Пьяная Россия. Том второй

– Накупили автомобилей, нелюди, а после не знают, как проехать, – бормотал он себе под нос.

Вслед за ветродуем и снегопадом наступила тишь. Звезды высыпали на небе. Мороз крепчал. За одни только сутки столбик термометра опустился ниже двадцати градусов. В городе опять началась паника, лопались старые, выслужившие свое, трубы. Целые районы замерзали. Температура, между тем, опускалась. Ниже тридцати, ниже сорока. Дом трещал, обе печи топили и, сменяя друг друга, отец с дочерью, поддерживали тепло.

Сквозь замерзшие окна не было видно насколько холодно на улице и радио смолкло. Напрасно отец крутил переключатели, ни один русский канал не вещал, а прочих, заграничных, маленькое радио осилить не могло.

Так прошел месяц. После миновал второй и в канун Нового года отец откупорив бутылку домашней наливки неожиданно разрыдался:

– Даже президент с праздником не поздравит! – пояснил он испуганной его слезами дочери.

А напившись пьяным, выдал:

– Одни мы с тобой остались, вот придет весна, Россия оттает, а тут на тебе и прикатят инстервенты, все трупы схоронят, нас с тобой в рабство загонят!

– Куда? – переспросила она.

– На галеры! – сердито отрезал отец и полез на полати спать.

Замечание отца ее встревожило и она беспокойно закрутилась возле радио пытаясь поймать хоть один живой голос, но лишь треск и неразличимый шум был ей ответом.

На следующее утро она решилась. Оделась плотнее, закрыла лицо шарфом, прошла в сени, к входной двери, долго отдирала, дверь сильно обледенела.

Она вышла, прищурилась. Снег под лучами зимнего солнца сверкал и переливался. Ледяные дома вокруг не подавали признаков жизни, дым вился только над трубой их дома. Это отец топил русскую печь и одновременно варил в чугунке гречневую кашу.

Мороз пробирал, ей сделалось холодно, замерзли руки и она вернулась, обратно в сени. Пока она совершала нехитрые действия по открыванию и закрыванию дверей, вся закоченела и вынуждена была прижаться к горячему боку печки, чтобы согреться. На улице она пробыла от силы минуты две-три.

– Ну? – коротко спросил отец.

Она рассказала об увиденном.

На следующий день она сумела добраться до уличного термометра, что висел на оконной раме. Сквозь замерзшие окна, изнутри избы, не было видно значения температуры, но тут, на вольном воздухе она осторожно заглянула и чуть не упала, пораженная. На градуснике было ни много, ни мало, но минус пятьдесят шесть градусов по Цельсию.

Едва добежала до печки, прильнула к теплому боку «матушки». Выслушав, отец с горечью произнес:

– А в преисподней с точностью до наоборот, всегда плюс пятьдесят шесть. Нам бы чуточку их тепла, чай не обеднеют!

– И как это сделать? – привыкшая к действиям, а не рассуждениям, спросила она.

– А окошки открыть, – оживился отец. – Всего лишь окошки, они и не заметят!

– Владыка заметит! – угрюмо возразила ему она.

– Оправдаемся! – уверенно заявил отец.

В тот же день они открыли одно окошко. Особых усилий для этого не потребовалось, как всегда в таких случаях лишь желание и сосредоточенная мысль.

Луч тепла из преисподней, до которой, как известно, из нашего мира рукой подать, всего лишь полметра, упал на крышу дома. Через час с замерзших стекол уже сползли последние ледышки и обнаглевший от такой роскоши отец, стоя на крыльце, заявил о своем намерении дочери.

– Ты с ума сошел! – испугалась она.

– Не боись, прорвемся! – засмеялся отец и в тот же день расширил луч так, что луч накрыл волной тепла всю территорию России.

В январе началась оттепель, ожили растения и те, немногие, уцелевшие люди, похоронив своих замерзших родных, друзей, соседей принялись размышлять, что же делать дальше? Шло время и в Россию понаехали представители южных народов.

Наступила весна. В согревающей энергии тепла преисподней уже не было нужды и отец неохотно закрыл окно, сетуя на то, что раньше, пока были живы его соотечественники, не додумался отогнать стужу таким простым для любого колдуна способом… Теперь же приходилось пожинать плоды своего безумия, на каждом углу звучала тарабарская речь и орды «черных» заполонили русскую землю.

– Погоди-ка, бабушка, – перебил тут ее Алексашка, – в годы твоей юности был Советский Союз и какие еще инстервенты, где они?

Бабушка поправила сползшие на кончик носа очки, тяжело вздохнула, впрочем, не отставая от молодежи ни на шаг:

– История повторяется, Алексашка. И в прошлую цивилизацию, и в позапрошлую был Советский Союз, который распался, и была Россия.

– Ничего себе, – Алексашка даже остановился, – ты помнишь свою жизнь из прошлой цивилизации?

– Все мы помним, – кивнула печальная старушка, – но не все это понимают.

– Пришли! – коротко доложил Магик.

Перед ними высился золочеными куполами и башенками огромный монастырь.

Колдуны, почтительно прижимая правую ладонь к сердцу, поклонились вышедшему к ним высокому седобородому монаху. Под пронзительным взором монаха чувствовалась такая сила, что Кока, самый слабый из группы пришедших, закачался.

Келья монаха не уступала в уюте лучшим комнатам благоустроенных квартир, когда-либо виденных колдунами.

Оклеенная голубыми обоями с белыми облаками, украшенная синими кружевными занавесками, комната создавала иллюзию воздушных потоков. Гости разулись в дверях и босиком перешли на шерстяной палас синего цвета, чтобы присесть на стулья, расставленные вдоль стены. Стулья, обыкновенные, деревянные, тем не менее, были обтянуты голубыми чехлами для мебели. Обстановка комнаты казалась пришедшим изумительной. Конечно, в красном углу присутствовал иконостас, но тут же ширма в тех же голубых тонах, с теми же белыми облаками скрывала постель монаха от взоров случайных посетителей.

У окна стоял большой письменный стол накрытый белой кружевной скатертью. Над столом в два ряда виднелись книжные полки забитые толстыми фолиантами. И на столе, и на полках в изящных вазочках благоухали чудесным ароматом свежие белые розы.

Монах, не долго промолившись у иконостаса, дал время колдунам оглядеться и прийти в себя.

– А я-то думал, что монахи живут в сумеречных кельях, – шепнул Кока на ухо Миле.

Мила кивнула, подтверждая, что и она также думала.

– Может, желаете потрапезничать? – повернулся к гостям монах.

– Есть освященную пищу, – скривился Магик, – думаю, что не всем присутствующим это придется по вкусу.

Монах понимающе кивнул:

– Тогда к делу!

Магик коротко изложил суть вопроса.

Монах задумался, поглаживая бороду:

– Трудное дело. Но, может, обратимся к старшему демону? Меня тут каждый вечер посещает ведущий моего рода.

– Зачем? – вырвалось у Алексашки.

– Требует прекратить борьбу, – невозмутимо доложил монах, – негоже служить сразу двум господам и нет колдунам, переметнувшимся от Сатаны к Богу, прощения.

– На что же вы рассчитываете? – продолжал допытываться Алексашка.

– Надеюсь на заступничество Богородицы, – развел руками монах, – только на нее и уповаю!

Тут вступил в разговор Магик:

– Как вы уходите от внимания ангелов Бога?

– Никак, – опечалился монах, – уж больно они прилипучие!

Пожаловался он.

– Но я всеми силами демонстрирую им свой нейтралитет!

– Тогда отстают? – уточнил Магик.

– На время, – кивнул монах, – у них время течет по-другому. И потому выдержав атаку и оставшись в живых, многие колдуны могут прожить в этом мире с десяток лет спокойно…

– Но после опять нападут? – заголосил Алексашка, вспоминая недавнее нападение ангелов Бога и убийство людей в черном.

Монах коротко кивнул.

В подавленном настроении, они вышли из монастырских ворот.

– Ну, хватит! – выступил тут из тени ворот, человек в черном костюме. – Гении должны трудиться на благо государству!

– И вы нас защитите от внимания ангелов? – усомнился Алексашка.

Человек в черном смешался, но тут же нашелся с ответом:

– Подумаем! В конце концов и на ангелов можно управу найти!