послужили после покорения Анциумт (416) военные галеры, отведенные в римские доки. Однако одновременное распоряжение, запрещавшее анциатам вести какие-либо морские сношения[106], ясно доказывает, что римляне еще вполне сознавали в ту пору свое бессилие на море и «по вся их морская политика ограничивалась занятием приморских укрепленных пунктов. Когда же под римский протекторат поступили южноиталийские греческие города и прежде всех других Неаполь (428), снова было положено начало для основания римского флота, так как каждый из этих городов обязался доставлять римлянам военные корабли в качестве союзного контингента. Потом, в 443 г, вследствие особого постановления гражданства были назначены два начальника морских сил (duoviri navalcs), и этот римский флот участвовал во время самнитской войны в осаде Нуцерии. Может быть, к тому же времени относится упоминаемая в написанной Теофрастом около 446 г. «Истории растений» замечательная отправка римского флота из 25 парусных судов для основания колонии на Корсике. Но о том, как были ничтожны достигнутые результаты, свидетельствует состоявшееся в 448 г. возобновление договора с Карфагеном. Между тем как были оставлены без изменения те статьи договора 406 г., которые касались Италии и Сицилии, римлянам было воспрещено кроме плавания в восточных водах и прежде дозволенное плавание по Адриатическому морю, равно как ведение торговых сношений с подданными Карфагена в Сардинии и в Африке и наконец, по всей вероятности, также основание поселений на Корсике[107], так что для их торговли остались открытыми только подвластная Карфагену часть Сицилии и сам Карфаген. В этом сказалась зависть господствовавшей на морях державы — зависть, которая усиливалась, по мере того как расширялось римское владычество вдоль морских берегов. Карфаген заставил римлян подчиниться его запретительной системе и отказаться от посещения западных и восточных торговых рынков; с этим находится в связи и рассказ о публичной награде, присужденной тому финикийскому моряку, который пожертвовал своим собственным судном, для того чтобы загнать на мель римское судно, шедшее вслед за ним в Атлантическом океане; таким образом мореплавание римлян было ограничено узким пространством западной части Средиземного моря, насколько это давало им возможность охранять их берега от грабежей и обеспечить их старинные и важные торговые сношения с Сицилией Римляне поневоле подчинились этим условиям, но они все-таки не переставали заботиться о приведении своих морских сил в лучшее положение. Решительным шагом к этой цели было назначение в 487 г. четырех флотских квесторов: первый из них должен был жить в приморской гавани города Рима — Остии; второй должен был наблюдать из бывшего в ту пору главным городом римской Кампании Калеса за портовыми городами Кампании и Великой Греции; третий должен был наблюдать из Аримина за гаванями, находившимися на той стороне Апеннин; сфера деятельности четвертого неизвестна. Эти новые постоянные должностные лица были назначены если не исключительно, то между прочим для того, чтобы надзирать за берегами и организовать для защиты этих берегов военный флот. Римский сенат, очевидно, замышлял восстановить независимость римского мореплавания и частью отрезать морские сообщения Тарента, частью запереть вход в Адриатическое море для приходивших из Эпира эскадр, частью освободиться от карфагенского владычества. Признаки этих замыслов обнаруживались уже в ранее описанных отношениях Рима к Карфагену во время последней италийской войны. Хотя царь Пирр еще раз, и притом в последний, вызвал заключение наступательного союза между двумя великими городами, но холодность и вероломство этих союзников, попытки карфагенян утвердиться в Регии и в Таренте, занятие римлянами Брундизия немедленно вслед за окончанием войны явно доказывают, до какой степени уже в то время сталкивались интересы обеих сторон. Понятно, что Рим искал опоры против Карфагена в эллинских морских державах. Его старинные тесные дружеские сношения с Массалией поддерживались без перерытой Жертвенный дар, отправленный из Рима в Дельфы после завоевания города Вейи, хранился там в сокровищнице массалиотов. После взятия Рима кельтами в Массалии делался в пользу погорельцев сбор пожертвований, в котором прежде всех приняла участие городская казна; в знак благодарности римский сенат предоставил массалиотским купцам некоторые льготы по торговле, а во время праздничных игр отводил массалиотам почетное место на площади рядом с сенатской трибуной. Такое же значение имели торговые и дружественные договоры, заключенные римлянами около 448 г. с Родосом и вскоре после того со стоявшим на берегу Эпира значительным торговым городом Аполлонией, а в особенности очень неприятное для Карфагена сближение Рима с Сиракузами, состоявшееся немедленно вслед за окончанием войны с Пирром. Итак, хотя развитие римского могущества на море очень далеко отстало от огромного развития римских сухопутных сил и хотя римский военный флот далеко не соответствовал географическому и торговому положению государства, однако этот флот стал мало-помалу выходить из того полного ничтожества, до которого он дошел около 400 г., а при обильных ресурсах, которые доставляла Италия, понятно, что финикийцы следили с тревожной заботливостью за этими усилиями римлян.
105
То были Пирги, Остия, Лнциум, Таррацина, Мишурны, Синуэсса, Sena Gallica и Castrum Novum.
106
Этот факт так же ясно засвидетельствован (Liv, 8,14: interdictura man Antiati populo est), как и сам по себе правдоподобен, потому что в Анциуме жили не одни колонисты, но также прежние граждане, воспитанные во вражде к Риму. Конечно, этому противоречат греческие рассказы, будто Александр Великий (431) и Деметрий Полиоркет (471) обращались в Рим с жалобами на морские разбои анциатов. Но первый из этих рассказов одного достоинства с рассказом о посольстве, отправленном римлянами в Вавилон, и, быть может, исходит из одного с ним источника. К характеру Деметрия Полиоркета больше подходит попытка прекратить указом морские разбои на Тирренском море, которого он никогда не видел собственными глазами, и нет ничего неправдоподобного в том, что анциаты, даже сделавшись римскими гражданами, не переставали при случае заниматься своим старым ремеслом, несмотря на запрещение; но и к этому второму рассказу нельзя относиться с большим доверием.
107
По свидетельству Сервия (комментарии к Энеиде, 4, 628), римско-карфагенскими договорами было постановлено, что ни один римлянин не должен ступать на карфагенскую территорию и ни один карфагенянин на римскую (тем более запрещалось там селиться); но Корсика должна была оставаться нейтральной для тех и других (ut neque Romani ad litora Carthaginicnsium ncccclcrent ncquc Cartnaginiensed ad litora Romanorum — Corsica esset media inter Romanes ct Carthaginienscs). Это, по-видимому, относится к той же эпохе, о которой здесь идет речь, и колонизация Корсики, как кажется, была воспрещена именно этим договором.