Страница 69 из 122
Не будем идеализировать роль Сводного полка. Те краткие минуты, которые он провел в схватке с неприятелем, были скорее «демонстрацией намерений», чем ожесточенным боем. До «кавалерийского шока» дело во всех случаях не дошло. Но свою часть военной «работы» уланы выполнили добросовестно: «…английская кавалерия… была обращена назад и возвратилась с громадными потерями».{917}
Столкновение с ними окончательно расстроило едва устроенный порядок британцев. Отныне сражение стало напоминать охоту русских кавалеристов за британскими коллегами, ту самую «охоту за зайцами». Они, отбиваясь из последних сил, развалившись или на малые группы, или вообще оставшись в одиночестве, да еще и на уставших конях, пытались вырваться из опасности. Иных одиночек атаковали группами по нескольку человек, и горе было тем, кто не смог отбиться от преследования. Особенно никого не жалели.{918}
Некоторым англичанам просто везло. Лейтенант Перси Шо-Смит, рука которого была повреждена в результате несчастного случая на охоте в Ирландии незадолго до Крымской войны, получил разрешение для продолжения военной службы. Так как он не мог держать саблю, тем более владеть ею, для этого у него имелся специальный держатель, который он обычно и носил. Но именно в то утро 25 октября 1854 г. в темноте своей палатки он не смог его найти и отправился в атаку, управляя лошадью левой рукой. Револьвера у него тоже не было, и все, что он делал во время атаки, это призывал за собой солдат и поносил врага. В конце концов, его окружили трое русских улан — двое сбоку и один спереди. Первым атаковал улан слева, и в попытке отвести удар пики Смит поцарапал свою левую руку. Другой спереди ударил своей пикой ему в грудь. Не имея возможности защищаться, Смит поднял лошадь на дыбы и обрушился на нападавшего. Удар пики пришелся на кость. Его спасли подходившие гусары из 11-го полка, благодаря которым он вернулся из боя, еще и получив позднее за проявленную храбрость звание капитана.
Уланы преследовали остатки Легкой бригады почти до 4-го редута. В помощь им «…были рассыпаны по опушке кустарника две роты стрелкового батальона и легкая № 7 батарея под командою капитана Боженова, повернув хоботы, навела орудия по пути отступления неприятеля и вместе со штуцерниками довершала картечью поражение спасавшихся бегством остатков английской кавалерии».{919}
Молодые малоопытные солдаты Сводного полка вполне спасли честную репутацию русской кавалерии, слегка поблекшей после схватки с английскими противниками. Три эскадрона напористо атаковали всех, кто попадался им на пути: «Вся Европа изумлялась отваге Легкой бригады Кардигана, но ведь и наши уланы — бугцы и одессцы, изрубившие эту знаменитую бригаду, как будто тоже неплохи».{920}
Французский рисунок на тему англо-франко-турецкой дружбы во время Крымской войны.
Английские авторы «скромно» умалчивают, например, что в этом случае нельзя говорить ни о каком их подавляющем численном превосходстве. Нечасто вы найдете у британцев упоминания о самих русских уланах. Чаще говорят о казаках, но это объяснимо: они вечно мерещатся англичанам за каждым пригорком.
Один из тех, кто в составе полка участвовал в Балаклавском сражении, впоследствии стал фигурой для Крыма знаковой. Влекомый патриотическим порывом молодой студент Николай Головкинский оставил университет и прибыл на крымский театр военных действий, поступив унтер-офицером в Сводный уланский полк. Таких неопытных офицеров в резервной кавалерии было большинство. Впоследствии он станет одним из известнейших российских ученых-геологов, исследователем гидрологии Крыма. Его именем будет назван водопад над Алуштой. Крымской войне он посвятит несколько стихотворений, в которых видно, насколько тяжело воспринято им поражение Российской армии в Крыму: «бесцельно тратились златые силы».{921}
В 1856 г. резервную уланскую дивизию расформировали. За год до этого в Геническе от тифа скончался командир Сводного уланского полка полковник Еропкин.
КАК ФРАНЦУЗЫ АНГЛИЧАН ИЗ НЕПРИЯТНОСТЕЙ ВЫТАСКИВАЛИ
«Это была благородная жертва, принесенная французами ради своих союзников, но, к сожалению, малоизвестная».
А. Трубецкой, канадский историк.
Действие французских войск в сражении у Балаклавы часто попадает в тень сиятельной доблести именитых союзников. Это одна из наиболее распространенных, но вполне объяснимых ошибок. Хотя в англоязычной военно-исторической литературе этому эпизоду уделено мало внимания, на деле исключительно действия французской кавалерии спасли английскую Легкую бригаду от окончательной катастрофы и поголовного истребления.{922}
Возможно, прав был покойный к этому времени Сент-Арно, когда написал после Альмы Императору: «Государь, если бы у меня была кавалерия, Меншиков сейчас был бы без армии».{923} Но тогда у французов кавалерии не было, а сейчас она появилась и они не преминули продемонстрировать англичанам, что со времен Наполеона Бонапарта применять ее по назначению не разучились.
Канробер с первых минут сражения контролировал ситуацию и был готов в любую минуту вмешаться в развитие событий. Потому активное участие французских войск в Балаклавском сражении началось не в его последней стадии, когда по уже сложившейся традиции Крымской войны пришлось спасать попавших в затруднительное положение англичан от полного разгрома, а несколько раньше, едва ли не с первыми выстрелами, раздавшимися у передовой линии редутов.
Через час после начала действий русских Канробер получил первую информацию о том, как развиваются события. К этому времени большая часть французских войск, едва услышав орудийную канонаду, находившаяся на правом фланге, была поднята по тревоге и готова к действиям.{924}
В 7.30 командующий понял, что ситуация гораздо сложнее, чем она представляется английскому командованию, и все может закончиться плачевно. По его приказу бригада Вино первой начала выдвижение к месту событий с задачей обеспечить стык с английскими союзниками. Бригада Эспинаса, которой по-прежнему командовал Бурбаки,{925} оставалась на месте в готовности поддержать артиллеристов и кавалерию.{926} Французские полки выстроились по скату Сапунгоры правее 2-й пехотной дивизии. За ними подходила и турецкая пехота.
В долину начали спускаться стрелки и две конные батареи.{927} Боске со своим штабом занял место, откуда хорошо мог видеть местность.[41] Он стал первым, кто понял, что союзники попали в западню, из которой их нужно было срочно вытаскивать.{928}
Драгун 4-го легкого драгунского полка в походном снаряжении. Балаклава 1854 г. Рисунок карандашом генерала Вансона. Музей армии. Париж,
Примерно в 11 часов Канробер с офицерами своего штаба прибыл к Раглану.{929} В это же время два эскадрона африканских егерей (примерно 350 чел.){930} прошли слева от еще (или уже не?) занятых турками редутов №№5 и 6, пересекли Воронцовскую дорогу и вместе с двумя прибывшими батареями составили резерв.
Генерал Моррис, опытнейший командир, известный своими отчаянными выходками в Северной Африке, которому одного взгляда на развернувшийся бой хватило, чтобы понять всю сложность положения, в которое сами себя загоняли англичане, начал действовать не дожидаясь их просьб о помощи. Французы всегда были энергичнее своих союзников, хотя через 5 лет после Балаклавы Морриса самого будут обвинять в нерешительности в сражении при Сольферино.{931} Но в этот день он не колебался. Англичане оценили решительность генерала: Королева Виктория личным указом наградила его Большим крестом Ордена Бани, высшей в то время наградой Англии.{932} Но и это было еще не все их преимущество. Психология Французской армии, значительно меньшее число бюрократов в мундирах, порожденных длительным мирным периодом, делали путь приказа от его отдачи до исполнения должностными лицами значительно короче. Старшие офицеры и генералы армии Наполеона III были не только образованнее джентльменов Королевы Виктории — они были моложе, часто почти на три десятка лет!{933} Уже в ходе войны правительство Великобритании с горечью констатировало, что у них появилась каста старых военачальников, порожденная самой государственной системой с ее отсталой подготовкой офицеров и наследством средневековья в виде покупки офицерских патентов.