Страница 44 из 55
собрания Илья так и передал сестре, пообещав выдать положенные на
празднество деньги «завтра-послезавтра».
2
С Натальей Ивановной он встретился вечером следующего дня.
Женщиной она оказалась очень практичной. Быстро и доступно она изложила
Илье требования к покупке: пианино должно быть без существенных
дефектов и не дороже четырехсот рублей. Желательно ленинградское, потому
что Софья Аркадьевна считает, что лучшие наши пианино — ленинградские.
Если дело дойдет до импортного,— у нее есть адрес, где продают
«Циммерман»,— то ему, Илье, желательно отыскать в нем как можно больше
изъянов, чтобы «покупка не вылилась в разорение». В случае удачного выбора
Илья должен будет помочь ее мужу и его друзьям доставить пианино к ней в
квартиру и настроить его: Софья Аркадьевна сказала, что после перевозки
настройка обязательна. За все услуги (она так и сказала: «услуги», и Илье не
понравилось в ее исполнении это деловое словцо) она обязуется заплатить
двадцать пять рублей. Илья выслушал все молча, сказал коротко: «хорошо», и
они наметили маршрут.
Им предстояло побывать в четырех квартирах. В каждой из них товар
нужно было тщательно осмотреть, похвалить по возможности его
акустические качества и ничего не пообещать. Похвалить должен был Илья, а
ничего не пообещать — Наталья Ивановна. После осмотра всех инструментов
и итогового совещания нужно было сделать окончательный выбор.
Ближе всех оказалась «Беларусь», инструмент коричневой полировки,
почти новый, но сильно расстроенный. Хозяйка, пожилая тучная женщина,
объяснила им, что пианино купили три года назад для внука, но «этому
оболтусу кроме хоккея ничего не интересно, а учить его из-под палки просто
нервов не хватает...» Она просила пятьсот рублей. Илья пожал плечами и
сказал, что инструмент неплохой. Хотя ему и без детального осмотра было
ясно, что пианино не держало строй; такое можно настраивать хоть два раза в
год — и все равно нормальный слух будет постоянно оскорблен, уши будут
краснеть и вянуть. Наталья Ивановна, сердечно улыбаясь, пообещала
посоветоваться с мужем и сообщить о своем решении завтра. С тем и ушли.
— По-моему, пианино вам не понравилось,— сказала на лестнице
Наталья Ивановна.
— Не понравилось,— подтвердил Илья.— Оно далеко не
ленинградское и таких денег не стоит.
— Значит, отбросим его сразу.— Наталья Ивановна порылась в сумке
и достала оттуда открытку. Она написала на обороте ее несколько слов и на
площадке между первым и вторым этажами бросила открытку в почтовый
ящик квартиры, где они только что побывали. «Деловая женщина,— подумал
Илья.— И неужели они с Гольман подруги?..» Он мысленно представил себе
симпатичную, мягкую в общении Гольман рядом с этой энергичной
коротышкой и, не утерпев, спросил:
— Скажите, а вы давно с Софьей Аркадьевной дружите?
— Что значит «дружим»? Мы не дети, чтобы дружить.— Наталья
Ивановна быстро семенила впереди Ильи к трамвайной остановке; к
владельцам «Циммермана» нужно было ехать трамваем. Она снова рылась в
сумке, на этот раз ей нужны были абонементные талоны; она их нашла и
оторвала один.— Мы соседи по подъезду,— объяснила она.— К тому же я
знаю, что Софья Аркадьевна музыкантша.
Подошел трамвай. Наталья Ивановна, не дожидаясь, пока оттуда
выйдут, вскочила на подножку и стала быстро пробиваться вперед.
— На «Горького» сходим! — крикнула она
Илье, обернувшись.
Илья кивнул. И вдруг испытал сильное искушение сбежать. Выйти
потихоньку из трамвая и уйти домой; Иринка была бы так рада, а то целыми
днями одна да одна...
«Циммерман» продавали молодые мужчина и женщина. Ему было лет
двадцать пять, ей примерно столько же. «Разводятся, что ли?» — думал Илья,
осматривая настроечные колки и стараясь определить, часто ли к ним
прикасались ключом. Инструмент был ухоженным: хорошо настроенным, с
мягким ходом педалей и без традиционного слоя пыли внутри. Илья бегло
прошелся по клавиатуре. Звук был глубоким и открытым, он, что называется,
«тянулся». И никаких посторонних деревянных пощелкиваний, никаких
случайных резонансов. Искать дефекты в таком инструменте было просто
неприлично.
— Тысяча сто? — негромко спросил Илья у женщины.
— Как? — не поняла та.— Вы спрашиваете, сколько мы хотим?
— Да нет, я спросил, сколько оно стоило раньше, когда покупали.
— А-а... Не знаю, может быть... Мне его подарили. Но мы хотим
тысячу... или девятьсот,— женщина неуверенно посмотрела на мужчину.
— Пианино стоит тысячу рублей, я консультировался,— сухо сказал
мужчина.
— Но ведь оно куплено не вчера, и оно, как говорится, было в
употреблении,— скромно улыбаясь, подала голос Наталья Ивановна.— А ведь
даже в «Букинисте», знаете, за подержанные книги двадцать процентов
удерживают...
Мужчина нахмурился, давая понять, что ему неприятен этот разговор
о цене, и настойчиво повторил:
— Мы просим за пианино тысячу рублей. Если молодой человек
считает, что оно стоит меньше, то пусть выскажет свое мнение.
— Инструмент хороший,— торопливо сказал Илья.— И, наверное,
тысячу стоит...— Он напряженно посмотрел на Наталью Ивановну.
— Хорошо, мы подумаем,— улыбаясь все так же скромно и достойно,
проворковала та.— Завтра я дам вам знать.
Женщина проводила их до двери.
— Это не помощь,— раздраженно сказала Наталья Ивановна во дворе.
— Мы ведь с вами, кажется, договаривались!
— Пианино в отличном состоянии,— хмуро возразил Илья.— И я к
тому же не оценщик.— Он замолчал. Наталья Ивановна тоже молчала.— Вы
можете в любое время отказаться от моих услуг,— не выдержав первым этого
натянутого молчания, негромко сказал Илья. Наталья Ивановна никак не
прореагировала на его выпад; она достала из сумки записную книжку и
коротко сказала:
— Сейчас на Герцена, двадцать четыре.
3
Этот дом они искали минут десять. Он притаился в глубине двора
среди таких же одно-и двухэтажных бревенчатых избушек старой постройки,
и весь этот деревянный островок явно готовился к сносу. Слева над ним
нависала длинная серая пятиэтажка, а позади двора угадывался
свежевырытый котлован. «Окружают,— невольно подумал Илья.— И
продают, скорее всего, по случаю переезда».
Он угадал. В квартире, куда они пришли, жилым уже не пахло.
Повсюду на полу валялись газеты, старые школьные учебники, детские
игрушки. В кухне у печи стояли толстые тюки и фанерные ящики. В комнате
вся мебель была отодвинута от стен, и с потолка свисала голая пыльная
лампочка. До всего этого разгрома, казалось, только телевизору не было
никакого дела: он включенный стоял на подоконнике и под разудалую
«Калинку» пошвыривал белыми шарами спортлото.
— Вы третьи,— сообщил им в комнате небритый мужчина лет
пятидесяти. Он нетрезво улыбнулся.— Вот, глядите, выбирайте. Триста рэ за
все. Не купите — сожгу. Шучу... Зина! Зина, тут еще покупатели пришли,
поди сюда! — Он нагнулся к Наталье Ивановне и, понизив голос,
заговорщицки прогудел: — Начнет заливать про четыреста или триста
пятьдесят — вы ни-ка-ких! Поняла? Триста! Все! И ни-ка-ких!
Из боковой комнаты вышла женщина, чем-то похожая на Наталью
Ивановну: маленькая, на коротеньких толстых ножках и с мелкими
кудельками на голове.
—
Здравствуйте, вы нас извините, у нас та
кой беспорядок... Переезжаем вот! — Она прошлась по полировке
пианино пестрой тряпицей.— Сносят наконец-то, ордер уже на руках...
Вы смотрите, смотрите, может, приглянется.
Константин, выключи телевизор! Да на людей