Страница 50 из 122
Британцы сразу заметили характерную для необученных солдат привычку русских к прямолинейным действиям.{701} Гусары орудовали саблями не как средством нападения и защиты, а как топорами. Удар сверху вниз следовал за ударом, в каждый из них вкладывалась вся сила, не задумываясь, что при фехтовании это может сыграть смертельную роль для самого нападающего. Ни о каких батманах, перехватах, переводах речи не шло — исключительно ставка на мускульную силу. Гусары даже не пытались нанести уколы противникам, о защите вообще речи не было.
Больше всего досталось тем, кто был впереди. Скарлету промяли шлем. Эллиоту пришлось получить 14 ударов по голове, но ни один из них не был смертельным. В конце концов, он не выдержал, потерял сознание и свалился с лошади, что, возможно, и спасло ему жизнь. Бревет-майору Серых Кларку неизвестный русский гусар снес с головы тяжелую медвежью шапку, попутно ранив ее хозяина.{702}
По единодушному мнению участников, уже через секунды после начала схватка походила на драку двух мясников, размахивающих своими топорами.{703}
«— Как ты умудрился получить такой удар? — спросил как-то сержант одного из своих подчиненных, у которого на голове красовалась глубокая рана.
— Я успел нанести этому проклятому дурню пять уколов в корпус, а он совсем не защищался, а потом ударил меня сверху по голове, — неохотно ответил солдат».{704}
Другой русский гусар с остервенением рубил каску драгуна, но, все время попадая в защиты, наносил лишь ушибы англичанину. И подобных примеров великое множество, а происходят почти все они от той самой слабой или даже полной необученности.
Говоря о проблемах боевой подготовки армейских кавалерийских частей Российской императорской армии, мы должны учитывать, что даже при обучении специалистов, которые направлялись в войска инструкторами, не все было гладко. В Образцовом кавалерийском полку «кроме езды …ничему не обучали. Правда, под конец мы выходили на учение пешее по конному и несколько раз проделывали сабельные приемы, т.е. рубку, и этим ограничивался курс нашего учения».{705}
Порочная практика считать лишним все, что солдату нужно в бою, а нужным только то, с чем он может выехать на смотр, не завершилась ни после Крымской, ни после войны с Турцией в 1877–1878 гг. Выдающийся русский кавалерист и не менее выдающийся специалист по владению холодным оружием граф Ф. Келлер писал: «…Старая тоже истина, что учить надо солдата тому, что ему необходимо на войне; но возьмем, для примера, хоть наше обучение фехтованию и рубке. После прежнего, отжившего «направо руби» и «налево коли», перешли на одностороннее и двустороннее фехтование, но последнее делается шеренгами, по команде, и всегда пешком, на таком расстоянии шеренга от шеренги, чтобы противника и даже его оружия клинком не достать; к вольному же бою, где солдат учится наносить и отбивать удары, учится ловкости, находчивости и умению управлять конём в бою, никогда не переходят; в результате кавалерист, прослуживший четыре года, не имеет представления о том, как ему действительно на войне предстоит действовать тем оружием, с которым он упражнялся четыре года. Рубить неприятеля придется нашему солдату ведь почти исключительно в конном строю; где же и откуда у него явится умение нанести удар, отбить оружие противника, вовремя уклониться от удара и вовремя послать коня вперед, чтобы самому нанести сокрушительный удар?».{706}
Граф Келлер, «золотая сабля России», прав. Идти в единоборство пусть с элементарно «натасканным» противником, не имея понятия, как действовать саблей — самоубийство. К середине XIX в. даже основоположники марксизма понимали, что в ближнем кавалерийском бою «…пистолеты бесполезны, если не считать их использования для сигнальных выстрелов; карабин не очень эффективен, даже если он нарезной, и он никогда не будет приносить большой реальной пользы, пока не будет введено заряжание с казенной части; револьвер в искусных руках — грозное оружие в ближнем бою; все же царицей кавалерийского оружия является хорошая, острая, удобная сабля».{707}
Правда, погибший в этот день «кавалерийский маньяк» капитан Нолан все же считал, что сабля имеет немало недостатков в первую очередь технического характера: от пребывания в ножнах и в условиях постоянной тряски она тупилась и постоянно нуждалась в заточке.{708}
Так образом, причина неудачи гусарской бригады Рыжова лежит на поверхности и, очевидно, ввиду специфической неподготовленности предыдущих исследователей, их неспособности посмотреть на проблему глазами бойца, они ее просто игнорировали. Или не замечали. А зря.
Рискну взглянуть на случившееся во время короткого боя русских и английских кавалеристов с точки зрения своего почти полуторадесятилетнего личного опыта фехтовальщика. Хотя спортивное и боевое фехтование вещи разные, но принципы применения холодного оружия сходные.
Вот, правда, только ставка в них совершенно разная. В отличие от спортсмена солдату в реальном бою, чтобы вывести противника из строя, недостаточно просто коснуться оружием — его надо ранить, достать до уязвимого органа тела. Поэтому в настоящем бою перед решающим ударом необходимо насколько возможно обезопасить себя: отвести максимально в сторону клинок врага, перехватить руку с оружием, повалить противника на землю, ошеломить, ранить…{709}
Да еще и само фехтование в кавалерийском бою отличается от боя на земле своими сложностями, преодолеть которые по силам, пожалуй, лишь достаточно тренированному бойцу. В первую очередь это невозможность использовать ноги. По этой причине основную задачу должны выполнять руки и поясница солдата. А главная составляющая владения саблей — кисть руки — до конца Крымской кампании в русской кавалерии даже не «разрабатывалась».{710} Это создавало дополнительные проблемы, учитывая не самый легкий вес оружия, в частности кавалерийской сабли.
И если не принимать в расчет сомнительные мнения о плохом качестве русского холодного оружия, а значительная часть его, особенно вырабатываемая на златоустовских заводах, была ничуть не хуже британских «уилкинсонов», то как время рукопашных уходило в прошлое, так и «…при хороших качествах холодное оружие не приносило особой пользы».{711}
И если в 1851 г. во время смотра в Москве 6-я кавалерийская дивизия была положительно оценена Николаем I,{712} то лишь потому, что ее настоящий уровень боевой готовности в расчет не принимался. В то же время не лучшее положение дел с владением саблей в гусарской бригаде отмечал Меншиков в письме военному министру Долгорукову.{713}
Итак, мы знаем, что в Русской армии обучение практическому фехтованию было сведено к минимуму. В армии ему не обучали совсем, в гвардии — лишь на элементарном уровне. Даже среди офицеров (в основном гвардейских) количество хороших фехтовальщиков было невелико.{714} Потому и отмечалась английскими кавалеристами странная на их взгляд привычка русских солдат наносить бесконечные рубящие удары, бесхитростные, легко отражаемые. Крымская кампания три года как завершилась, а проблемы остались на том же месте: «…защищаться от ударов люди не умеют».{715}
Часто проблемы Русской армии списывали на Императора Николая I. Припоминали ему и палочную дисциплину, и невероятную заорганизованность, и увлечение исключительно парадной стороной дела. Редко кому из государственных деятелей приходилось выдерживать столько упреков ближайшего потомства в неудачах по всем отраслям государственного управления, какие выпали на долю Императора Николая Павловича. Полагали, казалось, что подобно тому, как могучая натура Николая I несла на одном себе в течение тридцати лет все бремя государственной жизни России, память о нем примет на себя всю вину его ближайших сотрудников.{716}
На деле «…военная деятельность Императора Николая Павловича служит лучшим свидетельством того, насколько благие намерения монарха могут оказаться бесполезными, если он одинок в своей работе{717}.
В результате «…на обучение кавалерии государь, сам отличный кавалерист, обращал особое внимание, но и в этом отношении его взгляды, намного опередившие современные от кавалерии требования, не могли надлежащим образом проникнуть в массу нашей армии. Восточная война, кроме Балаклавского сражения, не дает материала для суждения о подготовке и правильности обучения этого рода оружия. Она только отмечает общий для всей армии факт неподготовки к своему делу большей части командного элемента».{718}