Страница 49 из 51
Велосипед – два колеса, символизирующие демократию стиля жизни. В 1791 году граф де Сиврак построил селерифер – деревянную машину с конской головой, двумя колесами и сиденьем. Педалей у нее не было, зато был кураж у ездока и надежда на то, что потомки врубятся, как довести селерифер до совершенства. В 1995 году я съездил на дачу. Пытаясь найти в сарае рубанок, наткнулся на кладбище домашних велосипедов. Покопавшись в советской рухляди, выбрал наименее пострадавший от времени и ног моего деда уникальный экземпляр с одной работающей скоростью (из трех возможных) и двумя металлическими загогулинами на руле, пародировавших тормоза. Металлолом назывался «Туристом». С точки зрения новаций он недалеко ушел от изобретения графа де Сиврака. Хорошо, что хоть не деревянный. Я смотрел на него, как на беременную кошку, гадая, что скрывается за внешними формами этого существа.
Перемещения по городу напоминали путешествие героя компьютерных игр. Все вокруг намеревались меня сожрать, а я, как пронырливая оса, увиливал от хищных гадов. Особенно «возбуждали» спуски с мостов. Перестроение из ряда в ряд на велосипеде без тормозов занятие не для слабонервных. Особенно когда ты едешь у края дороги, а слева от тебя проносятся автомобили, для водителей которых ты являешься не больше, чем насекомым. Приходилось проявлять чудеса субординации, тестируя вестибулярный аппарат на прочность.
На «Туристе» я вояжировал из одного конца города в другой, потому что выяснил, что так все равно быстрее (и дешевле) чем на общественном транспорте. Ноги заметно окрепли. Высокие военные ботинки, бриджи до колен, безразмерная футболка и красно-желто-оранжевый ранец за плечами, который мне подарила знакомая модельерша, предварительно расписав его маслом и покрыв лаком. Так выглядел велорейсер Павлик в 20 лет.
Я вычислил места в городе, где пасутся стаи бездомных псин. В начале прошлого века для велосипедистов выпускались велодоги – специальные револьверы, чтобы отстреливаться от деревенских собак. Я бы с удовольствием заимел такую волыну, потому что в Питере хватает мест, особенно вдоль Обводного канала, где тебя так и норовит схватить за лодыжку дворняга размером с борова.
На втором курсе института мне пришлось зависнуть на несколько дней у приятельницы, жившей на Проспекте авиаконструкторов. Сейчас там метро выстроили неподалеку, а тогда это было тридевятое царство. Протусовавшись у нее изрядно, насмотревшись на потолок в мелкую трещинку, я отправился пасмурным утром в институт сдавать экзамен по высшей математике. Это был единственный за мою студенческую историю экзаменационный «хвост», который пришлось закрывать в сентябре. Когда я вошел в аудиторию, преподаватель-горец Павел Мкртычан, увидев мой прикид, спросил удивленно:
– Павель, ви что, виходя из дома, в окно не смотрите?
Когда я уезжал к приятельнице, было лето, а когда возвращался обратно, народ чуть ли не в ушанках ходил. За два дня температура опустилась на десять градусов. А Павлик в шортах и футболке, грязный и мокрый, потому что количество луж на дорогах превышает количество времени, которое требуется, чтобы их объехать и успеть на экзамен. Коленки в крови, потому что по дороге я сделал сальто-мортале через «Audi». Иной раз случается тебе ехать спокойно вдоль обочины, и вдруг водила впереди едущего авто решает припарковаться, и резко поворачивает руль вправо, не позаботясь мигнуть габаритами. Так было и в этот раз. Я влетел в капот и приземлился на дорогу, успев подумать, что сейчас меня будут ровнять с асфальтом серьезные парни с серьезными взглядами на дорожные инциденты. К счастью из салона выскочил старичок-боровичок, и, глядя на мои разбитые коленки, стал охать:
– Сынок, ты не ушибся?
Сынок, естественно, ушибся, распорол все предплечья и погнул и без того на ладан дышащее переднее колесо.
Экзамен был сдан почти автоматом, благодаря моему нетоварному внешнему виду.
«Турист» выдержал два сезона, после чего сдох. Года четыре мне пришлось быть пешеходом. Но душа требовала велосипед. Каждую весну накатывала демисезонная тоска, трансформировавшаяся в ипохондрию, бесконечную, как мафусаилов век. Вся моя жизнь протекает в центре. В этом районе города свет клином сошелся, и здесь невозможно перемещаться ни на чем, кроме как на роликах или великах, потому что автомобильные пробки затыкают улицы тысячами машин, а ходить пешком утомляет, во-первых, а во вторых, время – деньги. Поэтому я стал грезить о велосипеде с такой же страстью, с какой созревшая девственница мечтает о дефлорации. Денег не было, и я понимал, что придется опять разъезжать на ископаемом эпохи красных флагов.
Первый раритет был куплен за тысячу рублей у нечестного и флегматичного Свэна. Свэн оказался редкой свэньей. Как выяснилось, он продал своему знакомому усилитель, напихав туда предварительно целлулоида. Когда усилитель задымился, Свэн забрал его в починку и чинит до сих пор, денег не возвращая. Свое велосипедное средство передвижения он притаранил прямо к нам в редакцию, я проехался по коридору, удостоверившись, что колеса крутятся. Больше меня ничего не волновало, потому что человек вроде как был не чужой – можно доверять. Через два дня во время пересечения Сенной площади у велосипеда отвалилась педаль, и полетело устройство переключение скоростей. Мать твою, мать твою, жизнь говно. Поднимать гам из-за тысячи рублей не хотелось. Поэтому гам не поднялся, оставшись лежать на дне обиды.
Второй раритет я купил на толкучке, известной всему велосипедному сообществу Питера. Располагается она на улице Короленко, через улицу от Моховой, на которой я тогда жил, и случается по четвергам. У меня было две проблемы: катастрофическая нехватка денег, и стойкое нежелание покупать велосипед китайской сборки. Хотелось что-нибудь типа «Старт шоссе»: дешево и сердито. У почтенного пенсионера за две с половиной тысячи рублей мною был приобретен почти новый «Турист-спорт», названный Ай-ай-аем из «Tequillajazzz» «профессорским». Он продержался гораздо дольше своего предшественника и заартачился только после того, как я прокатил на багажнике начинающую журналистку от кинотеатра «Мираж» до станции метро «Лесная». За неделю до этого мы проделали в том же составе и тем же образом путь от клуба «Молоко» до моего дома на Моховой, и все прошло благополучно, из чего я сделал вывод, что могу катать девушек на багажнике. Сдав журналистку во власть муниципального транспорта, я поехал к Литейному мосту, и между станциями метро «Выборгская» и «Площадь Ленина» с моего велосипеда, как пот со спринтера, стали скатываться шайбочки и гаечки, после чего слетела цепь, и процесс езды стал невозможен. Я попытался покрутить винтики, измазался как автомеханик. Пришлось полчаса ловить машину с багажником на крыше и везти полуразобранную двухколесную конструкцию домой. Было предпринято несколько попыток починить мой транспорт, но разум подсказывал, что лучше бы и не чинить.
Третий раритет покупался в магазине на Садовой улице, рядом с Апраксиным двором. Немецкое детище с кошачьим названием «Panther» обошлось мне в триста долларов. (Старший лесничий герцога Баденского, барон Карл фон Дрейс в 1817 году на пари преодолел расстояние от Карлсруэ до Келя (50 км) за четыре часа на сидячем самокате. Фон Дрейс сконструировал его сам. В дальнейшем он стал профессором механики в Маненгейме и обессмертил свое имя, добавив к самокату ручной привод. Новая машина была названа в его честь дрезиной. После того, как Дрейс умер, его имущество пошло с молотка, а двухколесная немецкая агрегатина было продано всего за пять марок. Знал бы Дрейс сколько будут стоить модифицированные клоны его дрезины спустя почти три века). Соответственно, себестоимость у «Panther» была долларов сто пятьдесят от силы. Все равно что с «Москвича» на «Мерседес» пересел. Тормоза нажимаются одним пальчиком – легко и свободно. Никогда бы не подумал, что езда на велосипеде может быть настолько комфортной.
Когда выясняешь, что профессиональные байки триальщиков стоят не одну тысячу американских денег, то понимаешь, что все равно ездишь на дешевеньком велопродукте, но мне вполне хватало. Он был куплен для того, чтобы тело мое быстро перемещалось в заданном направлении.