Страница 81 из 122
Убедившись в невозможности в ближайшее время создать сильную позицию, британцы остановились на многократно проверенном во времена колониальных войн способе контроля растянутой оборонительной линии. Его смысл был в том, что условия местности позволяли англичанам удерживать подступы несколькими передовыми подразделениями — пикетами. Это было разумное решение, давшее возможность небольшими силами перекрывать все возможные пути неприятельской атаки. Кроме того, расположение пикетов при удачной ситуации позволяло какое-то время держать наступающих под непрерывным огнем. Для отражения нападения от английских солдат и офицеров требовались только две вещи: найти в себе силы не побежать и вести огонь с максимальным темпом. И то и другое они делать умели.
Служба на передовых позициях требовала постоянного внимания и изматывала солдат и офицеров не меньше, чем работы в траншеях: «Почти каждую ночь мы становимся под ружье из-за атаки на какой-нибудь пикет или ложной тревоги».{1114}
Проверку службы тщательно вели назначенные офицеры штаба Раглана или старшие офицеры пехотных полков. Незадолго до русского нападения один из них, подполковник Херберт, «проведал» позиции и напомнил Чемпиону, что если 49-й начнет отходить, 95-й должен возможно дольше удерживать свою позицию, ожидая подхода главных сил.{1115}
Бой за передовые позиции
В эту ночь на передовых позициях несли службу подразделения трех полков: пикет 49-го (лейтенант Конолли) был передовым, пикет 95-го (майор Чемпион) располагался ближе к основным позициям. Немного в стороне находился пикет 30-го (капитан Этшли) полка. Каждый из них насчитывал примерно роту солдат, собранную от разных рот полка. Пикет Чемпиона был сильнее остальных — имел две роты: одну от 95-го, другую — их 41-го полков.
Сражение началось необычно. Привыкшие уже к ночным вылазкам русских союзники с удивлением наблюдали вышедшую из города колонну войск, которая к часу дня прошла Килен-балку.
Пока еще ничего не предвещало опасности: «Утро 26-го было особенно красивым и светлым. Всю предыдущую ночь и все то утро в Севастополе стояла большая суматоха: слышались шум людей и звон колоколов, наблюдалось движение огромных масс. 2-я дивизия построилась где-то во время завтрака, получив сообщение о том, что русские наступают, но спустя какое-то время все стихло и солдаты получили приказ разойтись».{1116}
Генерал-лейтенант Федор Григорьевич Левуцкий. В 1854 г. — генерал-майор, командир 2-й бригады 12-й пехотной дивизии.
Одновременно подняли кавалерию: «…Ночью 26-го, когда все мы улеглись в наших палатках, послышался неистовый топот скачущих по равнине лошадей; зазвучала мощная канонада; весь лагерь был поднят по тревоге. «Сбор! Сбор!».{1117}
Солдат такое упорство русских наносить каждый день по удару удивило, некоторые даже объясняли это религиозным фанатизмом и дремучим русским
увлечением алкоголем: «…Не успела победоносная кавалерия убрать сабли в ножны после стычки с врагом, как 10000 обезумевших от пьянства и религиозного фанатизма русских при поддержке тридцати орудий предприняли вылазку в наш лагерь. Впоследствии это дело называли «маленьким инкерманом» — настолько жестокой была борьба».{1118}
Сначала англичане решили, что идет подкрепление к Липранди,{1119} но дальнейшее заставило их пересмотреть свои предположения. Русские внезапно изменили направление и вскоре явственно обозначили намерение атаковать участок дивизии Эванса. Скрытые от неприятельских глаз, наши сумели проделать перестроения незаметно от англичан, которые, поздно заметив угрозу, стали наскоро стягивать свои силы вправо к почтовой дороге.
Чемпион ответственно исполнял свой долг: внимательно инспектировал аванпосты своего полка, находил время, чтобы сменить других солдат в траншеях. На предложения «чаще о себе заботиться» он отвечал: «Очень скоро мы возьмем Севастополь и тогда сможем отдохнуть со всеми удобствами».{1120}
Он разделял опасения и предостережения Эванса относительно того, что позиции в Инкермане грозит опасность и она плохо обороняется; и часто предупреждал о том, что неприятель одним ранним утром подойдет под прикрытием тумана и темноты.
Отправив сообщение командиру дивизии, пикеты, сдерживая огнем наседавшую русскую пехоту, стали отходить. Именно в этот момент генерал Эванс прибыл к месту боя. К этому времени передовые роты были уже сломлены и частично разбегались по местности, частично отходили малыми группами, но свою задачу они выполнили.{1121} Русские шли именно туда, куда и должны были идти: под батареи и под удар основных сил пехоты.
Эванс, убедившись, что в этом случае русские не ограничатся обычной вылазкой, а имеют гораздо более серьезные намерения, пока ему непонятные, отправил офицера к главнокомандующему, который в это время находился на половине пути к своей главной квартире. Показавший свой характер при Альме, где ему удалось не только постоянно двигать вперед свои батальоны, не признающий авторитетов, благодаря чему у него получилось тогда увлечь находившуюся рядом Гвардейскую бригаду, генерал и тут продемонстрировал напор.
Получив известие, уже сам слышащий нарастающий грохот перестрелки, Раглан немедленно помчался к месту событий.{1122}
Федоров начал давление на англичан, построив боевой порядок по образцу сражения при Балаклаве. Впереди шла сильная завеса из штуцерных стрелков, собранных из обоих полков, за ними один батальон в ротных колоннах, за ними остальные батальоны в колоннах к атаке и артиллерией в промежутках.{1123} Англичане обратили внимание на напор,{1124} четкость и быстроту действий русских,{1125} совершенно не оставлявших им времени на принятие других решений, кроме как принять бой.
Это был оптимальный вариант для данных условий боя. В 1854 г. при всем пренебрежении к тактике стрелковых цепей, русские прекрасно понимали, что «…при действии больших сил огонь стрелковой цепи и успешное ее наступление приобрели первостепенную важность и решительное влияние на общий ход боя. Если обороняющийся будет усиливать или сменять одну цепь другою, то и наступающий, особенно на местности пересеченной, принужден будет сменить первую линию еще прежде, чем дойдет до сомкнутого строя противника. Для этого лучше иметь батальоны первой линии выстроенными в две линии ротных колонн…».{1126}
По утверждению Базанкура, русская атака была сильной и если бы не упорное сопротивление англичан, могла закончиться успехом.{1127} Весь эффект русским портила стрельба: стреляли они по оценке британцев много, но не точно. Это было не ново. Точная стрельба, а не ее дальность, равно как умение солдат правильно вести огневой бой, были хроническим недугом российской линейной пехоты: «Как бы хорошо ни была устроена винтовка, наш солдат всегда склонен смотреть на нее как на рукоятку штыка».{1128}
Генерал-майор Вильгельм Миронович Криденер. В 1854 г. — полковник, командир Азовского пехотного полка.
Даже в привыкших к такой войне кавказских войсках с этим было не так просто. В 1859 г. при стрельбе «с двух неопределенных расстояний» по мишеням из ударных ружей «заготовки» 1854 г. перед Александром II стрелки Кабардинского полка «проценты дали посредственные».{1129}
Только русские атаковали пикет 49-го полка, как его командир лейтенант Конолли допустил серьезную ошибку, едва не стоившую британцам поражения. Приняв цепь русских штуцерников за очередную вылазку малыми силами, офицер решил атаковать их и, увлекшись движением вперед, сам попал под сильный огонь. Пикет бросился назад, но было поздно: на его плечах уже прочно сидела русская пехота.
Конолли, расстреляв патроны из своего револьвера и потеряв саблю, отбивался от пытавшихся взять его в плен русских подзорной трубой. Ее латунный корпус был слабой защитой от вознамерившихся прикончить храброго ирландца русских. Хотя эта история также возведена в разряд легенд, на самом деле финал подобной ситуации предугадать несложно. Но то ли русские оказались жалостливыми, то ли труба тяжелой, однако офицеру несказанно повезло.