Нездешний

Надиры ринулись вперед. Две стрелы из арбалета попали в цель, и они опять отступили.

Но теперь враги были ближе и знали, что он тяжело ранен. Он с великим трудом натянул арбалет — пальцы сделались скользкими от пота, и усилие отзывалось болью в левом боку.

Сколько их там еще?

Он не мог вспомнить, скольких уже убил.

Облизнув сухим языком губы, Нездешний прислонился к скале. Шагах в двадцати от него лежал большой валун — он знал: за валуном затаился надир. Скала над валуном выдавалась вперед — он прицелился в выступ и выстрелил. Стрела, ударившись о камень, отлетела вправо. Раздался пронзительный вопль, и показался надир с кровоточащей раной на виске. Вторая стрела вошла ему меж лопаток, и он беззвучно упал.

Нездешний снова натянул арбалет. Левая рука у него почти отнялась.

Внезапный жуткий вой оледенил ему кровь. Он все же решился выглянуть из своего убежища и увидел последнего из оборотней, окруженного надирами. Они рубили его, зверь рвал их когтями и зубами.

Оборотень уложил уже шестерых, и теперь с ним бились только двое. Вот он прыгнул — и клинок надира вонзился в мохнатое брюхо, но гигантские челюсти уже сомкнулись на голове воина. Второй надир удрал вниз по тропе.

Оборотень двинулся к Нездешнему.

Он приближался медленно, одолевая боль, — из бесчисленных ран струилась кровь. Он сильно исхудал, и язык у него распух и почернел. Надирский меч торчал в его брюхе.

Нездешний поднял арбалет.

Оборотень надвигался, сверкая красными глазами.

Нездешний спустил курки, и обе черные стрелы вонзились в пасть зверя, поразив мозг. Оборотень выгнулся назад и упал. Нездешний повалился на колени.

Зверь взмахнул еще напоследок когтистой лапой — но глаза его остекленели, и он затих.

— А теперь ты сгниешь в аду, — произнес чей-то голос.

Нездешний оглянулся.

Слева на тропе стояли девять Черных Братьев с черными мечами в руках, и их черные доспехи сверкали в лучах угасающего дня. Нездешний попытался встать, но снова повалился на камень и застонал от боли в боку. Рыцари приближались — черные шлемы скрывали их лица, черные плащи трепетали на легком ветру. Нездешний метнул нож, рука в черной перчатке презрительно отшвырнула клинок в сторону.

И тогда его захлестнул страх, пересиливший все, даже боль.

Он не хотел умирать. Покой, в котором он пребывал еще недавно, исчез. Он был испуган, как ребенок, оставленный в темноте.

Он стал молиться — о возвращении сил, об избавлении, о громовой стреле с неба...

Черные Братья разразились смехом.

Чей-то сапог ударил Нездешнему в лицо, швырнув его наземь.

— Гнусный червь, сколько же хлопот ты нам доставил!

Рыцарь, став рядом с ним на колени, ухватился за обломок стрелы, торчавшей в боку, и свирепо крутанул его. У Нездешнего помимо воли вырвался крик. Нос хрустнул под ударом кулака в перчатке с бронзовыми шипами. На глазах от боли выступили слезы. Его ухватили под мышки и посадили. Когда зрение его прояснилось, он увидел перед собой темные безумные глаза, глядящие в прорезь черного забрала.

— Ты сам безумен, — сказал рыцарь, — если поверил, что способен противиться Духу. Теперь ты поплатишься за это жизнью, а доспехи и твою женщину Дурмаст взял себе. Уж он сумеет распорядиться и тем, и другим. — Рыцарь взялся за рукоятку ножа, застрявшего в плече Нездешнего. — Любишь ты боль, убийца? — Нездешний застонал от медленного нажатия на клинок. — Я люблю.

Он лишился сознания, и темное море покоя поглотило его. Но они нашли его и там — его душа неслась по угольно-черному небу, а за ней гнались звери с огненными языками. Он очнулся под хохот Черных Братьев и увидел, что луна стоит высоко над Рабоасом.

— Сейчас ты поймешь, что такое боль, — сказал вожак. — Ты будешь страдать, пока жив, и будешь страдать после смерти. Что ты дашь мне за то, чтобы я прекратил твои муки?

Нездешний молчал.

— Теперь ты прикидываешь, хватит ли у тебя сил, чтобы достать нож и убить меня. Попробуй, Нездешний! Ну пожалуйста. Давай я тебе помогу. — Рыцарь снял один из ножей с перевязи и вложил в руку Нездешнего. Ну же — убей меня.

Он не мог шевельнуть рукой, но все же сделал усилие, от которого из раны на плече хлынула кровь, — и, побледнев, обмяк.

— То ли еще будет, Нездешний, — сказал рыцарь. — Ну-ка, кольни себя в ногу.

Рука Нездешнего поднялась, потом опустилась — и он закричал от боли в бедре.

— Ты мой, убийца. Мой телом и душой.

Другой рыцарь, опустившись рядом с вожаком, спросил:

— Разве мы не будем преследовать Дурмаста и девицу?

— Нет. Дурмаст наш. Он везет доспехи Каэму.

— Тогда я, с твоего разрешения, позабавлюсь с убийцей.

— Разумеется, Энсон. Я не жадный. Прошу тебя, продолжай.

— Вынь нож из ноги, — велел Энсон. Нездешний готов был молить о пощаде, но стиснул зубы и промолчал. Его рука свирепо дернула нож, но клинок остался в ране.

— Спокойно, Энсон, — сказал вожак. — Ты возбужден, и это мешает тебе.

— Извини, Тхард. Можно я попробую еще?

— Конечно.

Рука Нездешнего снова взялась за нож и на сей раз вырвала его из ноги.

— Отлично, — проговорил Тхард. — Теперь попробуй что-нибудь потруднее. Вели ему медленно выколоть себе глаз.

— О боги, нет! — прошептал Нездешний. Но рука с ножом уже поднималась, нацелившись окровавленным острием ему в лицо.

— Ах вы поганые ублюдки! — взревел Дурмаст, и Тхард увидел на тропе бородатого великана с топором в руках. Энсон тоже обернулся, и чары, овладевшие Нездешним, пропали. Он посмотрел на нож, остановившийся в нескольких дюймах от глаза. Гнев вспыхнул в нем, пересиливая боль.

— Энсон! — тихо позвал он. Рыцарь повернулся к нему, и Нездешний вогнал нож в прорезь забрала по самую рукоять.

Тхард ударил его кулаком по голове. Нездешний повалился рядом с мертвым Энсоном. Тогда предводитель встал и спросил Дурмаста:

— Зачем ты здесь?

— Я пришел за ним.

— Чего ради? Он наш. Если тебя награда беспокоит, мы позаботимся о том, чтобы ты ее получил.

— Не нужна мне награда. Мне нужен он... живой.

— Что это с тобой, Дурмаст? Столь выспренние слова тебе как-то не к лицу.

— Не тебе судить, что мне к лицу, а что нет, ты, куча дерьма. Отойди от него!

— А если не отойду, то что?

— То ты умрешь.

— Ты полагаешь, что способен убить восьмерых рыцарей Братства? Да ты, приятель, не в своем уме.

— Посмотрим, — шагнул вперед Дурмаст. Тхард двинулся ему навстречу. Остальные семеро стали полукругом с мечами наголо.

— Замри! — крикнул вдруг Тхард, и Дурмаст застыл на месте.

Тхард, зловеще рассмеявшись, медленно обнажил меч.

— Эх ты, дубина! Уж кому-кому, а тебе роль героя идет как корове седло. Ты точно ребенок, задирающий взрослых, — и тебя, как всякого скверного мальчишку, следует наказать. Я долго буду наслаждаться твоими криками.

— Да что ты говоришь? — сказал Дурмаст, и его топор разрубил Тхарда от плеча до бедра. — Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Ну, тогда начнем убивать друг дружку!

С жутким воплем он кинулся на рыцарей, описав топором сверкающую дугу. Они попятились. Один упал на месте с расколотым черепом.

Нездешний приподнялся на колени, но встать не смог. Он ждал, держа нож наготове, и молился, чтобы рука не изменила ему.

Чей-то меч вонзился Дурмасту в спину — гигант дернулся, вырвал клинок из руки врага и обратным взмахом топора рассек ему шею. Другой рыцарь пронзил Дурмасту грудь — и тут же умер от чудовищного удара кулаком. Оставшиеся сгрудились вокруг великана, кромсая мечами его большое тело, но топор косил их по-прежнему. Наконец рыцарей осталось только двое, да и те пятились от израненного Дурмаста.

Нездешний обтер пальцы, скользкие от пота и крови, и метнул свой нож. Клинок вошел левому воину под шлем, прямо в яремную жилу. Из раны хлынула кровь, и рыцарь зажал рукой горло, тщетно стараясь сдержать багровый поток.

Дурмаст бросился на последнего, но враг, пригнувшись, вонзил меч в живот гиганта. Отшвырнув топор, Дурмаст сгреб противника за горло и свернул ему шею — а сам рухнул на колени.