Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 57



— Португалия, например…

— Вы не можете не знать, что я был направлен туда герцогом Филиппом, чтобы написать портрет инфанты Изабеллы.

— Красивой женщины, впрочем. Однако этому путешествию уже несколько лет. А мне известно, что вы только что прибыли из Лиссабона.

Художник промолчал.

— Это правда?

Ответа не последовало.

Гигант немного выждал, прежде чем снова приступить к допросу:

— Если вы не против, я хотел бы осмотреть вашу мастерскую.

На этот раз видимое спокойствие вдруг покинуло Ван Эйка.

— И вопроса быть не может! Никому, кроме моих близких, не разрешено туда входить. Вот уже десять лет, как я пользуюсь в этом городе всеми правами буржуа, и хорошо знаю, что со мной нельзя обращаться как с иностранцем!

— Забавно, что вы затронули эту тему. Представьте, прежде чем прийти к вам, я навел справки в городском реестре. В нем вы не записаны.

— Что вы сказали?

— Правду. Я ничего не нашел, разве что дату: 9 сентября 1434 года, имя и место рождения, похожие на ваши: Ян. Но Ян де Тегг, родившийся в Маесейке департамента Льеж. И следа нет некоего Ван Эйка.

— Абсурд! Я тоже родился в Маесейке, мной уплачена пошлина в размере ровно двенадцати ливров. Все это просто смешно. Как бы то ни было, ноги вашей не будет в моей мастерской!

— Образумьтесь. Бальи облечен полной властью.

Художник выпрямился:

— А у Ван Эйка ее еще больше! Никто, слышите, никто не будет копаться в моей личной жизни! Еще меньше — в моих творениях.

— Вы совершаете большую ошибку. Бальи…

— Мне наплевать на бальи! Передайте ему от моего имени: если он станет настаивать, то будет иметь дело уже не со мной, а с самим герцогом. Все ясно?

— Да. Я знаю о ваших связях с Бургиньоном. Вы на короткой ноге с сильными мира сего, это очень большая власть. Позвольте мне воззвать к вашей совести.

— Я единственный судья своей совести. А теперь я буду вам весьма признателен, если вы покинете этот дом.

— Что ж, вы здесь хозяин.

— Мэтр! Мэтр Ван Эйк!

Он указал пальцем на дверь. Ян заметил, что его рука дрожала.

Ледяным тоном гигант произнес:

— Я с вами прощаюсь. Но я еще вернусь… — И он умышленно сделал ударение на последнем слове: — минхеер.

Ван Эйк пришел в себя, только услышав звук захлопнувшейся входной двери.

— Этот тип либо сумасшедший, — пробормотал он, — либо бессовестный, что одно и то же. — Сжав кулак, он властно произнес: — Тилль Идельсбад… Герцог запомнит это имя!

Ян обошелся без комментариев. В его памяти крутилась фраза, сказанная накануне Петрусом Кристусом: «И на этот раз — человек из нашего братства…» Откуда, черт побери, он знал, что тот мертвец был художником? До визита агента никто этого не знал. В конце концов, этим убитым на улице Слепого осла мог оказаться кто угодно. Как же он-то узнал?

Ян приоткрыл рот, чтобы задать этот вопрос художнику, но в этот момент, привлеченная голосами, вошла Маргарет.

— Что случилось, друг мой? Ваш гнев, должно быть, долетел до Бурга!

— Все дело в этом мужлане! Он вывел меня из себя. У него препротивнейшая манера задавать коварные вопросы, она граничит с невежливостью.

Маргарет указала на Яна:

— Я почему-то уверена, что это все из-за него.

— Из-за меня?

— Да брось ты, моя милая. Ян не имеет к этому никакого отношения.

На лице ее все же появилось сомнение.

— Хотела бы надеяться. Но от этого мальчишки всего можно ждать. — Повернувшись к двери, она напомнила: — Скоро начнется месса. Мы уже опаздываем.

Когда они вернулись из церкви Сен-Клер, их ожидала новая неприятность. Подойдя к двери, художник вставил в замочную скважину ключ и тут же убедился в тщетности своих усилий: дверь была уже открыта.

— Это еще что такое?.. — проворчал он. — Кателина забыла закрыть ее?



Он первым переступил порог, его одолевали мрачные предчувствия. Что-то необычное витало в воздухе.

— Кателина!

Зов остался без ответа.

— Кателина!

— Может, ушла на рынок? — предположила Маргарет.

Ван Эйк прибавил шагу.

— Боже!…

На полу валялись осколки светильников, горка была взломана, исчезли шесть серебряных кубков, подарок герцога. Потрясенный художник бросился в другие комнаты. Повсюду царил необычайный беспорядок, будто ураган прошелся по дому, опустошив шкафы и ящики. Из располосованных матрасов и тюфяков вывалился пух, одежда была разбросана. Но в мастерской оказалось еще хуже: красители рассыпаны, чашечки перевернуты, мольберты сломаны, панно разбиты вдребезги. В одном из углов комнаты скорчилась Кателина, ее лодыжки и запястья были связаны, а изо рта торчал клубок шерстяных нитей.

— Господи помилуй! — закричал Ван Эйк. — Спеша на помощь к служанке, он на ходу приказал Маргарет: — Уведи детей!

Ван Эйк лихорадочно вынул кляп изо рта Кателины, освободил ее от веревок и помог встать.

— Что тут произошло?

Она икала, пыталась что-то выговорить, не в силах сдержать сотрясавшую тело дрожь.

— Да успокойтесь же… Теперь все в порядке…

Застыв на пороге, Ян со страхом наблюдал за сценой, убежденный в том, что ему снится кошмар.

— Так что же произошло? — повторил Ван Эйк.

— В это трудно поверить. Трое мужчин проникли в дом сразу после вашего ухода. Я слышала шаги, но подумала, что вернулась мадам Маргарет, забыв что-нибудь. Едва я вышла из кухни, как наткнулась на них. Я не успела понять, что со мной: один из мужчин, тот, что помоложе, бросился на меня с посохом…

— Вы хотите сказать, с палкой?

— Нет, — воспротивилась Кателина, — с посохом. Знаете, это что-то вроде большой трости с набалдашником, с которой ходят зарубежные паломники…

— Продолжайте…

— Я попыталась убежать. Мужчина ударил меня по голове, и я будто провалилась в черный колодец. Очнулась здесь, в мастерской. Кто-то на плохом фламандском орал мне в ухо: «Где ключ?» Он, конечно, имел в виду ключ от…

— Проклятие! — вскричал Ван Эйк, охваченный ужасом.

Он рывком повернулся к двери «собора». Она была закрыта, но наличник находился в жалком состоянии, болтался на двери почти оторванный, сломанное лезвие кинжала торчало из щели между дверью и косяком.

— Успокойтесь, им не удалось туда войти, и из-за этого они разъярились, особенно тот, который, похоже, был у них за старшего. С ужасным акцентом он все время спрашивал у меня: «Где ключ?» Я поклялась всеми святыми, что у меня его нет — и это правда, — что вы всегда носите его с собой. Если бы он мне поверил, его гнев не был бы таким страшным. Он выхватил у своего сообщника посох и начал крушить все, что попадалось на глаза.

— Но что они искали? — воскликнул Ян. — Ведь здесь нет сокровищ!

Ван Эйк одернул его:

— Продолжайте, Кателина.

— Это все. Они связали меня и оставили в углу, где вы меня и нашли.

Она перевела дыхание и указала на место за верстаком.

— Собираясь уходить, старший подошел туда и неразборчиво написал что-то.

Ван Эйк обернулся и прочитал на стене: «Tras las angustias de la muerte, los horrores del infiemo! Volveremos!»

Он помолчал, потом негромко произнес:

— Это должно было случиться…

Изумленный Ян хотел спросить, что написано на стене, но предпочел промолчать.

Художник принялся кружить по мастерской, точно попавший в западню зверь. Никто не понимал, что замышляется в его мозгу, какие мысли сталкиваются в нем. Он наконец вышел из задумчивости и подошел к двери, чтобы осмотреть ее. Попробовал вытащить остаток лезвия, но это ему не удалось.

— Ян, — приказал мэтр, — быстро сходи за Ван Блоском, слесарем. Скажи ему, чтобы явился немедленно. Ты понял? Немедленно!

— А если он занят?

— Мне плевать! Я заплачу, сколько он запросит! Беги же, быстрей!

Оставшись один, он погрузился в горестные размышления. «После смертных мук — ужасы ада! Мы вернемся!»

Испанцы… почему? Кто им рассказал? Самое время повидаться с герцогом Филиппом. Может быть, он сумеет найти объяснение. А пока нужно принять кое-какие меры предосторожности. Ван Эйк открыл один из ящиков, вынул из него чистый веленевый лист, чернильницу, перо и стал писать…