Страница 5 из 61
И все же его задело за живое сравнение с наемниками, насилующими и убивающими невинных: несмотря на грозную славу, которую он снискал, он ни разу не убил ни женщины, ни ребенка. И никогда никого не насиловал и не унизил. Почему же после слов этой девчонки он чувствует себя таким грязным? Почему видит себя в черном свете?
Это все священник!
Проклятый священник!
Последние двадцать лет Нездешний прожил во мраке, но Дардалион словно фонарем осветил темные закоулки его души.
Он сел на траву. Ночь была прохладна и ясна, а воздух сладок.
Двадцать лет — а вспомнить нечего. Двадцать лет он, как пиявка, покорно цепляется за неуступчивую скалу жизни.
Что же теперь?
— Теперь ты умрешь, дуралей, — сказал он вслух. — Священник уморит тебя своей святостью.
Но правда ли это? Этого ли он боится?
Двадцать лет он разъезжал по горам и долам, по городам и весям, по диким надирским степям и гибельным пустыням. Все это время он не позволял себе заводить друзей. Ничья участь его не трогала. Он шел по жизни, словно живая крепость с неприступными стенами, одинокий, насколько это доступно человеку.
И зачем он только спас священника? Этот вопрос не давал ему покоя. Стены рухнули, и оборона прорвалась, словно мокрый пергамент.
Чутье побуждало его сесть на коня и бросить своих спутников — а он доверял своему чутью, отточенному годами опасного ремесла. Он оставался живым лишь благодаря быстроте, с которой действовал: наносил удар, как змея, и уходил, пока не рассвело.
Нездешний, король наемных убийц. Его могли схватить разве что по воле случая, ибо у него не было дома — были только немногочисленные люди в разных городах, через которых ему делали заказы. Он приходил к ним в глухую ночь, принимал заказ, забирал деньги и исчезал еще до рассвета. Нездешний, всеми преследуемый и ненавидимый, он всегда таился во мраке.
Он и теперь знал, что погоня близко. Теперь, как никогда, ему следовало бы скрыться в диких краях или уплыть за море — в Венгрию и еще дальше на восток.
— Дурак, — прошептал он. — Ты что, и правда смерти себе желаешь?
Но священник держит его своими чарами, хотя и не сознается в этом.
«Ты прилепил себе крылья коршуна, Дардалион!»
В его усадьбе был цветник, где росли гиацинты, тюльпаны и многолетние нарциссы. Его сын был так красив, когда лежал там, и кровь не казалась неуместной среди ярких цветов. Воспоминания терзали Нездешнего, резали словно битое стекло. Тану привязали к кровати, а потом выпотрошили, как рыбу. А двух девочек-малюток...
Нездешний заплакал по безвозвратно ушедшим годам.
Он вернулся в лагерь за час до рассвета и нашел всех спящими. Он покачал головой, дивясь их глупой беспечности, разворошил костер и сварил в медном котелке овсянку. Дардалион, проснувшись первым, с улыбкой потянулся.
— Я рад, что ты вернулся, — сказал он, подойдя к костру.
— Надо будет раздобыть еды — наши запасы на исходе. Сомневаюсь, что мы найдем хоть одну уцелевшую деревню, поэтому придется поохотиться. А тебе, священник, придется поступиться своими правилами, чтобы не свалиться от голода.
— Могу я поговорить с тобой?
— Странный вопрос. А сейчас мы разве не разговариваем?
Дардалион отошел от костра, и Нездешний, со вздохом сняв котелок с огня, последовал за ним.
— Чего ты такой унылый? Жалеешь, что посадил нам на шею бабу с ребятней?
— Нет. Я хотел попросить тебя об услуге. Я не имею на это никакого права, но...
— Давай выкладывай, не тяни.
— Ты проводишь их к Эгелю?
— Так ведь и было задумано с самого начала. Что с тобой, Дардалион?
— Видишь ли... я скоро умру. — Дардалион отвернулся и пошел вверх по склону.
Нездешний догнал его. На вершине холма Дардалион рассказал ему о своей призрачной встрече с неведомым охотником. Нездешний выслушал его молча. Наука мистиков была для него закрытой книгой, но он знал, какой властью они наделены, и не сомневался в том, что Дардалион говорит чистую правду. Не удивило его и то, что за ним идет охота, — как-никак, он убил одного из них.
— Так вот, — заключил священник, — я надеюсь, что после моей смерти ты все-таки проводишь Даниаль с детьми в безопасное место.
— Ты сдаешься заранее, Дардалион?
— Я не умею убивать, а иначе его не остановишь.
— Где они ночевали?
— К югу от нас. Но тебе нельзя туда — их семеро.
— Но властью, по твоим словам, наделен только один?
— Насколько я знаю, да. Он сказал, что убьет меня, когда стемнеет. Пожалуйста, не ходи туда, Нездешний. Я не хочу быть причиной ничьей смерти.
— Эти люди охотятся за мной, священник, и выбирать мне не из чего. Даже если я пообещаю тебе остаться с женщиной, они все равно найдут меня. Уж лучше я найду их первым и сам навяжу им бой. Оставайтесь здесь и ждите. Если к утру я не вернусь, отправляйтесь на север.
Нездешний подхватил свою поклажу и направил коня к югу. Забрезжил рассвет. Он обернулся в седле:
— Погаси костер — дым виден на многие мили, и до сумерек не разводи огня.
Дардалион угрюмо смотрел ему вслед.
— Куда это он? — спросила Даниаль.
— Поехал спасать мою жизнь. — И Дардалион повторил рассказ о своем ночном странствии. Женщина как будто поняла: он прочел в ее глазах жалость. Тогда ему стало ясно, что своей исповедью он уронил себя в ее мнении. Ведь он послал Нездешнего на смертный бой, рассказав ему обо всем.
— Не вини себя, — сказала Даниаль.
— Лучше бы я молчал.
— Тогда мы все были бы обречены. Он должен был узнать, что за ним охотятся.
— Я рассказал ему это для того, чтобы он меня спас.
— Не сомневаюсь. Однако он должен был узнать, а ты — рассказать.
— Пусть так — но в тот миг я думал только о себе.
— Ты человек, Дардалион, даром что священник. Не будь к себе слишком суров. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять. А тебе?
— Двадцать. Давно ты стал священником?
— Пять лет назад. Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал зодчим, но сердце мое не лежало к этому занятию. Я всегда хотел служить Истоку. В детстве меня часто посещали видения, смущавшие моих родителей. — Дардалион усмехнулся и покачал головой. — Отец был уверен, что я одержим, и в возрасте восьми лет отвез меня в храм Истока, в Сардию, чтобы из меня изгнали злого духа. Он пришел в ярость, когда ему сказали, что это не проклятие, а дар! С тех пор я начал учиться в храмовой школе. Я сделался бы послушником уже в пятнадцать лет, но отец настоял, чтобы я жил дома и учился ремеслу. К тому времени, как я сумел его уломать, мне исполнилось двадцать.
— Твой отец еще жив?
— Не знаю. Вагрийцы сожгли Сардию и перебили всех священников. Думаю, они поступили так же и с окрестными жителями.
— Как тебе удалось уйти?
— В тот страшный день меня не было в городе. Настоятель послал меня с письмом в горный монастырь Скодии. Когда я туда добрался, монастырь уже горел. Я повернул назад, и тут меня схватили, но Нездешний освободил меня.
— Он не похож на человека, который склонен кого-то спасать.
— Он, собственно, искал свою лошадь, которую украли наемники, — хмыкнул Дардалион, — а я просто подвернулся ему под руку. — Дардалион засмеялся и взял Даниаль за руку. — Спасибо тебе, сестра.
— За что?
— За то, что свела меня с тропы себялюбия. Прости, что обременил тебя своими заботами.
— Ничем ты меня не обременил. Ты добрый человек и помогаешь нам.
— Ты так умна. Я рад, что мы встретились, — сказал Дардалион, целуя ей руку. — Пойдем-ка разбудим детей.
Весь день Дардалион и Даниаль забавляли детей. Дардалион рассказывал им сказки, а она играла с ними в поиски клада, собирала цветы и плела венки. С утра солнце светило ярко, но к середине дня небо потемнело, и дождь загнал их обратно в лагерь, где они укрылись под развесистой сосной. Там они доели остатки хлеба и сушеных фруктов, которые уделил им Нездешний.
— Темнеет, — сказала Даниаль. — Как ты думаешь, уже можно зажечь костер?