Дни и ночи

26

Сумерки опускались на море. Скоро станет совсем темно.

— Который час? — спросил Влазаки. Рикардо даже не нужно было смотреть на часы.

— Пятнадцать минут седьмого.

На террасе таверны не было ни души. Внизу рыбаки собирались выйти в открытое море. Художник предложил Рикардо сигарету.

— Нет, благодарю, — отказался тот. — В последние дни я и так слишком много курил.

У аргентинца было озабоченное, серьезное лицо, но казалось, он вполне владел собой.

— Восхищаюсь я вами, — доверительно сказал Александр. — Все, что вы делаете, достойно уважения.

— Неужели?

— Все мы видим сны. Но многие ли превращают сны в явь?

— Но многие ли жили, как я? Флора — вы теперь знаете, о ком я говорю, — Флора мне сказала однажды, что я родился под счастливой звездой. Она была права. Мне здорово везло, правда. Никогда я не набрался бы сил, чтобы двигаться вперед, если бы не встретил нескольких людей. — Он перечислил: — Янпа, Горацио, Толедано, Паскуаль, Флора, Майзани и даже вы. Я не открою ничего нового, сказав, что некоторые встречи заставляют перестраиваться гораздо быстрее, чем тысяча разговоров. Повторяю: мне здорово везло.

— Очень великодушно с вашей стороны причислить к этим достойным людям и меня, но, право, не понимаю, чем я мог способствовать развитию событий.

Помолчав, Александр спросил:

— Вы верите, что она придет?

— Я хочу в это верить.

— В конце концов, эта Дора могла принять вас за безумца.

— Не исключено, но я даже думать об этом не хочу.

— Почему, черт побери?

— Понятия не имею почему. — Рикардо произнес это с оттенком отчаяния и тут же продолжил: — Может, потому, что я убедил себя: она тоже обо всем знает.

Художник недоверчиво покосился на него. Рикардо уточнил:

— Не сознательно, не отдавая себе отчета. Ее реальное «я» должно видеть меня таким: безумец, ясновидящий. Тем не менее ее скрытая сущность, спрятанная в глубине души, — та, которой три тысячи лет, — чувствует истину. — Он сделал паузу, потом спросил: — Не думаете ли вы, что можно носить в себе отпечатки другой жизни и не дать им заявить о себе?

Художник скептически поморщился:

— Если перевоплощение и существует — а ваша история тому доказательство, — то у большинства людей, а вернее, почти у всех нет воспоминаний об их прошлой жизни. А чем Дора отличается от других? Допустим, она действительно является женщиной из ваших снов, но я не понимаю, почему она должна знать то, что недоступно простым смертным.

— Что вам ответить? Вы, вероятно, правы. Однако…

— Да?

— Возможно, мое присутствие, мои слова помогут ей что-то вспомнить. Ну а если этого не произойдет сразу, хочется верить, что подсознание сделает это за нее. — Рикардо вздохнул: — В любом случае, мой друг, вы понимаете, другого выхода у меня нет. Я могу только надеяться.

Художник одобрительно кивнул:

— От всего сердца желаю вам успеха. А сейчас я должен вас покинуть — умираю от усталости. Завтра с рассветом я уезжаю. Хорошо еще, что для нас нашлись комнаты в гостинице при таверне. Никогда я так сильно не хотел лечь в кровать.

— Возница сдержит свое слово? Вы уверены, что он не смоется?

— Смоется? Не дождется обещанных вами денег? — Он похлопал по карману своего пиджака. — Ключ от его счастья — здесь. Вы были более чем щедры. У нас говорят: «Богатый, как аргентинец». Вот уж не думал, что поговорка эта настолько правдива.

Рикардо вынул из портмоне записку.

— У меня нет конверта. Здесь — несколько слов для Майзани. Как только прибудете в Пирей, не откажите в любезности отправить это по почте. Адрес на обратной стороне, напишете его на конверте.

— Разумеется. Будьте спокойны. Все будет сделано. — Он поднялся.

— Минуточку! — Рикардо тоже встал. Взял руку художника. — Что бы ни случилось, знайте, я не забуду того, что вы для меня сделали. Только что вы, кажется, удивились, когда я упомянул вас в числе людей, оказавших влияние на мою жизнь. И тем не менее это так. Вы довели меня до самого конца моих поисков. Вы были терпеливы и великодушны. Но особенно, и это самое главное, вы ни разу не посмеялись над моей безумной затеей. За все это я вам очень признателен. Спасибо.

Глаза Влазаки увлажнились. Он помолчал, потом сказал:

— Если уж кто-то должен выражать признательность, так это скорее я. Во время наших странствий я был рядом с вами, но не один. Со мной был Ставрос. Благодаря вам я понял, что может существовать нечто другое, по ту сторону смерти, что наша жизнь не заканчивается абсурдно и безвыходно. Есть какой-то мир за зеркалом. Не знаю, куда он ведет, но теперь я уверен в его существовании. Ставрос живет, только где-то в другом измерении. Мне лишь надо научиться видеть его.

Как только Влазаки ушел, Вакаресса обхватил голову руками. Теперь он был совсем один. Один, подобно воину, оставшемуся без оружия перед решающей битвой. Пока художник был рядом, он поддерживал его. Александр ушел, а вслед за ним уходили и силы.

Рикардо достал из кармана маленький кожаный мешочек, вытащил из него изумруд.

«Будущего шамана творит природа. Он должен преодолеть огромные расстояния, забраться на горы и побывать в незнакомых землях, пока не встретит Таматзина, волшебного оленя».

Судьба распорядилась так, что Рикардо вынужден был следовать по пути, предначертанному Янпой. Ему осталось лишь взобраться на последнюю вершину, почему бы не на гору Ида? Может, там находится волшебный олень?

Углубившись в размышления, он не заметил, как она вошла. Он только услышал голос:

— Добрый вечер, месье Рикардо.

Вакаресса быстро сунул изумруд в карман и так же быстро встал.

— Добрый вечер, Дора.

Она была не одна. Ее сопровождал мужчина в очках и белой фетровой шляпе.

— Знакомьтесь. Профессор Альберто Криспи. Вы аргентинец, а он итальянец. Вы должны поладить.

Рикардо вздрогнул от мысли, что этот человек мог быть мужем Доры. Возможно ли такое? Криспи лет на двадцать старше ее. Трудно было представить, что она могла выйти замуж за эти окуляры и округлый живот.

Рикардо протянул профессору руку.

— Интересно, что делает аргентинец в этом захолустье? — спросил тот.

— Удовлетворяет свою страсть к открытиям.

— В таком случае, — заверила Дора, — лучшего места вам не найти. Профессор Криспи — один из самых авторитетных археологов. Он с удовольствием ознакомит вас с нашими раскопками. — Она с игривым видом повернулась к итальянцу: — Не так ли, профессор?

— С радостью. Вы прибыли как нельзя более кстати. Завтра мы приступаем к работе над старым дворцом. Вы убедитесь, насколько чудесен Фест.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Вы уже нашли себе приют?

— В этой таверне.

— Вам повезло. Сами мы ночуем в палатках, признаюсь, это не лишено некоторой приятности.

Это уж слишком… Уйдет он наконец или останется с ними?

Археолог, должно быть, уловил нетерпение Рикардо.

— Ну что ж, я вас оставлю. Скоро придут мои коллеги. — Он нежно обнял Дору за плечи и хитрым тоном произнес: — Вверяю ее вам. Позаботьтесь о Доре, она мне очень дорога. Кстати, не знаю вашего имени.

— Рикардо Вакаресса.

— Очень рад, сеньор Вакаресса. До завтра!

— Как видите, — сказала она, сев на один из плетеных стульев, — я сдержала свое слово.

Он не ответил. Его внимание привлек журнал, уголок которого торчал из ее сумки.

— Это греческий журнал?

— Конечно же, нет, — шаловливо возразила она. — Вы что, думаете, в Фесте все читают только «Харперс базар»? — Она сразу продолжила: — Умираю от жажды. Я бы выпила стакан узо. А вы?

— Признаться, я предпочитаю вино. Я вырос среди виноградников. Этим все и объясняется.

Рикардо окликнул хозяина, Дора сделала заказ.

Под ними в море мерцали фосфорные лампы, подвешенные на мачты рыбацких лодок.

— У вас усталый вид, месье Рикардо.

Он привстал, поразившись этому проявлению внимания.