Страница 17 из 28
— Два совершенно разных рассвета, — ответила Лесли.
— Не два рассвета, — поправила Пай. — Художник создает не рассвет, а…
— Ну, конечно! — воскликнула Лесли. — Художник создает только картину!
Пай кивнула.
— Рассвет — это реальность, а картина — это то, что из этой реальности создаем мы? — переспросил я.
— Именно! — подтвердила Пай. — Если бы каждый из нас создавал свою собственную реальность, представляете какой бы царил хаос? Реальность была бы ограничена только тем, что мог бы придумать каждый из нас!
Я кивнул и попытался представить. Как же создать рассвет, если я, к примеру, его никогда не видел? Что делать с черным ночным небом, когда начинается новый день? Не забыл бы я вообще про смену дня и ночи?
А Пай продолжала.
— Реальность не имеет ничего общего с видимым миром, открытым нашему ограниченному зрению. Реальность — это воплощенная любовь, чистая совершенная любовь, стоящая вне пространства и времени.
— Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько слитыми с миром, со всей вселенной, что вас переполняла любовь? — она смотрела на нас. — Это и есть реальность. Это и есть истина. А что из этого творим мы, зависит только от нас, как изображение рассвета зависит от художника. В вашем мире человечество отошло от истинной любви. Оно живет ненавистью, борьбой за мировое господство, желанием рискнуть существованием самой планеты для достижения сиюминутных целей. Если и дальше так пойдет, истинного рассвета никто уже не увидит. Он, конечно, никуда не исчезнет, но люди Земли о нем ничего не узнают, а потом даже рассказы о его красоте сотрутся из их памяти.
«Бедная Машара, — подумал я. — Неужели твое прошлое станет нашем будущим?»
— Но как мы сможем принести в наш мир любовь? — спросила Лесли. — Он полон угроз и страха… в нем так много убийц.
Пай на секунду умолкла, а затем нарисовала на песке небольшой квадрат.
— Представим себе, что мы живем в ужасном месте — Городе Страха,сказала она, прикоснувшись к квадратику. — И чем дольше мы там живем, тем меньше он нам нравится. Там царят насилие и хаос, нам не нравятся его жители, то, как они делают свой жизненный выбор. Город Страха для нас вовсе не родной дом!
От квадратика она провела длинную волнистую линию, которая петляла по песку, но в конце упиралась в кружок.
— Поэтому однажды мы отправляемся в дорогу в поисках Города Мира.
— Она вела пальцем вдоль всей нарисованной извилистой линии, следуя всем изгибам и поворотам. — Мы поворачивали налево и направо, мчались по автострадам и продирались напрямик, идя по маршруту, проложенному нашими лучшими надеждами. И вот, наконец, мы попали в это тихое прекрасное место.
Она показала на кружок, символ Мира, и начала втыкать вокруг него сосновые веточки.
— В Городе Мира мы нашли свой дом, а чуть позже узнали: его жители ценят именно то, что и привело нас сюда. Каждый шел своим путем в тот город, где жители избрали для себя любовь, радость и доброту, обращенные на своих соседей, на город и на всю планету. Нам не было нужды уговаривать кого-либо из Города Страха отправиться в путь вместе с нами, и не надо никого убеждать, кроме нас самих. Город Мира уже существует, любой, мечтающий о нем, может попасть туда, когда пожелает.
— Люди Мира узнали, что ненависть — это любовь, не знающая истины. Зачем лгать, заставляя нас сражаться и убивать друг друга, если истина в том, что мы все — одна единая жизнь? Жители Города Страха вольны выбрать разрушение и смерть, а мы — свободны в нашем выборе мира.
— Со временем и другие жители Города Страха могут устать от насилия и своим путем прийти в наш город, позабыв о жажде разрушать. Если они все сделают этот выбор, Город Страха станет городом-призраком.
Она начертила на песке восьмерку, Города Страха и Мира соединила гладкая дорога.
— Настанет день, когда жители Города Мира вспомнят о былом и из любопытства отправятся поглядеть на заброшенный Город Страха. Тогда выяснится, что после ухода последнего человека, предпочитавшего не строить, а разрушать, истинная реальность стала опять видна: на месте зловонной клоаки журчат родники, вырубки и карьеры шумят молодыми лесами, в чистом небе поют птицы.Пай посадила несколько веточек в обновленном городе. — И люди Мира уберут покосившийся въездной знак: «Город Страха», а вместо него повесят новый: «Добро пожаловать в Город Любви». Некоторые вернутся, чтобы убрать мусор, перестроить все на основе доброты и нежности, поклявшись, что впредь город будет верен своему новому названию. Видите, мои дорогие, все зависит от того, какой мы делаем выбор!
В этом необычном месте ее слова звучали очень убедительно.
— Что можете сделать вы? — спросила себя Пай. — В большинстве миров перемены не происходят внезапно, по мановению волшебной палочки. Чтобы изменить свой мир, надо вначале перебросить хотя бы узенький мостик через пропасть, разделяющую страны, например в вашем мире — это выступления в Америке первых советских танцоров и певцов. Так, мало-помалу вы должны постоянно делать выбор в пользу жизни.
— А почему не изменить все разом? — удивился я. — Разве невозможно добиться быстрых перемен?
— Конечно, возможно, Ричард, — ответила она. — Перемены происходят каждую секунду, ты их просто не всегда замечаешь. Твой мир с первыми надеждами на мирное будущее столь же реален, как и твой параллельный мир, который погиб в 1962 году, в первый же день войны. Каждый из нас выбирает судьбу нашего мира. Но вначале должны произойти перемены в наших умах.
— Тогда выходит, что я сказал молодому лейтенанту правду! — воскликнул я. — В одном из параллельных миров Советы не пошли на попятную. И я начал ядерную войну.
— Конечно. В картине мира в том году обрываются тысячи дорог, тысячи Ричардов из параллельных миров выбрали смерть. А ты нет.
— Но постой, — сказал я. — Ведь в тех альтернативных мирах погибли и невинные люди, просто попутчики, которые никакого выбора не делали?
— Нет, Ричард. Они сами выбрали свою смерть. Одни — тем, что просто устранились от выбора — им было все ровно; вторые думали, что лучшая защита это нападение; а третьи выбрали смерть.
Она замолчала и тронула кружок с крошечными деревцами.
— Если мы выбираем мир, то мы живем в мире.
— А можно как-нибудь поговорить с людьми из альтернативных миров, чтобы мы могли узнать, чему научились они? — спросила Лесли.
— Именно этим вы сейчас и заняты, — улыбнулась Пай. — Если хотите, то можно поговорить и с любой другой частицей вашей души. Способ не слишком загадочный, но довольно надежный. Представь, Ричард, своего духовного двойника, с которым ты хотел бы поговорить, представь, что задаешь вопрос и слышишь ответ. Попробуй.
Почему-то я вдруг занервничал.
— Я? Прямо сейчас?
— А чего ждать?
— Глаза закрыть?
— Если хочешь.
— Может, надо сделать что-то такое особенное?
— Ну, если тебе так будет легче, — сказала она. — Сделай глубокий вдох, представь, что открывается дверь, а за ней комната, залитая разноцветными огнями, и в ней сидит твой собеседник. Или, не надо огней, представь, что ты слышишь голос; иногда звуки легче представить, чем образ. А можешь обойтись даже без звуков — просто ощути, что его сознание слилось с твоим. Если не хочешь использовать интуицию, представь, что первый встречный на дороге передаст тебе нужный ответ, и задаст свой вопрос. А можешь использовать свое заветное волшебное слово. Сделай, как тебе больше нравиться, напряги воображение.
Я выбрал образ и заветное слово. Закрыв глаза, представил, что как только его произнесу, увижу перед собой своего двойника, который скажет мне то, что мне надо сейчас узнать.
Я расслабился, перед мысленным взором проплывали облака, окрашенные в мягкие тона. «Как только скажу свое слово, сразу его увижу, — думал я. — Спокойнее, спешить некуда. Облака плывут».
— Единственная, — сказал я.
Словно открылся затвор фотоаппарата, и я увидел: на скошенном поле, у крыла старенького биплана стоял человек. Солнце сияло из-за его головы, и лица я не разобрал, но голос прозвучал громко, будто он сидел рядом с нами на берегу горного озера.