Страница 76 из 132
Авторы очень интересной и основанной полностью на партийных архивах (ранее почти совсем неизвестных публике) книжки «Красные конкистадоры» О.Ю. Васильева и П.Н. Кнышевский на основе одной лишь фамилии (Красина-Лушникова) делают вывод: «эта дама — жена Л.Б. Красина».
Но, во-первых, фамилия Красин не такая уж редкая в России. Во-вторых, настоящих жен Красина звали совсем по-другому, о чем я уже писал выше в этой главе. Возможно, авторы знают о «третьей жене», существовавшей одновременно со второй, и именно эта «третья» ходила за бриллиантами в Гохран? Сомнительная версия, тем более что в отчете Бокия вовсе не говорится, что «Красина-Лушникова» — жена наркомвнешторга. Наоборот, там содержится чисто «чекистская» фраза: «Выдачи, за редким исключением, производятся без справок, распоряжением по телефону лиц, разрешивших данный отпуск ценностей из Гохрана». Уж будьте уверены, если бы это была «жена Красина», Бокий не побоялся бы написать об этом в отчете и лично доложить Ленину. Думается, что сия дама была скорее всего подставной фигурой — посредником какой-то другой шайки воров, но уже из Внешторга.
Сегодня опубликовано немало свидетельств современников о переходе от аскетизма и распределиловки «военного коммунизма» к нэпу и «сладкой жизни». Не случайно в партийный лексикон с 1921 г. все активнее входит термин «буржуазное перерождение». Один из свидетелей этого «перерождения» — выпускник ИКП (Институт красной профессуры — «школы» Бухарина) И.И. Литвинов (однофамилец наркома Литвинова; до и после ИКП работал по внешнеторговой линии, а в 1933 г. вместе с семьей стал «невозвращенцем») — в своем «Дневнике за 1922 год» записал 9 февраля: «…нужно сказать, что, несмотря на все переброски, произошла полная дифференциация коммунистов. В хозяйственных органах, в военно-снабженческих и в дипломатических работают воры. Я уверен, что процент воров среди коммунистов ВСНХ, Центросоюза, Наркомвнешторга куда выше 99%. Там крадут все: от народного комиссара до курьера. Честные коммунисты сидят в культурно-просветительных и партийных органах».
«Икапист» Литвинов, очевидно, не подозревая, затронул самую болезненную для Ленина и других доктринеров мировой революции тему — как сочетать реальную жизнь с доктриной «учиться торговать» и исконным «воризмом», который «слишком близко сидит под шкурой каждого русского человека» (В.В. Шульгин, 1929 г.).
Ведь не случайны признания старой народоволки Миньковской, полжизни проведшей на царской каторге и в ссылке. «Во всем она и ее муж винят русский народ. Мы его не знали, говорит она, а то разве были бы народниками. Книжки рисуют народ не таким, каким он является в действительной жизни, — вспоминал Литвинов свой разговор с народоволкой. — Она заверяет, что на тысячу власть имущих коммунистов максимум один процент честных. Среди русских, сказала она мне, вообще нет нравственно стойких людей, у других народов — не то. Иностранцы — члены делегаций и т.д. приехавшие к нам, оказывается, приезжали главным образом за покупкой драгоценностей. И все они удивляются подкупничеству и взяточничеству большевиков. Ей это рассказывали как сами иностранцы, так и люди, с ними имевшие дело».
Через 76 лет откровения старой народоволки нашли подтверждение в письме все того же А.О. Альского секретарю ИККИ И.Я. Пятницкому по поводу поведения иностранных делегатов на III Всемирном конгрессе Коминтерна и I Всемирном конгрессе Профинтерна летом 1921 г. в Москве. Оказывается, получив по три тысячи германских марок, или по 450 долл. США командировочных, борцы за мировую пролетарскую революцию немедленно бежали в бухгалтерию отдела международных расчетов ИККИ или Наркомфин РСФСР, где, по сведениям Альского, «многие делегаты обменивают часть иностранной валюты, выданной им ИККИ на дорогу домой, скупая на рубли золото на рынках» (выделено мною. — Авт.)".
Возмущенный замнаркомфин дает волю эмоциям: и это делается в «первом отечестве мирового пролетариата», в котором «голодают рабочие и крестьяне; целые тучи беспризорных детей торгуют ради куска хлеба на улицах и вокзалах».
Рекомендации Альского вполне ленинские («мы еще вернемся к террору, и террору экономическому»: Ленин — Каменеву, март 1922 г.), даже если это касается иностранных делегатов — братьев по классу: «Такое преступное отношение к делу со стороны не вполне сознательных тт. из числа делегатов дальше продолжаться не может. Необходимы меры решительные, вплоть до обысков у отъезжающих (выделено мною. — Авт.)».
Разумеется, руководство Коминтерна на вокзальный досмотр делегатов, отъезжающих из Москвы, не пошло. Более того, Пятницкий в своей «Докладной записке отдела международной связи ИККИ о выдаче путевого довольствия делегатам III конгресса» (август 1921 г.) на имя председателя ИККИ Зиновьева начисто отрицает все факты спекуляции: «Делегатам деньги выдавались на дорогу в день отъезда, а потому они не могли эти деньги менять в Наркомфине на советскую валюту и еще закупать золото и серебро».
Конечно, бумаге Альского ход не был дан: Пятницкий отписался Зиновьеву, а секретарь ЦК РКП(б) В.М. Молотов на обоих документах начертал: «В секретный архив. В.М. 31/X».
Но спустя десятилетия один из первых «покупателей драгоценностей», как раз в 1922 г. начавший свое «дело» в Советской России, фактически подтвердит оценки и старой народоволки, и Альского о коррупции коммунистов. Вот что ответит американский миллионер Арманд Хаммер (в 1922 г. ему было всего 23 года) на вопрос, как это ему удалось разбогатеть на торговых сделках в нищей и разоренной Гражданской войной Советской России: «Вообще-то это не так уж и трудно. Надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда, захватив теплую одежду, и немедленно начать договариваться о заключении торговых сделок с представителями нового правительства. Их не более трехсот человек, поэтому это не представит большой трудности» (т.е. всех легко можно купить за взятки).
По третьей позиции — предложения по учету и контролю ценностей — Бокий также сообщил Ленину немало интересного. Во-первых, несмотря на все строжайшие распоряжения о «трехмесячном сроке» сдачи из всех других «контор» имеющихся у них на хранении ценностей, за минувший год со времени этого постановления Совнаркома от 3 февраля 1920 г. дело продвигалось туго, особенно в провинции. Огромное количество возникших в период «военного коммунизма» всяческих «контор» не хотели выпускать из рук столь прибыльное дело, соперничали, писали в ЦК, ГПУ и Совнарком кляузы и доносы друг на друга (см. одну из них — лично Ленину от Горького 2 марта 1920 г. в книге «Красные конкистадоры», с. 107-108). Все эти «рога и копыта» типа Чрезучет, Бесхоз, Наследственно-охранный отдел и десятки других большевистских «контор» ни за что не хотели расставаться с награбленными ценностями.
Во-вторых, отмечал Бокий в своем обстоятельном докладе, сам Совнарком по незнанию «технологии дела» допустил крупный просчет: не вникая, утвердил подсунутую жуликами из Экспертного управления по координации работы экспертных комиссий на местах временную инструкцию по оценке, в которой разрешалось «во избежание задержки разборки ценностей временно согласиться на отбор (для Гохрана) без составления описи (курсив мой. — Авт.)». Можно представить, сколько ценностей «под честное слово» ушло таким образом сквозь пальцы «налево»! Инструкция же самого Гохрана об отпуске ценностей по запросам наркоматов и отдельных важных лиц предписывала делать это без реальной оценки стоимости (писали цену в не имеющих никакого значения «совзнаках»), указания веса (кроме алмазов, где отмечалось число каратов), в «штуках», словом — «на глазок».
Так, 26 июля 1920 г. по запросу ВЧК и Московской ЧК Гохран выдал для награждения чекистов 88 серебряных и 6 обычных металлических часов. Отпускал тот самый оценщик Александров, что через год теми же чекистами и будет расстрелян, хотя ревнители «революционной законности» могли бы уже при оформлении описи на выдачу заметить: стоимость часов не проставлена, фирма-изготовитель не указана, как и заводские номера часов.