Господин барон

– А як же! Ты давай, признавайся, откуда у тебя замок в Европе? Ну нельзя в нашей конторе столько украсть!

– Это ты зря, я тут кое-что… черт! Забей, короче, это еще тех времен подарочек, когда Шеф был строен и кудряв.

– Ништо до революции? Ой-е! Чего старик от тебя хочет-то?

– Чтобы я милостиво обозрел владения где-то в заднице мира. И поучаствовал в тамошней политической жизни.

– Ну так вали отсюда!

Я мрачно на него посмотрел, Митрич ответил невинным взором шестидесятилетнего младенца.

– Серьезно, Николаич, давай развейся! Ты третий год без отпусков пашешь, смотайся, дай подчиненным хоть коробку скрепок спокойно домой унести! Как к тебе теперь обращаться, «ваша светлость»? Или «ваше высокородие»?

– Говори уж просто – «господин барон».

– Давай пиши заявление, сколько тебе там надо? Ну, туда неделя, там неделя, на опохмел неделя, обратно же…

Попытавшись припомнить обстоятельства, по которым меня выгодно целый месяц держать подальше от работы, ничего такого не придумал, так что еще минут пять покочевряжившись для вида, я все-таки написал бумагу, которую директор тут же завизировал.

– Вот! А теперь иди, и чтоб по возвращении представил отчет! И как ты там интересы феодального строя отстаивал, и какие виды из окна, и как там брюкву сеют – все доложишь. Ну и насчет права первой ночи тоже поинтересуйся, раз ты у нас такой уж сеньор!

От кинутого в него ластика Митрич многоопытно уклонился, заржал и вышел. Я, еще раз осмотрев стол и бумаги, прикинул, насколько фатально оставить контору и что нужно доделать в первую очередь, вдруг с удивлением понял, что исчезни я даже на три месяца… ну нет, не на три – но два без меня точно проживут и даже не слишком нашалят. Хотя кое-кого нужно загрузить на весь этот срок, причем так, чтобы не справились, чтобы сразу по прибытии и после раздачи сувениров запереться и отодрать проштрафившихся по всей строгости инструкции.

Решительно отключив комп, я напялил пиджак и вышел.

При виде бедной, унижаемой жестокими начальниками секретарши снова стало не по себе. Девушка сидела, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. Мягкая туфелька ритмично постукивала по ножке стола, в открытом ящике виднелся стетоскоп. Олечка, проследив за моим взглядом, аккуратно задвинула ящик и медленно, грациозно развернулась ко мне.

– Так вы, Александр Николаевич, настоящий дворянин? И у вас имеется целый замок? – Голос был медовым и опасным. Не дай бог оплошать, из этих объятий не удастся вывернуться. Возьмет на болевой – и в ЗАГС!

Из-за двери кабинета Митрича послышалось перханье, словно кто-то пытался сдержать смех. Н-да, у этого зубра, небось, еще и не такое случалось, ему-то смешно…

– Я… завтра. Все завтра! – И, отважно проскользнув по стенке, выскочил в коридор. Подумать только! Взрослый мужик, всякое повидал, от неба в клеточку до крышки заколачиваемого гроба – изнутри, а эту пухленькую девчонку стремаюсь. Давно бы уже взял да…

Что именно «да» я на всякий случай думать не стал. Поговаривали, что у Олечки бабка ведьма, вдруг в самом деле мысли подслушивать умеет?

На выходе стояли сразу пятеро, хотя рабочий день был в разгаре. И все, включая того самого охранника, с нескрываемым любопытством смотрели на меня! Ну вот как же они узнали? Олечка проболталась? Так она все время с нами была! Кто еще? Как можно было узнать?!

С каменным выражением лица я прошел мимо. За спиной послышалось:

– Вот, ну посмотри, как вышагивает! Видно же! Я с самого первого дня подозревал!

Может, у нас в стенах слуховые трубы проложены, как в древних замках? Строители все же, могли такое учудить?

По дороге домой я обдумывал все это сумасшествие.

Отчеты, как выяснилось, фон Шнитце регулярно отправлял по указанному адресу – в мою старую школу. Я думал, что будет ну офигеть как смешно, когда завуч узнает, что Сашка Могила стал бароном. Не учел, что спустя два года школу закроют. Впрочем, к делу это не относится. Важно, что я прямо кишками чую какой-то подвох, но не съездить и не проверить лично… да я в жизни себе не прощу! Значит, надо собираться.

Дочка отозвалась на втором гудке.

– Анюк? Привет, лапушка! Как дела?

– Па! Привет, ты откуда? Па, у нас все хорошо, Ленка второе место на городских соревнованиях взяла, у меня все класс… Нет, мам, не она. Мам, это мое! Ма-а, отдай!

Вздохнув и поморщившись, я прислушался.

В телефоне, как всегда отобрав у дочки трубку, орала женщина.

Бывшая, так ее, супруга!

Дивная провинциалочка, приехавшая в столицу и как-то незаметно оказавшаяся моей женой. Белокурая, большеглазая, не слишком красивая, но очень, очень милая.

Гадюка натуральная.

Честно родившая мне двух дочерей.

Прежде чем выставить меня из моей же квартиры и переписать на себя бизнес раньше, чем до него добрались следователи.

Старшей, Аньке, тринадцать. Младшей, Ленке, десять.

Вижусь я с ними раз в месяц, поскольку мамаша, выходившая за перспективного столичного бизнесмена, считает, что если в сорок мужик не имеет миллиона, то он не мужик.

Что, впрочем, не мешает ей тянуть с меня бабло под любыми предлогами.

Что, впрочем, не мешает мне его не давать, оплачивая только расходы дочек.

В общем, обычная история.

Прислушавшись к воплям, я отметил для себя – купить девчонкам подарки и поздравить Ленку, потом почесал затылок и вклинился в очередную фразу:

– Элька, корова белобрысая! Я на пару недель в Европу еду, по делам…

– Какие еще дела у бандита?! Снова стал машины угнанные перегонять?!

– Зараза языкатая, кончай ор!

– Ну, что тебе?

В очередной раз подивившись ее способности мгновенно менять громкость, я закончил:

– Еду куда-то на север, там дела внезапно образовались. Не твое дело какие!

Она шумно фыркнула, но промолчала. Кроме сволочного характера, недюжинной смекалки и ангельской внешности, Эля обладала практически кошачьим любопытством.

– Вернусь – заберу девок на неделю!

– Это с каких еще шишей? Ты там что, обворовал наконец своего ненаглядного Шефа? Давно пора, ваша гоп-компания уже…

Я снова убрал трубку от уха, не желая слушать раскручивающую скандал бабу. Девчонок она отпустит, просто ради того, чтобы потом тщательно их расспросить на предмет подтверждения тезиса «Мой бывший – бесперспективный неудачник», но нервы потреплет, это как пить дать.

Ну, зато с ней никогда не было скучно.

Дождавшись завершающего взвизга, отключил телефон и полез в кладовку.

После развода все, что она мне отдала, это два чемодана с одеждой и какими-то памятными вещами – фотками родни, которые я забрал с «исторической родины», уезжая на поиски счастья в столицу, сувенирными безделушками и прочими магнитиками. Я, еще не поверив, что соскочил, не стал дергаться насчет остального, а потом было уже поздно, да и не хотелось лезть в дрязги. Странное дело, ни я, ни Элька не считали отчего-то, что мы расстались насовсем: я пару раз вмешивался, когда ее прижимали – жена удачно расширяла дело, пожалуй, справляясь лучше, чем я сам, а когда меня года три назад сбила машина, то первым, кого я увидел, очнувшись, была бывшая. Тут же, понятное дело, объяснившая, какой я дурак и что так мне и надо. Словно и не сидела двое суток у кровати, шипя на врачей.

Но вот сходиться вместе надолго мы уже не рисковали. Подеремся еще, дочек напугаем. Они ж по малолетству не понимают, что иногда и подраться бывает полезно. Или уже понимают? Черт, Аньке тринадцать…

«Диплом о баронстве», или как там его, нашелся быстро, в папке бумаг с той, самой первой моей работы, с подколотой к нему фоткой. На ней пятеро молодых, азартных, чуточку пьяных парней фоткались на фоне Эйфелевой башни. Мы как раз сдали очередную фуру и решили метнуться, посмотреть, как люди живут. На фотке все были отчаянно молоды и беззаботны – «Ну, пацаны, прикиньте, мы в Париже! Ну блин, в самом деле! Ну дела-а!».

Димка через три месяца в первый раз попробовал героин – он спешил жить, сливая все заработанное на любое доступное удовольствие. И денег, и жизни хватило на три года. Васька исчез через пять лет. Просто уехал утром на работу, и никто его больше не видел. Ромку зарезали в драке – любил строить из себя крутого, да нарвался на еще более подкрученных. Мишка умер сам. Инфаркт в тридцать шесть лет. За месяц до того, как ко мне в гости пришло «маски-шоу». Остались только я, да Шеф. Погоняло ему дали не только потому, что он был самым главным, а из мультика о Врунгеле. Мелкий, наглый до изумления и без одного пальца.