Страница 48 из 50
Новому семейному положению должно было отвечать и новое поместье. У некоего Герасимова, торговавшего дачными участками, было куплено обветшалое имение Горки близ Подольска, в живописнейшем уголке Подмосковья, на берегу Пахры.
Для реставрации был приглашен Франц Осипович Шехтель. Уже знаменитый к тому времени московский архитектор, он проявлял свой талант и мастерство и при возведении новых построек, и при реставрационных работах. Устройство загородного дома семьи Морозовых в Покровско-Рубцове, где впоследствии я родился, один из образцов его творчества. Сказочным воспоминанием детства запечатлелись в моей памяти двусветный зал с яркими витражами на окнах, с двумя каминами, украшенными майоликой Врубеля, резные дубовые хоры над лестницей.
Большое мастерство проявил зодчий и в Горках. Он не просто отреставрировал запущенную усадьбу, но придал ей новый облик. Возник единйй ансамбль классического барского дома с колоннадой и двух флигелей с портиками, органично вписанный в парк, сливающийся с природным лесом. Умело используя необычный рельеф местности, архитектор проложил удивительно красивые аллеи, две из которых, как бы уходя от Большого дома, сбегают к беседкам — ротондам. Между беседками застывшая чаша Круглого пруда. Словом, поместье стало выглядеть вполне достойным нового супруга Зинаиды Григорьевны.
Однако сам-то супруг показал себя недостойным того высокого государственного поста, который он занимал. Событие это, взволновавшее правящие круги Российской империи, изложены в «Воспоминаниях» С. Ю. Витте, находившегося к тому времени уже в отставке и настроенного оппозиционно к новому премьеру П. А. Столыпину.
«11 декабря последовало увольнение московского градоначальника Рейнбота. Рейнбот был назначен московским градоначальником, как я уже говорил, при Дубасове. Так как он был человек энергичный, то как градоначальник вел себя весьма хорошо, хотя и допускал некоторые произволы, но сравнительно с другими градоначальниками и губернаторами он все-таки умный человек, если и произвольничал, то в умеренных дозах...
Он очень понравился государю императору. Государь император взял его в свою свиту; затем государь император дал ему разрешение, что когда он приезжает в Петербург, то он может прямо к нему являться, не спрашивая разрешения его величества. Вследствие этого Рейнбот стал часто ездить в Петербург, бывать у его величества и, вероятно, его величеству многие вещи передавал, которые затем узнавал Столыпин, и Столыпину это не нравилось. Вероятно, Столыпин увидел в Рейнботе своего будущего соперника... Поэтому Столыпин сочинил сенаторскую ревизию над Рейнботом.
Производить ревизию был назначен известный Гарин... Как и всегда, нет дыма без огня. Опять-таки вследствие этого открылись некоторые неправильности...
В конце концов Рейнбот должен был подать в отставку и отчислиться от свиты. Недавно его судили... Рейнбота присудили к очень тяжелому наказанию, но одновременно суд просил уменьшить это наказание, и когда дело дошло до государя, то его величество повелел совершенно помиловать Рейнбота, то есть повелел наказание суда не приводить в исполнение...»21.
Думается, что комментировать эту пространную цитату излишне. Скажем все же, что служебные неурядицы не помешали отставному генералу на первых порах наслаждаться семейным счастьем в прекрасном имении богатой барыни. Однако отсутствие моральных принципов в дальнейшем дало себя знать и в частной жизни, привело в конце концов к разрыву семейных уз. В 1916 году Зинаида Григорьевна решительно предложила Рейнботу покинуть дом.
Частные эти события семейной хроники неожиданно сыграли важную роль в последующей судьбе имения Горки. Прошло еще два года, и ничем доселе не примечательное подмосковное имение вошло в историю: Горки стали Горками Ленинскими.
Из всех подмосковных поместий, конфискованных Советской властью, Горки оказались наиболее подходящими для загородного отдыха Владимира Ильича Ленина после покушения террористки Каплан. К моменту перехода в государственную собственность дома в Горках находились в хорошей сохранности, имелось электрическое освещение, телефонная связь с Москвой и другими городами страны. Важным достоинством Горок также была близость к Москве.
Летом 1918 года Владимир Ильич записал карандашом на листке блокнота:
«По Серпуховскому шоссе около 20—23 верст. Проехав железнодорожный мост и затем второй, н е железнодорожный, мост по шоссе, взять первый поворот налево (тоже по шоссе, по небольшому, узкому) и доехать до деревни Горки...
Всего от Москвы верст около 40»'.
В дальнейшем, когда Ленин и его близкие стали регулярно проводить в Горках свой отдых, внимание Надежды Константиновны привлекла библиотека, расположенная в одной из комнат первого этажа Большого дома. Наряду с книгами по военной теории и истории, несомненно принадлежавшими Рейнботу, были здесь найдены и произведения Ленина — давние издания.
Владимир Ильич был доволен: «Вот это хорошо! У меня у самого они не сохранились больше. Регистрируйте дальше, может быть, найдется что-либо еще»22.
Какими путями попали эти книги в Горки? Вероятно, они входили в библиотеку, принадлежавшую Савве Тимофеевичу и Зинаида Григорьевна хотя и не разделяла политические взгляды покойного мужа, но все же берегла книги, ему принадлежавшие.
Так пересеклись пути читателя и автора, двух современников, которые лично никогда не встречались, но, конечно, многое знали друг о друге.
Ленин, безусловно, слышал о Морозове от людей, хорошо знавших Савву Тимофеевича,— А. М. Горького, Л. Б. Красина, Н. Э. Баумана или от Дмитрия Ильича Ульянова, которому Морозов лично передавал деньги на квартире М. Ф. Андреевой23.
Об интересе Морозова к личности Ленина красноречиво свидетельствует А. М. Горький:
«После раскола партии он определенно встал на сторону большевиков, объясняя это так:
— Ленинское течение — волевое и вполне отвечает объективному положению дел. Видишь ли: русский активный человек, в какой бы области он ни работал, обязательно будет максималистом, человеком крайности. Я не знаю, что это: органическое свойство нации или что-то другое, но в этом есть логика, я ее чувствую.
И снова пророчески добавил:
— Для меня несомненно, что это течение сыграет огромную роль».
Савва внимательно следил за работой Ленина, читал его статьи и однажды забавно сказал о нем:
— Все его писания можно озаглавить «Курс политического мордобоя», или «Философия и техника драки». Не знаешь — в шахматы играет он?
— Не знаю...
— Мыслит как шахматист. В путанице социальных отношений разбирается так; как будто сам и создал ее.
Примечательно, что, исследуя «путаницу социальных отношений», Ленин побывал и в Орехово-Зуеве, одном из крупнейших пролетарских центров России. В конце 1895 года Владимир Ильич писал в Цюрих друзьям из группы «Освобождение труда»:
«Потом был в Орехово-Зуеве. Чрезвычайно оригинальны эти места, часто встречаемые в центральном промышленном районе: чисто фабричный городок, с десятками тысяч жителей, только и живущий фабрикой. Фабричная администрация — единственное начальство. «Управляет» городом фабричная контора. Раскол народа на рабочих и буржуа — самый резкий...»2
Называя Орехово-Зуево городом, Ленин исходил из оценки его промышленной значимости, хотя в то время этот важный текстильный центр статута города еще не добился, несмотря на ходатайства С. Т. Морозова перед губернским начальством.
Право называться городом было признано за Орехово-Зуевым лишь в 1917 году. И вскоре 25 октября, как только весть о вооруженном восстании в Питере достигла берегов Клязьмы, ревком немедленно заявил о взятии власти и к 29 октября все учреждения были подчинены Совету рабочих депутатов.
Приметами нового уклада жизни отмечен каждый последующий год летописи Орехово-Зуева.
28 июня 1918 года издан Декрет о национализации крупной промышленности. В августе того же года фабрики двух мануфактур, ранее принадлежавшие Морозовым, объединены временным правлением, в которое вошли по два представителя от двух прежних правлений и шестеро рабочих24.