Дни и ночи

— Браво! Если учесть, что в ту эпоху люди считали, что рыночная стоимость мяса равна нулю!

— Куда уж там! Лошади и быки, которых забросили первые поселенцы, разочарованные тем, что не нашли золота, легко дали потомство, и через пару сотен лет появились гигантские стада, на которые ни у кого не было никаких прав собственности. Кроме того, спрос был явно ниже предложения: быки в основном ценились за их жир и шкуру.

— Что ж, это уже два экспортных продукта… А мясо? Рикардо продолжил:

— Вы попали в самую точку. Правда, я забыл упомянуть об одной немаловажной детали. Мой дед был влюблен во Францию. Причины я не знаю, но слово «Франция» постоянно было у него на устах. Всю жизнь он прививал своим близким эту любовь, и вполне естественно, что он привлек к своим планам француза, построившего ему дом в парижском духе. Француза звали Жюль Дормаль, он был известным архитектором, коренным парижанином. Отель-то построил он.

— Чудесный отель. Но я все еще не вижу связи между его страстью и успехом.

— Я к этому подхожу. Дедушка никогда не упускал случая пообщаться с французскими эмигрантами, к какому бы слою общества они ни принадлежали. От одного из знакомых он и услышал о некоем Шарле Теллье, блестящем инженере родом из Амьена, родственнике барона Осомана.

Американец восхищенно присвистнул.

— Барон?

— Разумеется. Настоящий дворянин. Такие существовали, да и сейчас существуют во Франции и в старинных монархических кругах Старого Света. По совету Осомана Теллье занялся изучением и практическим использованием промышленно вырабатываемого холода с целью получения искусственного пищевого льда. Он изобрел различные приборы, создал, в частности, холодильную компрессорную установку, которая позволяла без всякого риска консервировать портящиеся продукты питания. Дед сразу сообразил, какую выгоду можно извлечь из подобного открытия. Неудивительно, что он сел на первый же пакетбот, отправлявшийся в Гавр, только для того, чтобы встретиться с французским инженером.

— Свалился ему как снег на голову!

— Не знаю всех деталей этого дела. Скажу только, что через несколько лет Эмилио самолично финансировал рейс из Руана в Буэнос-Айрес судна с символическим названием «Рефрижератор». На борт Теллье погрузил тонну свежего мяса, поместив его в камеры, охлажденные до нуля градусов. Двадцатью днями позже мясо прибыло в порт назначения превосходно сохранившимся. Но вкус его оставлял желать лучшего. Нимало не разочарованный первой неудачей, дед продолжил разработку нового способа хранения и привлек к работам еще одного французского инженера, некоего Фердинанда Kappe. Вложил он деньги и в новый пароход «Парагвай», показавший отличные результаты. В этот раз благодаря новой системе мясо уже хранилось не при нуле, а при минус тридцати. Успех превзошел все ожидания. В этот день родилось предприятие «Карре, Вакаресса и компания». Немедленно приступили к строительству целого флота кораблей-холодильников. Ну, о последствиях вы догадываетесь…

— Дождь долларов!

— Знаете, как у нас говорят? «Мир создал Бог, а Аргентину — люди». Хотя это и преувеличение, но небезосновательное. Не Богу пришло в голову перевезти через моря и океаны голландскую корову, чтобы скрестить ее с аргентинским быком. И тем более не Бог вдохновил аргентинских производителей, привыкших разводить английские породы.

— Вот именно, не Бог, а Эмилио Вакаресса. Рикардо развел руки в знак покорности судьбе.

— Вот так!

— Склонен думать, что ваш покойный отец тоже приложил руки к увеличению семейного состояния.

— Да, и с таким же талантом. — И добавил несколько тише: — Может быть, с большим, перестарался…

— Чувствую критику.

Рикардо сделал вид, что не расслышал. А его собеседник продолжил:

— Скажите, какое чувство испытываете вы, будучи единственным сыном богача?

— Надоело. К моему стыду признаюсь, работа мне наскучила. А следовательно, мне остается только благодарить богов за такое имение. И не только потому, что оно приносит доход. Камень, земля священны. Да, они дают власть, но самое главное — они хранят память обо всех планах и усилиях людей, которых сегодня уже нет с нами. — Улыбаясь, он поспешил уточнить: — Еще одна причина, по которой я никогда не расстанусь с этим достоянием. Есть и последний довод, чисто символический. Вам, конечно, известно, что за церковью находится кладбище. Последний след иезуитских миссионеров, основавших это поселение более трех столетий назад.

— Ожидая вас, я посетил его сегодня утром.

— Именно там и покоится моя семья. Именно там они и хотели быть похороненными. Мысль, что там могут оказаться чужие могилы, для меня невыносима.

Американец весело рассмеялся:

— Не хотел бы вас шокировать, дружище: мертвые, где бы они ни были, не обращают внимания на такие тонкости.

— Мертвые — может быть, Джон. Живые — нет. У вас есть несносная привычка забывать: я еще жив.

— Сеньор Вакаресса, вам не темно? — спросила молоденькая женщина. Она стояла, хрупкая, в льняном платьице, со свечкой в руке. Разговорившись, оба мужчины не заметили, что уже наступила ночь и почти ничего не было видно.

— Конечно, Сарита, конечно.

Он взял свечу и вставил ее в висячую лампу. На стенах заплясали тени.

— Паоло просил передать, что ужин подан, сеньор, — сказала Сарита.

— Великолепно! — воскликнул американец. Дополняя свой восторг, он смачно плюнул через перила веранды. — Хорошее дельце, хорошее асадо3, о чем еще мечтать?

Рикардо удовлетворенно махнул рукой. Вероятно, только учтивость помешала ему ответить, что если в Аргентине станки немецкие, железная дорога и одежда английские, чернорабочие — итальянцы, архитекторы — французы, то плохое воспитание — североамериканское. Слава Богу, этот джентльмен завтра уезжает.

Первые лучи восходящего солнца едва начали растекаться по равнине, а гаучо и пеоны уже приступили к работе. Клеймение телок и нетелей, сбор скота для перегона на новые пастбища, осмотр стад и отар, и, когда приходило время, стрижка овец. Пчелиный улей был в возбужденном состоянии, так что поместье жило под аккомпанемент непрекращающегося жужжания.

Рикардо запустил пальцы в гриву своей кобылы. Американец не ошибался: это было чудесное поместье. Рикардо любил эту землю, ее запахи, ее очаровательное волшебство.

— Сеньор, не желаете насладиться сном наяву?

Рикардо оглянулся через плечо. Его уже догнал всадник. Горацио… Давненько не видел он этого гаучо. Месяцев шесть? А может, больше? Он все еще выглядел крепко сбитым здоровяком с бычьей шеей. Кое-кто посчитал бы его стариком. Никто не знал, что у него на душе, какие мысли скрывались под маской невозмутимости. И все-таки Горацио был, конечно, очень близок ему, так же как и самонадеянный Паскуаль. Оба они знали его родителей, да и выросли в семье Вакарессы. Оба служили отцу Рикардо верой и правдой.

— Какой сюрприз, друг. Наконец-то ты вернулся к нам.

— Приход, уход… До дня, когда больше нет желания возвращаться. Такова жизнь. Вы взглянете, сеньор?

— Где он?

Горацио показал пальцем на загон, в котором бегал черный жеребец, полнокровный и сильный.

— Действительно, он великолепен. Когда вы его поймали?

— Вчера вечером, в нескольких лье отсюда. Рикардо пришпорил свою кобылу и перед загоном соскочил на землю. Дикарь, очевидно, почувствовал присутствие нового человека, так как стал коситься, издавая ржание, тело его дрожало мелкой дрожью.

— Истинно черт! — восхитился Горацио.

Любопытство отразилось на лице Вакарессы. Горацио сразу понял, в чем дело:

— Нет, сеньор!

— Отчего же?

— Дайте нам время хотя бы объездить его немного. Он с норовом.

— Вы испортите мне все удовольствие.

— Сеньор Вакаресса! Рикардо приказал:

— Оседлайте его!

— Сеньор…

— Оседлайте!

3

Блюдо из жареного мяса.