Бичеватель

— Я так и сделаю, мистер Строберг.

Он довольно долго смотрел на меня с задумчивым блеском в темных глазах.

— Вы доверяете своему клиенту, мистер Холман?

— Джорджу Блуму? — усмехнулся я. — Утром я сказал ему, что он неискренен со мной. Неясно, чего он хочет, поэтому, расслабившись, можно подумать, что знаешь его намерения. Однако глубоко под слоем жира и скрывается истинный Джордж Блум.

— Весьма любопытно. Когда мистер Линдерман служил бородой для сына и сопровождал мисс Фалез по разным ресторанам, посторонние, как и предполагалось, думали, что это он заинтересован ею. Однажды Блум позвонил мистеру Линдерману, но говорил с ним я. Он спросил, не привлечет ли мистера Линдермана материальная поддержка нового фильма мисс Фалез, который стал бы ее триумфальным возвращением в кино. Блум был очень вежлив, и я сказал, что, конечно, передам предложение мистеру Линдерману и в свое время сообщу его реакцию. Теперь, поскольку Блум стал вашим клиентом, у меня невольно возник вопрос, знает ли он что-то об истинном положении дел.

— Он, очевидно, надеется, что я все разузнаю и найду достаточно доказательств для шантажа мистера Линдермана с целью принудить его к финансированию фильма? — Я пожал плечами. — Возможно.

— Как вам, наверное, понятно, в данном вопросе меня интересует только защита интересов мистера Линдермана. Вы связаны со своим клиентом этикой, мистер Холман, и мне достаточно известна ваша репутация, чтобы понять: она кое-что для вас значит. — Он замолчал на мгновение, тщательно поглаживая в раздумье усы указательным пальцем. — С другой стороны, а что, если выяснится, что клиент использовал вас с целью получения материала для шантажа?

— Что вы предлагаете, мистер Строберг?

— В таком случае вы свободны от обязательств по отношению к клиенту и имеете абсолютное моральное право немедленно от него отказаться.

— И найти другого клиента?

— Мое слово — мое обязательство, мистер Холман. Не постесняйтесь справиться у любого, кто меня знает. Если эта гипотетическая ситуация станет действительностью и вы откажетесь от клиента, то настоятельно предлагаю принести ваши улики мне. Я уплачу любую названную вами сумму, не задавая никаких вопросов.

— А как вы собираетесь поступить с материалами?

— Немедленно уничтожу все, что может повредить репутации мистера Линдермана. И без колебаний.

— Как насчет сына?

— Проблемы его сына меня больше не интересуют. — Голос Строберга стал жестким. — Если нарушен закон, я прослежу, чтобы ваши доказательства были представлены в соответствующие органы и Майкл Линдерман не ушел от заслуженного наказания.

— Что ж, меня это вполне устраивает, — сказал я. — До свидания, мистер Строберг.

— До свидания, мистер Холман. — Он крепко пожал мне руку. — Весьма благодарен за возможность обменяться информацией.

Я спустился на личном лифте в вестибюль гостиницы, но один вопрос не давал мне покоя. Как, черт возьми, мог один человек подобраться так близко к другому? Так близко, словно он обитает в мозгу другого. Когда я вышел из лифта, в вестибюле не было ни души, только портье, смотревший вокруг с такой скукой, что мне показалось, даже бродячий таракан вносит в его жизнь какое-то развлечение. Портье заметил, что я направляюсь к нему, и просветлел.

— Покидаете нас, мистер Холман?

— Верно, — улыбнулся я ему. — Надеюсь, вы окажете мне любезность.

Портье сразу насторожился.

— Ну, все зависит от того, какой любезности вы ждете.

— Вчера я поспорил с другом, как зовут владельца этой гостиницы, — сказал я, — и мы заключили пари. — Я вынул бумажник и медленно отсчитал на стол две десятки и пятерку. — Полагаю, даже четверть данной суммы пари стоит, чтобы выяснить правду.

— Думаю, вреда не будет, раз вы его друг, и все такое прочее. — Портье торопливо запихал деньги в карман. — Хозяин гостиницы — мистер Линдерман.

— Тогда кто такой Строберг?

Портье мысленно занялся подсчетами.

— Заключили еще одно пари, мистер Холман?

— Теперь, когда вы назвали имя, — вздохнул я, снова роясь в бумажнике, — полагаю, вы правы.

— Спасибо, мистер Холман. — Когда вторые двадцать пять долларов перекочевали вслед за первыми в карман портье, он внезапно хихикнул. — Запутанное дело, и правду знают немногие. Если хотите встретиться с Линдерманом, вам надо сначала увидеть Строберга, правильно? В любом случае ответ возвращается через Строберга, и никогда нельзя спорить с парнем, который только передает информацию, правильно? — Он наклонился ко мне через стол, теплея от звука собственного голоса. — Взгляните с другой стороны. Вы должны встретиться с Линдерманом, а он говорит, что не согласится, если Строберг будет против, правильно? Поэтому, когда он через пару дней сообщает, что очень сожалеет, но Строберг возражает, — вы ничего не можете поделать, ведь так?

— О Авессалом! Сын мой! Сын мой! — тихо процитировал я.

— А? — Портье даже слегка отпрянул. — Какой такой Авессалом? Вы поняли, к чему я клоню?

— Четко и ясно! — ответил я. — Линдерман и Строберг — один и тот же человек.

— Да! — Он расплылся в улыбке и, учитывая состояние его зубов, напрасно это сделал. — Я же говорил, запутанное дело, а?

Через полчаса, пользуясь картой Линдермана-Строберга, я без всякого труда нашел дом по искомому адресу. Большой, с наружными лестницами, он примостился на самом краю каньона. Солнце уже скользило за кромку каньона, и тени быстро удлинялись, когда я коснулся кнопки дверного звонка. Пришлось нажимать ее трижды, пока входная дверь не открылась. На меня подозрительно смотрел темноволосый парень в шелковой новомодной рубашке с блестящими цветными узорами и в коричневых слаксах, подпоясанных медной цепью.

— Привет! — Я улыбнулся самым дружеским образом. — Майкл дома?

— Вышел, — бросил он. — А кто его спрашивает?

— Я — Рик Холман, — сказал я. — А вы, должно быть, Шон Монахан?

— Ну? — В черных, глубоко посаженных на смуглом лице глазах сквозило недоверие.

— По правде говоря, — голос мой звучал неуверенно, — я не очень-то хорошо знаю Майкла Линдермана. Встретил его как-то на вечеринке, и так нагрузился, что даже не помню, где именно! Но нашего разговора с ним не забыл. Мы болтали о том, что у каждого свой конек, понимаете? — Я позволил дружеской усмешке на своем лице превратиться в истинно дружескую ухмылку. — Нашлась пара пунктов, где мы поняли друг друга. Потом…

— Слушай! — холодно произнес Монахан. — У меня есть дела получше, чем торчать на собственном проклятом пороге и слушать твою пустую болтовню! Говори, что надо?

— Я как раз пытаюсь объяснить, — обиженно пробормотал я. — Фотограф был на вечеринке, и Майкл показал его мне, заметив, что если мне когда-либо захочется запечатлеть какой-то выдающийся кадр, то надо обратиться к нему. Настоящий специалист, сказал Майкл, умеет держать язык за зубами и не слишком сильно ударяет по карману. Вот только имя фотографа вылетело из головы!

— Не помнишь, — его голос вдруг стал слишком небрежен, — как выглядит этот фотограф?

— Вижу, как сейчас, — сказал я уверенно. — Маленького роста, писклявый, лет тридцати. Вьющиеся обесцвеченные волосы и очки без оправы.

— Не знаю парня с такой внешностью. — Монахан быстро пожал плечами. — Но возможно, его имя есть в картотеке Майкла. Он тщательно ведет все записи и легко находит имена и даты, что хочешь. Заходи в дом, я посмотрю.

— Спасибо, — благодарно отозвался я. — Вы и в самом деле хороший парень, Шон!

В ответ он только скрипнул зубами и открыл дверь. В квадратном холле их было три, и отдельная лестница вела на второй этаж.

— Жди меня здесь. — Монахан кивнул на левую дверь. — Скоро вернусь!

Я вошел в просторную гостиную со стеной из матового стекла, за которой открывался вид через ущелье на огни Лос-Анджелеса, начинавшие мерцать в наступающем сумраке. Солнечную комнату заполнили густые закатные тени, и поэтому с трудом можно было разглядеть даже очертания мебели. Монахан может сейчас заниматься чем угодно, подумал я, кроме одного — рыться в мифической картотеке, существование которой придумано им на крыльце. Когда вспыхнул свет и осветил комнату, обставленную обычной датской современной мебелью, я почему-то ощутил легкое разочарование. Чего я ожидал? Интерьер из фильма ужасов с Железной Девой для начала? В дверном проеме стоял черноволосый коротышка и целился в меня из пистолета.